Автор: Продолжаем разбор итогового документа Предсинодальной встречи молодёжи. Полный текст одиннадцатого пункта под названием «Образ Церкви»:
Сегодняшняя молодежь жаждет подлинной Церкви. Мы хотим сказать, особенно иерархии Церкви, что она должна быть прозрачным, приветливым, честным, привлекательным, коммуникативным, доступным, радостным и интерактивным сообществом.
Заслуживает доверия та Церковь, которая не боится позволить себе выглядеть уязвимой. Церковь должна быть искренней в признании своих прошлых и нынешних ошибок, в том, что она состоит из людей, способных на ошибки и непонимание. Церковь должна осуждать такие действия, как сексуальное насилие и нерациональное использование власти и богатства.
Церковь должна продолжать настаивать на нетерпимой позиции в отношении сексуальных надругательств в своих учреждениях; смирение несомненно повысит ее авторитет среди молодежи мира. Если Церковь будет действовать таким образом, она будет отличаться от других институтов и органов власти, которым молодые люди по большей части уже не доверяют.
Более того, Церковь привлекает внимание молодежи, будучи укорененной в Иисусе Христе. Христос — это истина, которая отличает Церковь от любой другой мирской группы, с которой мы можем себя ассоциировать. Поэтому мы просим, чтобы Церковь продолжала возвещать радость Евангелия под руководством Святого Духа.
Мы желаем, чтобы Церковь распространяла это послание через современные средства коммуникации. У молодых людей есть много вопросов о вере, но они жаждут получать не размытые ответы или заготовленные формулировки. Мы, молодая Церковь, просим, чтобы наши руководители говорили практическим языком на спорные темы, такие как гомосексуализм и гендерные вопросы, которые молодые люди уже обсуждают свободно без табу. Некоторые считают Церковь «антинаучной», поэтому ее диалог с научным сообществом также важен, так как наука может осветить красоту творения. В этом контексте Церковь должна также заботиться о проблемах экологии, особенно о загрязнении окружающей среды. Мы также желаем видеть чуткую Церковь, которая тянется к тем, кто маргинализирован, гоним и беден. Привлекательная Церковь — это Церковь, которая строит отношения.
Перевод с английского: Оксана Пименова
Над одиннадцатым пунктом размышляет Евгений Розенблюм:
Как только итоговый документ Предсинодальной встречи был опубликован в интернете, немедленно появились и обвинения в западных католических СМИ и блогах: текст, мол, только выдается за написанный молодежью, а на самом деле от её имени его писали представители совсем другого поколения. Поэтому, получив предложение поделиться своими мыслями об одиннадцатом пункте документа, я поначалу засомневался: независимо от того, сколько правды в этих обвинениях, я-то в свои 35 лет всяко не молодежь, а «в меру упитанный мужчина в полном расцвете сил».
И все же… Есть вещи, которые, если с годами и уходят, мне до этого еще далеко. На днях старший сын (скоро ему будет восемь), когда я на прогулке что-то сказал про шило в известном месте, спросил меня: «Папа, а у тебя в детстве тоже там было шило?». «Конечно!», – ответил я, – «И скажу тебе больше: оно никуда не делось». Сказал, а сам немедленно вспомнил давнюю шутку старшей сестры во Христе, посланной мне Богом на пути христианского взросления: «Если у человека есть шило в заду, его надо не извлечь, а подчинить разуму и направить на служение Богу и Церкви». Пожалуй, желание активно менять мир вокруг себя, создавать что-то новое, исправлять и улучшать существующее – это одна из главных черт молодости. Вторая черта – тяга к подлинности, желание быть причастным к чему-то по-настоящему ценному.
