Автор: Прежде, чем говорить о неотъемлемых правах человека, вдумаемся в само слово: «неотъемлемое», такое, которое нельзя отнять. А почему нельзя? Нарушить право человека – это одно. Отнять – совсем другое. Если я Вас убью, я нарушу Ваше право на жизнь. Преследуя меня в уголовном порядке, государство выступит как защитник нарушенного мною права именно потому, что отнять его я не властен. А если государство позволяет или даже требует убивать людей, как нацистская Германия или древняя Спарта? А если государство требует их грабить, как СССР во время коллективизации? С религиозной (и не только христианской) точки зрения ответ однозначен: государство не может отнять те права, которые даны не им, а Богом. Государство может только вводить законы, защищающие эти права подходящим для условий места и времени образом.
Похожим образом описываются пределы полномочий государства в рамках естественно-правовой теории: закон не может противоречить природе человека и общества, а если противоречит, то он и не закон вовсе. Преимущество такой теории в том, что она может быть принята и неверующим человеком. А мы как христиане можем сказать, что природа человека – это один из способов откровения Творца, поэтому она, при правильном ее понимании, не может входить в противоречие с другими видами откровения. Напротив, позитивистская теория права, господствовавшая в XIX и первой половине XX века, предполагает, что именно государство своими законами устанавливает права и обязанности разных категорий граждан. Всякий закон, принятый легитимной властью в соответствии с прописанной процедурой, безусловно обязателен для исполнения.
В 1945 г. перед победителями во Второй мировой войне встал вопрос. Можно ли судить нацистов за совершение того, что по действовавшим на тот момент законам не было преступлением? С точки зрения позитивистской теории права ответ однозначен – нет, нельзя. Никого нельзя судить за деяния, которые в момент их совершения не были запрещены законом. Нюрнбергский процесс и все последовавшие за ним суды над нацистскими преступниками вплоть до все еще случающихся в наше время судов над 90-летними стариками, о чьем прошлом вдруг стало известно, являются вопиющим нарушением этого принципа, если возводить его в абсолют. Однако невозможность его абсолютизации в послевоенной Германии была настолько очевидна, что победителям пришлось применить так называемую «формулу Радбруха».
Профессор юриспруденции, теоретик и историк права, в Веймарской республике короткое время бывший министром юстиции, Густав Радбрух в своей работе 1946-го года с говорящим названием «Узаконенная несправедливость и надзаконное право» писал: «Конфликт между справедливостью и правопорядком можно было бы разрешить таким образом, что позитивное, гарантированное законодательством и властью право имеет преимущество, даже когда оно по своему содержанию несправедливо и нецелесообразно, до тех пор пока противоречие позитивного закона и справедливости не достигает такой невыносимой степени, что закон как «неправильное право» должен уступить справедливости». Правда, сразу вслед за этим Радбрух замечал: «Невозможно провести четкую линию разграничения между случаями узаконенной несправедливости и законов, применимых несмотря на свое ошибочное содержание». Здесь уместно заметить, что до войны Радбрух был принципиальным сторонником правового позитивизма. И еще не лишне сказать, что именно в первые послевоенные годы Радбрух в политическом смысле склонялся на сторону христианских демократов, хотя в 1948 г. он вновь присоединился к социал-демократической партии, одним из лидеров которой был до войны.
Очень важно обратить внимание на то, что использованная Радбрухом отсылка к справедливости как к вечной и неизменной инстанции, стоящей выше создаваемого людьми закона, религиозна по своей сути. И если она не наполняется христианским содержанием, то она наполняется содержанием языческим. Наиболее распространенный в наше время вид языческого прочтения «формулы Радбруха» соответствует процитированным в конце первой статьи цикла словам Честертона о поклонении самому сильному, что есть в мире: закон часто воспринимается как несправедливый и не имеющий силы, если он противоречит представлениям о справедливости, разделяемым «мировым сообществом», а точнее – группой политиков и экспертов, претендующей на то, чтобы от имени мирового сообщества говорить. Такой подход называется консенсуальной теорией права и фактически отличается от позитивисткого только тем, что право принимать любые законы, вводить и защищать новые права человека признается не за государством, а за «мировым сообществом», т.е. за теми людьми, кого «правильно» подадут СМИ, политики и эксперты.
И здесь снова вернемся к тому, о чем говорилось в первой статье, а именно к тому, что право одного человека и запрет на определенное поведение другого всегда неразрывно связаны между собой. Поэтому нередко под видом «защиты прав человека», недостаточно «защищенных» тем или иным законом, таким политикам и экспертам удается продавить новые запреты, постепенно и незаметно насаждая «мягкий тоталитаризм». Самым ярким, хотя далеко не единственным, примером того, как под предлогом «защиты прав человека» происходит их прямое нарушение, являются несколько похожих процессов, недавно прошедших или идущих в настоящее время в США. Если флорист, кондитер или профессиональный фотограф, руководствуясь своей верой, отказывается принять участие в организации гомосексуальной «свадьбы», с недавних пор он рискует не только потерять свой бизнес, будучи присужден к уплате разорительного штрафа за «дискриминационное поведение», — взыскание может быть обращено на его личное имущество, т.е. такой человек может быть просто пущен по миру. В настоящее время подобный закон рассматривается и структурами ЕС.
* * *
Христианское понимание прав человека опирается на тот простой факт, что всякий человек, даже самый закоренелый преступник, создан Богом, несет в себе образ Творца, способен покаяться и достичь богообщения. Поэтому у него есть определенные права и достоинство, и нарушив в отношении него одну из данных Богом на горе Синай заповедей, мы оскорбляем не его, а Бога. Естественно-правовая концепция говорит практически о том же самом, но только не упоминает Бога по имени: есть определенные права, присущие самой природе человека, и никто не может быть их лишен просто потому, что он не может утратить человеческую природу. Но позитивистская и консенсуальная теории права лишают концепцию прав человека необходимого фундамента. В этом случае или права полностью отвергаются, или создается свой список прав человека, которые обязательно должны быть защищены законом. Оба этих варианта означают фактически претензию группы людей на высшую моральную и юридическую власть над другими людьми – на власть, принадлежащую только Богу. И если права человека не отвергаются, они становятся инструментом насильственного насаждения определенных идей.
Вопросы абортов, эвтаназии, гомосексуальных «браков» часто считаются вопросами религиозными. Многие новостные агентства размещают новости о маршах в защиту жизни нерожденных младенцев в разделе «религия». Глядя на это, я часто вспоминаю известное письмо Геринга. Когда врачи из штата люфтваффе отказались ставить эксперименты на людях, рейхсмаршал попросил о проведении этих экспериментов Гиммлера: «Надеюсь, в СС найдутся врачи, не отравленные христианской моралью и понимающие, что жизнь арийского летчика не может быть равна жизни еврея», — писал он. Не нужно быть христианином, чтобы признать преступлением медицинские эксперименты на людях, аборты или эвтаназию. То, что эта точка зрения считается религиозной, — просто способ манипулирования, попытка объявить научный подход иррациональным и произвольным. Если мы не хотим жить в обществе, где подлинное человеческое достоинство попирается, а под видом «защиты прав человека» насаждается тирания, мы должны вернуться к здравому пониманию природы человека и общества. Нам следует встать самим и поставить общество с головы обратно на ноги. «Когда разрушены основания, что сделает праведник?» — вопрошает псалмопевец. Нам придется с Божьей помощью найти ответ на этот вопрос и восстановить основания, разрушавшиеся на протяжении жизни нескольких поколений.
Продолжение следует…
Евгений Розенблюм