Автор: «Я» — это отношение с бесконечным, вся динамика, весь динамизм человеческого «я» раскрывается в стремлении к совершенству, то есть к совершению самого себя. (о. Луиджи Джуссани)
Разорванное «я»
Из-за «странного помрачнения мысли» в нас и вокруг нас пало множество очевидностей, среди которых – даже очевидность «я», которая наблюдается и в нас, потому что мы тоже поддаемся влиянию на своё «я» извне. А ведь чувство «я» каждого из нас является необходимым условием для отношений со всей реальностью: оно требуется для того, чтобы понимать собственных детей, или улавливать глубокий смысл стихотворения, или осознавать важность того, что сообщает тебе друг или жена. Без «я» больше нет «ты», отношения становятся сухими. Кто я? Чего по-настоящему желаю? Сегодня неясно именно это. Каждый человек замечает в себе устремление, жажду, желание быть, утверждать себя, достигать собственного свершения. Но что составляет это устремление, к чему ведет, что действительно может удовлетворить наше «я»?
Художник Эдвард Мунк писал: «болезнь, безумие и смерть – черные ангелы, которые стояли на страже моей колыбели и сопровождали меня всю жизнь». Вот отрывок из его воспоминаний: «Я гулял по дороге с двумя товарищами. Солнце садилось. Небо вдруг стало кроваво-красным, и я почувствовал взрыв меланхолии, грызущей боли под сердцем. Я остановился и прислонился к забору, смертельно усталый. Над сине-черным фьордом и городом лежали кровь и языки пламени. Мои друзья продолжали гулять, а я остался позади, трепеща от страха, и я услышал бесконечный крик, пронзающий природу», — так он писал о дне, когда впервые услышал этот крик.
У человека на его картине нет лица: он является лишь криком, а это крик перед пустотой. А если «я» нет, то и «ты» не существует – возникает разобщённость. Мунк рисует только воспоминания, никаких дополнительных деталей, ничего, чего бы он ни видел сам. Отсюда простота его картин, отсюда их пустота.
В кубизме отчетливо виден «распад» человека на детали. По словам Пикассо, когда они обнаружили Кубизм, у них не было цели обнаружения Кубизма. Они только хотели выразить то, что было в них.
Взгляд на действительность многослоен как своим изображением, так и мышлением. В картине объект разлагается распадается на многие углы зрения в стремлении довести до зрителя самую полную информацию. Он объединяет разные углы зрения, например, прямой с боковым, вид сверху, снизу, и разъясняет очертания, скрытые от зрителя. Здесь, в аналитическом кубизме, преобладает многоцветность, и отсутствуют свет и атмосфера (Жорж Брак).
Еще одним противоречивым символ того времени стала башня Татлина. Она задумывалась архитектором, как символ воссоединения человечества, разделенного при постройке Вавилонской башни. Она – мост между небом и землей, архитектурное воплощение мирового древа, опора мироздания, а также жилище мудрецов.
Де Кирико, итальянский художник, близкий к сюрреализму, также подтверждал мысль того времени: «Искусство должно творить неизвестные в прошлом ощущения, лишиться обыкновенного и принятого… упразднить человека как способ, чтобы выражать мысли, ощущения, символы, освободить живопись от антропоморфизма… видеть любую вещь, и человека, в собственном качестве вещи. … Всё в мире следует понимать как загадку. Мне интересуют не внешние стороны видимой действительности, но глубинные, «загадочные», потусторонние, вечные аспекты бытия; не преходящий мир явлений, но — лежащий за ним некий сущностный (метафизический) уровень».
В противовес разорванности человеческого «я» в сознании и искусстве ХХ века, обратимся к прошлому, а именно, к эпохе Средневековья, когда Бог был причастен ко всем сторонам человеческой жизни и являлся центром жизни.
Единство «я»
«Средневековая культура благоприятствовала формированию мышления, отмеченного подлинной религиозностью, определенного образа Бога как всеохватывающего горизонта всякого человеческого действия; и, следовательно, принятием Бога как причастное ко всем сторонам человеческой жизни, к любому, без исключения, человеческому опыту, и принятием Его как объединяющего идеал. Конечно, христианская цивилизация не является совершенной, — напоминает нам Доусон, — но это цивилизация, которая рассматривает христианский образ жизни как норму». (о. Луиджи Джуссани)
Рассмотрим 4 важных аспекта Средневековой культуры, отражающих и подтверждающих эту идею:
1) Кафедральный собор – его центральное положение. Он возвышается над окружающим пейзажем, является сердцевиной города, это воплощенный символ единства между людьми, равными перед лицом бесконечного и единого идеала. Собор как модель божественного мироздания, выглядит устремленным вверх, к небу.
