Автор: Один францисканский монах из российской глубинки не без юмора рассказывал: несколько лет назад, впервые увидев человека в хабите с верёвкой, местные жители спрашивали: «Что, кино снимается?» Услышав отрицательный ответ, бормотали: «Ну, дела…» — и качали головой.
«Монахи в век лазера и электроники? – скажут многие. – Да это же такой же анахронизм, как телега на космодроме». Скажут, возможно, многие, но вот немногие знают о том, что монашество было мощной движущей силой в создании постантичной цивилизации, когда после крушения Римской империи Европа лежала в духовной мгле и варварстве и когда из монастырей, хранивших огонь знаний минувшей эпохи, в мир пошли монахи, неся в одной руке крест, а в другой, образно говоря, книгу и плуг – знания, ремёсла и передовое земледелие. В тот период большинство монастырей не были чисто созерцательными – обитатели их, кроме богослужений и уединённых молитв, активно занимались образованием и ручным трудом, применяя подчас новейшие, как бы сейчас сказали, технологии (к примеру, популярное во всём мире шампанское – изобретение французского монаха Пиньерона). Ora et labora – молись и трудись – было девизом Бенедикта Нурсийского, основоположника западного монашества. А в России? Кирилл и Мефодий, давшие славянам письменность, были монахами, а сами монастыри и Лавры не только несли на Русь свет духовности и знаний, но и часто становились соединяющим фактором в условиях княжеско-удельной раздробленности, были тем колоколом, который поднимал все земли на борьбу с захватчиками (вспомним Сергия Радонежского), были стражами «генетического кода нравственности» народа.
Позже монахи деятельно трудились на ниве просвещения и науки, выкупали пленных, защищали, как доминиканец Лас Касас, угнетаемых. Монахи-миссионеры, неся Благую весть по всему миру, становились не только одновременно пастырями язычников, учителями и врачами, но и нередко жертвами, кровью подтверждая свою преданность Кресту. «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин 15: 13) – и в наше время под знаменем Христа шли на мученичество Максимилиан Кольбе, мать Мария (Кузьмина-Караваева), Эдита Штайн.
«Так будем же пользоваться Милосердием, пока время помилования» — это слова блаженной Фаустины Ковальской, простой монахини, «малой мира сего», избранной Христом для возвещения миру Божьего Милосердия. Мать Тереза Калькуттская стала олицетворением христианского самопожертвования и любви к ближнему – многие тысячи угнетённых и спасаемых от смерти могут это подтвердить. По сей день монашество даёт миру блестящих философов, учёных и педагогов, по сей день монахи несут миру свет Евангелия и проливают кровь во имя Христа.
Скептики могут сказать: это так, но всё же в наше время в монашестве, как институте нужды нет, оно не современно и не созвучно эпохе. В ответ можно спросить: а современно ли солнце в эпоху галогенных ламп? Ведь делают же для чего-то окна в домах, освещаемых электричеством. И прежде чем прейти к вопросу «нужности» или «ненужности», попытаемся хотя бы прикоснуться к тайне монашеского призвания как Поручения Свыше, к тайне души, ответившей на Божий зов. Святой Бернард говорил: «Чей дух ощутил взгляд Бога, тот не может его выразить, а кто не его не ощутил, тот не может этому поверить». Тайна, в отличие от секрета, всегда остаётся тайной. Францисканец Л. Хольц в своей книге о монашестве пишет: «Человек оставляет «мир» потому что его призывает к этому Христос, он отказывается «от всего», и отправляется на поиски Бога – внутри себя самого и внутри других. До тех пор, пока это происходит, в Церкви будут монахи».
М. Куаст писал: «Если ты должен быть алтарём для священника, отказывайся быть столом для семьи, ложем для супругов». Поэтому монахи и монахини дают тройной обет послушания, безбрачия и бедности, «в полную противоположность тому, что обычно считается идеалом современности» (А. Фроссар).
В наш рациональный и прагматичный век, когда всё принято оценивать и взвешивать с чисто материальных позиций (но не всё, к счастью, можно взвесить, оценить и купить), вопрос «нужно ли монашество?» и звучит в чисто материальной тональности. Блаженная Фаустина Ковальская в своём дневнике записала: «Господь дал мне узнать, что существование человечества поддерживают избранные души. Когда число избранных достигнет предела, мир перестанет существовать». Воистину, stat crux dum volvitur orbis – крест стоит, в то время как мир вращается.
— «Когда один молится, другой проклинает, чей голос услышит Владыка?» (Сир 34:24). Где-то льётся кровь и сыплются взаимные проклятия – монах, «добрый воин Христа», молится о мире.
— «Многочисленны приступающие к Трапезе, но мало готовых к постам» (Фома Кемпийский). Где-то на весёлых застольях поглощаются изысканные напитки и деликатесы – монахиня, голубка Христова, постится.
— «Весь мир лежит во зле» (1 Ин 5: 19) – из монашеской кельи в межзвёздное пространство возносится молитва к Богу.
Итак, актуально ли сегодня монашество? Нужна ли скрипка в век электроники? Нужна ли тихая, чистая и светлая мелодия среди грохочущей какофонии? Послушаем Виктора Гюго, мудрого романтика, сказавшего о монашествующих: «Мы приветствуем тех, кто преклоняет колени… Быть погружённым в созерцание не значит быть праздным. Есть труд видимый, и есть труд невидимый. Созерцать – всё равно, что действовать. Руки, скрещенные на груди, — работают, сложенные пальцы творят. Взгляд, устремлённый к небесам, — деяние… Перед лицом той тьмы, которая окружает нас, и в неведении того, во что превратит нас великий конечный распад, мы отвечаем: «Быть может, нет деяния выше того, что творят эти души». И добавляем: «Быть может нет труда более полезного». Нужны же людям вечные молельщики за тех, кто никогда не молится».
Да, это они, «единственные во всём мире стражи ночи, сердца, бьющиеся для Бога, когда другие спят» (М. Куаст), и в мире их сейчас больше двух миллионов. Лучше зажечь одну маленькую свечку, чем проклинать тьму – это мудрость всех времён и народов. И легче, и светлее жить в этом мире, когда в нём горят два миллиона свечей.
Сергей Мальцев
Источник: Журнал «Твой Благовестник», 1999