Среди даров Святого Духа, безусловно, Страх Божий является наименее популярным. Он не соответствует современным представлением о Боге. С 60–х годов в Католической Церкви принято подчеркивать другие качества, например, милосердие и снисхождение. И это весьма неплохо, но не следует забывать седьмой дар только потому, что он оказался «неудобным».
На самом деле, Святое Писание переполнено намеками на Страх Божий, особенно Ветхий Завет. В рамках Нового Завета, однако, происходит маленькая революция, благодаря Иоанну:
В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение. Боящийся несовершен в любви. (Ин 4,18)
Но, тем не менее, Деяния Апостолов, Павел («Как вы приняли его со страхом и трепетом». 2 Кор 7,15) и даже сам Иоанн (Ангел «говорил громким голосом: убойтесь Бога и воздайте Ему славу, ибо наступил час суда Его, и поклонитесь Сотворившему небо и землю, и море и источники вод». Отк. 14, 7) не отвергают слово «страх». Святое Писание, следовательно, предлагает нам смотреть внимательно на повседневный опыт, отличая «плохой» страх от страха «положительного сорта».
Рассматривая человеческую жизнь, мы можем определить некоторые моменты, в которые переживаем такие же противоречивые эмоции и ощущения.
В первую очередь, — созерцание мира. Аристотель так описывает рождение философии:
Удивление побуждает людей философствовать, причем вначале они удивлялись тому, что непосредственно вызывало недоумение, а затем, мало-помалу продвигаясь таким образом далее, они задавались вопросом о более значительном, например о смене положения Луны, Солнца и звезд, а также о происхождении Вселенной. (Аристотель, Метафизика, 982b-983)
В греческом тексте, тем не менее, используется слово «θαύμα», которое значит и «изумление», а может переводиться и как «чудо», но с угрожающим оттенком(от корня «чуд-» исходят и «чудо» и «чудовище»). С одной стороны, человек чувствует глубокую тягу к красоте и гармонии творения, и понимает, что все ему дано, все как будто дар для него. А с другой стороны, человек не владеет ключевым элементом: причинами; проигнорировав их, он не может контролировать реальность. Для нас творение – это обещание счастья и, одновременно, причина волнения, потому что оно нам неподвластно.
Есть иной основополагающий опыт, который нам дает общую и полную картину: любовь. По отношению к любимому человеку мы испытываем целый спектр чувств, описанных выше. Вообще-то, любить подразумевает дать кому-то другому власть уничтожить нас одним словом (обычно «нет»). Очевидно, эта «отдача» себя самого, хотя бы желаемая, нас пугает. Но кроме «обычных» типов страха (изумление от присутствия такого существа, боязнь его потерять…), есть острая интуиция, иногда подсознательная, но весьма яркая, если любовь – искренна. Это осознание того, что мы не заслужили этого, что мы недостойные, что, любя, мы можем навредить другому человеку. На самом деле, любимый – это другой мир, другая вселенная, в которую мы желаем попасть, а вселенная устроена соответственно определенным правилам, которые мы обязаны соблюдать. Конечно же, в данном случае, «плохой страх» немедленно выступает на сцену: в виде страха что-то потерять, страха быть счастливыми. В любви нет страха, но без уважения к чуду присутствия другого, какая же любовь?
Но отношение с природой и другими людьми, т.е. с тем, что в нас вызывает восхищение, является мощным знаком отношения с Тем, для Которого создано наше сердце. Все, что мы сказали до сих пор, мы можем переместить в наши отношения с Богом. И даже когда такие отношения достигают невообразимой степени, когда Сам Бог входит в нашу лодку, не стоит избавляться ото всего, что было. Перед Богочеловеком, главное – позволить ему привести в порядок наше сердце. «Лопата Его в руке Его, и Он очистит» наш дух «и соберет пшеницу Свою в житницу, а солому сожжет огнем неугасимым» (Мф 3, 12).
Итак, что происходит с нашим страхом? Христианин, на протяжении своего жизни, повседневно призван отличить дьявольский страх стать самим собой (т.е. святым) от справедливого уважения к Богу. Мы должны осознать свое место, потому, что никакой «слуга не выше господина своего» (Мф 10, 24) и «между Творцом и творением, хотя сходство большое, гораздо больше разница» (IV Латеранский Собор, Глава 2).
В конце концов, «положительный Страх Божий» состоит только в ограничении? Не только, наверное. Страх связан с величием нашего призвания; он показывает, что наша дорога длинна и наполнена благодати; он обещает неистощимость знания Бога. Страх – это похоже на изумление, испытанное Уиттлсом Харолдом (глухой мальчик на фотографии, который начал слышать, благодаря слуховому аппарату); похоже, а наше продлится навсегда. Испуган ли он? Чуть-чуть, как и мы, когда будем слышать Голос, звука которого мы искали и ожидали всю жизнь.
о. Паоло Паганини, FSCB