К нему стекались все: друзья и враги, далекие и близкие, во время праздников, которые были преддверием, как говорит Иаков Тодский, того «небесного Царствия, наполняющего всякое празднество, которого страстно жаждет сердце».
Все в этом здании выражает центральность: портал, в центре которого образ Христа; образы святых являются несущими элементами самого портала, а святые – несущие элементы Церкви; они встречают и принимают верующих у входа.
В Средние века, когда большинство прихожан являлись неграмотными, витражи, фрески, рельефы и скульптурные изображения являлись не просто художественным украшением церквей, но чем-то вроде «наглядного пособия», позволяющими пастве более живо вообразить события, описанные в священной книге.
Колонны и пилястры внутри собора сопровождают и направляют взгляд к алтарю. Верующий, входя в кафедральный собор и рассматривая изумительную красоту здания, его совершенство и гармонию, отражение божественного сотворения, мог представить себе святой город, небесный Иерусалим.
2) Физическим воплощением единства в то время являлся монастырь. В нём люди из всех сословий свободно собирались вместе, соединяли молитву и работу; и создали общество, опирающееся на осознание, что Бог обнимает все.
Монастырь был чем-то вроде города, сердцем которого является внутренний дворик, связывающий все здания: храм, кельи, трапезная, больница, пекарня, иногда школа.
Для св. Бенедикта монастырь – это образ всей Церкви, «школа, в которой учатся служить Господу» под руководством настоятеля и с помощью подчинения евангельским заповедям.
Из Устава святого Бенедикта: «Если существует усердие дурное и горькое, отделяющее от Бога и ведущее в ад, то есть также доброе усердие, отделяющее от пороков и ведущее к Богу и жизни вечной. Таково усердие, которое монахи должны применять во всей полноте горячей любви (…). Они будут стараться в покорности и послушании друг к другу; никто не будет искать своей собственной выгоды, но выгоды другого; они будут предаваться братскому милосердию безо всякой корысти; с любовью убоятся они Бога; они будут любить своего настоятеля любовью искренней и смиренной; „они абсолютно ничего не предпочтут Христу»; и да позволит Он нам войти всем вместе в жизнь вечную!» («Устав», гл. 72)
3) Средневековый город располагается вокруг центральной площади, где находятся кафедральный собор и ратуша, символы духовной и политической власти, сама площадь является местом собраний и иногда ярмарки.
4) Человеческим идеалом является святой, человек, присоединенный с Богом и поэтому единый в себе. Человек, нашедший внутреннюю цельность, объединенный стремлением к Христу, уподобленный Ему.
Итак, для нас очевидна пропасть между самосознанием человека средневекового и человека современного. Мы видим крайние точки: изначальное единство «Я» в культуре средневековой Европы и полное непонимание собственного «Я» у современников Мунка (а возможно, ещё в большей степени — у наших современников). О том, как происходил этот разрыв, о пути, углублявшем его эпоха за эпохой, мы поговорим в следующей статье. А пока закончим отрывком из поэмы Элиота «Камень», как нельзя лучше отражающим трагедию этого разрыва. Элиот рассматривает историю человечества, историю рождения религии как стремление к Абсолюту, и историю того, что случилось с христианством, тот самый момент, когда что-то случилось.
И люди, пошедшие к свету, сами были от света
И сотворили Высокие Религии, что хорошо,
Ибо Высокие Религии ведут от света к свету,
к Познанью Добра и Зла.
Тогда показалось: отныне люди от света пойдут
к свету при свете Слова
Жертвенным и Страстным путем, данным им,
несмотря на людскую природу;
Низкие, как всегда, плотские, своекорыстные, как
всегда, жадные и близорукие, как всегда,
Но всегда они не сдаются, утверждают, возобновляют
поход по пути, освещенному светом;
Мешкают, останавливаются, блуждают
и возвращаются, но не идут по другому пути.
Но, кажется, что-то случилось, чего не случалось
прежде: хотя мы не знаем, когда, почему, где и как.
Люди оставили Бога не ради других богов, но ради
не-бога; отнюдь не случалось прежде,
Чтобы люди и отрицали богов, и поклонялись
богам, первым из них признав Разум.
А затем Деньги и Власть, с позволенья сказать,
Жизнь, Расу и Диалектику:
Церковь отвергнута, башня разрушена, колокола
низринуты, что же нам делать?
Разве стоять с пустыми руками ладонями вверх
В век, постепенно идущий вспять.
Безвидность и пустота. Безвидность и пустота.
И тьма над бездною.
Это Церковь предала людей или люди предали Церковь?
Когда с Церковью не считаются, даже не борются,
люди забыли всех богов,
Кроме Похоти, Лихоимства и Власти.
Элена Фьерамонти