В 19 лет я начал играть в полигонные ролевые игры. Чего я искал на них? Как это ни парадоксально звучит, утолял тоску по подлинности. Если в жизни нет возможности встать на сторону добра против зла, внести пусть малый, но свой вклад в по-настоящему важное и правое дело, то хотя бы на игре, окунувшись на пару дней в реальность толкиновского Средиземья или другого похожего мира, стоит представить себя воином справедливого и мудрого эльфийского короля или кем-то подобным. Особенно (хотя и не обязательно), если тебе около двадцати.
В 21 год я с друзьями приехал на выходные в Петербург. Гуляя воскресным утром по центру, я оказался около полудня в Ковенском переулке и неожиданно для себя самого переступил порог одного очень необычного здания… В тот день кончилась моя непутевая молодость и началась путевая: я нашел Путь (а также Истину и Жизнь), которым имеет смысл идти. Когда вскоре я перестал ездить на игры, многие друзья спрашивали меня: «Почему? Ведь есть множество католиков, кто ездит». Я больше не видел в играх смысла. Я нашел того Короля, Которому только и стоит служить, Который никогда не обманет, не поведет в неправый бой, образом Которого (более или менее искаженным) является любой земной правитель. И этот Король существует не в книжке, не в игре, а на самом деле! Более того, ждет моего служения и принимает его, пусть даже так, как отец принимает в дар произведение рук своего маленького ребенка: не забывая, что он сам дал этому ребенку жизнь и обеспечил возможность научиться чему-то, не нуждаясь в этом произведении, но ценя его как дар сыновней любви, отвечающей на его отцовскую любовь.
Ко времени своего прихода в Церковь, я успел сменить два ролевых клуба. Я ждал, что они будут «прозрачным, приветливым, честным, привлекательным, коммуникативным, доступным, радостным и интерактивным сообществом», и они были им… отчасти. А дальше в дело вступал первородный грех. Церковь тоже является таким сообществом лишь отчасти, какие-то общины ближе к этому идеалу, какие-то дальше, но первородный грех присутствует всюду. Единственное отличие Церкви от других сообществ – это Христос. «Церковь привлекает внимание молодежи, будучи укорененной в Иисусе Христе. Христос — это истина, которая отличает Церковь от любой другой мирской группы, с которой мы можем себя ассоциировать». За время, проведенное в Католической Церкви, я видел немало людей, которые приходили в неё, а годы спустя, разочаровавшись или в каких-то конкретных людях, или в церковных нравах вообще, уходили. Пожалуй, я и сам давно бы ушёл, если бы Церковь была только людским сообществом. В Церковь можно прийти по множеству причин, но остаться – только по одной: из любви ко Христу и из признания, что нет другого пути и другого спасения (Ин 14:6; Деян 4:12). Ведь даже апостол Петр, как ни любил он Иисуса, но в момент сомнений на прямой вопрос, не хочет ли он уйти, не стал отвечать, что нет, не хочет, а сказал: «Господи! к кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни» (Ин 6:68).
Когда я слышу от кого-то, что он разочаровался в священниках или в отношениях между прихожанами, я всегда отвечаю одной фразой: «А я в них и не очаровывался». Признать это неприятно, но необходимо: люди есть люди, со всеми своими слабостями. «Церковь должна быть искренней в признании своих прошлых и нынешних ошибок, в том, что она состоит из людей, способных на ошибки и непонимание». Причем признавать нынешние ошибки намного труднее, чем прошлые. Люди, говорящие: «если бы мы были во дни отцов наших, то не были бы сообщниками их в пролитии крови пророков» (Мф 23:30), по сути говорят ни что иное, как: «Боже! благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи, или как этот мытарь» (Лк 18:11), только превозносятся они не над современниками, а над людьми прошлого, с которыми себя лицемерно отождествляют только для того, чтобы подчеркнуть свое превосходство над ними.
