Заметки о христианском в искусстве. Ч.3

Юноша Гольдмунд попадает в монастырь, где знакомится с утонченным монахом и интеллектуалом Нарциссом. Тот убеждает его не выбирать чуждый Гольдмунду путь монашества — и уйти в мир, чтобы по-настоящему пережить собственную личность. На пути Гольдмунда будет много испытаний, еще более женщин, искусство, некоторое количество радостей и множество бед. В конце они снова встретятся, чтобы выяснить, был ли данный Нарциссом совет правильным и оба ли пути — через дух и через чувства — могут привести к истине.

Добро пожаловать в мир, в котором нет времени. По ходу развития сюжета некоторые приметы времени появятся, но в первых главах их нет вовсе. История могла произойти когда угодно и потому носит почти притчевый, почти метафизический характер. Отсутствие временного контекста приносит неожиданное облегчение. Время так и осталось не вполне естественным для человека.

Добро пожаловать в место, у которого нет окружающего мира. Монастырь живет сам по себе, выстраивая свое существование в соответствие с истиной и правилом, без оглядки на мир вокруг, которого почти не видно. Какое облегчение — перестать суетиться о мирском! Какое облегчение — возможность заниматься своим домом и своей жизнью, не опасаясь того, что вокруг!

Одна из главных для Германа Гессе идей состоит в том, что человек должен быть самим собой и не должен выбирать в своей жизни ничего антиномичного самому себе. Эту идею он вкладывает в уста Нарциссу, когда тот отправляет Гольдмунда из монастыря в мир. Идея, разумеется, верная — прожить нужно свою жизнь, а не чужую — и идея, разумеется, спорная: а что, собственно, такое “я настоящий”? Не может ли быть так, что выбрать трудное благо — это и есть “я настоящий”? Вопрос весьма непростой.

Противопоставление людей мирских и людей монастырских, людей жизни и людей духа показано гиперболично: одни кардинально отличаются (или должны отличаться) от других. В этом есть некоторый немецкий схематизм, упрощающий ситуацию. В реальности, разумеется, почти нет ни людей чисто “духовных”, ни людей чисто “мирских”; но мы не в реальности, мы — в литературе.

Другая важная мысль, поданная писателем в виде вопроса: познать самого себя, познать истину и познать жизнь предположительно можно не только на духовном пути, но и на пути “мирском”, то есть через чувства, плоть жизни, страсти и творчество. И есть те, для кого этот путь является более подходящим.

Образ творца — едва ли не основной в немецкой литературе; по Гессе, чтобы творить, нужно обладать и духом, и реальной жизнью (плотью чувств). Не обязательно идти по “высшему пути”, избирая безусловное благо и полную чистоту; можно по-настоящему прожить человеческую жизнь и иначе, погрузившись в самые глубины земли, страстей, плоти и повседневности, если только все это освещается неугасаемым светом истины. И в самом деле: творческий поиск и творческая цель придают Гольдмунду ранее отсутствовавший смысл и стимул.

История Гольдмунда поневоле заставляет вспомнить о Зигмунде Фрейде и дискуссиях первых лет 20 века: персонаж в самом буквальном смысле слова “вытеснил” из своего сознания свою мать (а вместе с ней и все женское, мирское и кровное) и должен вернуть ее обратно. Чувства к Мадонне, матери и возлюбленной имеют для него что-то общее, образы иногда почти сливаются в один, но в этом нет никакого поверхностного “фрейдизма” — в этом глубина чувства женского. Выбор духовной жизни, по Гессе, не должен быть отторжением, вытеснением: такая жизнь должна быть принята в свободе, как принял ее в свободе Нарцисс.

На пути, который избрал Гольдмунд — через мир, через плоть и через творчество — появляются другие проблемы. Во-первых, иногда кажется, что ищет он не истину, а только удовольствие: вечное искушение тех, кто живет приятной жизнью. В конце романа он приходит к тому, что соединить переживание и творчество, плоть мира и жизнь по истине не удается. Есть люди, которые  переживают, но не создают, и наоборот; есть живущие по плоти, но не по истине, и наоборот. Нет никого, кто соединил бы все. То ли задача слишком велика для человека, то ли человек — пока еще — не дорос.

Другое искушение — вечное желание насытиться: жизнь, которую ведет Гольдмунд, все только обещает плоды, но полного насыщения так и не дает. И счастлив он не был. Это касается и любви, это касается и творчества; он все время чувствует, что могло бы быть больше и лучше. Но возможно ли совершенство по эту сторону смерти? Пожалуй что нет; чувство неполноты полученного как раз и напоминает нам о том, что эта жизнь — еще не все.

Имена, которые Герман Гессе дал своим персонажам, разумеется, “говорящие”. “Нарцисс” отсылает к самолюбованию и эгоцентризму, “Гольдмунд” можно перевести как “золотогубый” или “золоторотый” (жадный до плоти, другими словами). Каждый наделен ярко выраженным несовершенством. Но если Гольдмунд так и остался Гольдмундом, то Нарцисс, приняв сан, становится Иоанном, взяв себе имя любимого ученика Христа.

К чему отсылает эта метафора? К тому, что своими силами человек не достигает совершенства ни “духовным”, ни “мирским” путем. Путь к совершенству предполагает скачок, который недоступен нашим силам и возможен только с Его помощью.

Будь ты художник или будь ты монах, тебе в любом случае понадобится новое имя.

Сергей Гуркин