Год моего катехумената совпал со вторым курсом истфака. Одной из первых христианских книг, которые я прочел в то время, было эссе Г. К. Честертона о св. Фоме Аквинском. Честертон ясно и просто изложил основную мысль томизма: вера и наука не могут и не должны противоречить друг другу, как не должны различаться ответы, подсмотренный в конце задачника по математике и полученный в результате решения задачи. Если противоречие есть, то или научный вывод ошибочен, или вера ложна (продолжая нашу аналогию – или задачу решили неверно, или в ответе опечатка), или – что тоже бывает нередко – мы принимаем за науку или за веру то, что ими не является, а является просто доминирующим в определенной среде в определенную эпоху мнением.
Одновременно углублять свое понимание веры и изучать историю было (и остается до сих пор) очень увлекательным приключением. Чем больше я изучал историю (а нас учили как можно больше обращаться к первоисточникам и как можно меньше – к трудам коллег), тем больше я видел, что история Католической Церкви, хотя и не без черных пятен, но дает гораздо меньше поводов для стыда, чем принято считать. И чем больше я изучал историю, тем крепче становилась моя католическая вера. А чем крепче становилась вера, тем больше мне хотелось изучать историю. Нередко споры в соцсетях и на форумах становились поводом зарыться на месяцы в древние тексты. Во многом благодаря этому родился сборник «10 мифов о католичестве», написанный четырьмя историками-католиками, самым меньшим из которых и по христианской, и по научной зрелости был я. Сборник был опубликован в качестве одной из глав книги с провоцирующим названием «50 религиозных идей, которые никогда не понравятся Богу» и потом выложен на сайте Рускатолик.рф.
Как историк я научился считать свою эпоху лишь одной из множества эпох, которая, как и те, что были до нее, и те, что придут вослед, однажды отойдет в историю вместе со всеми своими достижениями и провалами, открытиями и предрассудками, со своей уникальной и ограниченной культурой. А как католик я много раз слышал изречение: «Пока мир вертится, крест стоит». Легко мерять людей прошлого своей современной меркой. Вера дает возможность мерять и прошлое, и настоящее меркой вечности. Легко сказать: «Если бы мы были во дни Галилея, то не были бы сообщниками в суде над ним», легко повторять легенду о том, что Церковь преследовала его за гелиоцентризм, даже не дав себе труда узнать, что претензии к Галилею были совсем в другом. Труднее встать против господствующих в обществе суждений, поддержанных и существенной частью академической корпорации, в защиту тех ученых, которым в наши дни на политически неудобные исследования отвечают не научными контраргументами, как отвечали Галилею, а клеветой и лишением работы, таких как, например, Марк Регнерус или Нэйл Уайтхед. Их выводы со временем могут быть подтверждены, опровергнуты или (как в случае с Галилеем) уточнены в существенных деталях, но для этого необходима научная дискуссия.
Католики не должны бояться откровенного разговора, не должны бояться неудобных и необщепринятых выводов, не должны слепо следовать за авторитетами. Только так изменяли мир великие святые прошлого, и возможность стать причастным к такому изменению, ткнуть хотя бы пальчиком в ту стену, в которую били кулаками они, которую тараном сокрушает Сам Бог – это то, в чем состоит вечная молодость христианства и вечная его притягательность для молодых духом.
И в 21 год, когда я только начал открывать для себя христианство, и в 35 лет, когда я по-прежнему знаю намного меньше, чем мне еще – надеюсь! – предстоит узнать, Католическая Церковь привлекает меня своей подлинностью, которая связана с ее неотмирностью. Чтобы брать от мира все по-настоящему ценное, смело противопоставляя себя злу и фальши, которых в мире всегда в избытке, Церковь должна не бояться отличать первое от второго, доверяя в этом Судье Праведному – Богу.
И тогда любимые мною с подросткового возраста (и многими другими молодыми людьми) строки «Машины времени» войдут в резонанс с христианской твердостью и искренностью:
Не стоит прогибаться под изменчивый мир –
Пусть лучше он прогнется под нас,
Однажды он прогнется под нас.
Изображение: Wikipedia