Автор: Седьмая публикация из цикла «Великий пост с библейскими женщинами»
Рассказ об этой женщине занимает всего несколько строк одной главы, но в нем столько трагизма и напряжения, что пройти мимо него равнодушным невозможно. Сквозь скупые слова библейского повествования проступает образ, полный силы, даже величия. Образ женщины, не сломленной горем, сохраняющей верность и способной на подвиги ради любви.
Рицпа, дочь Айя, была наложницей царя Саула. В те времена в Израиле наложница считалась замужней женщиной, получавшей в обществе статус мужа. Соответственно, Рицпа считалась законной женой царя. Ее положение отличалось от положения первой жены Саула только тем, что ее дети не могли претендовать на престол. Скорее всего, именно из-за соображений престолонаследия первый израильский царь и не женился на Рицпе, а только взял в наложницы.
Предполагают, что первую жену Саул ввел в свой дом еще до того, как был помазан пророком Самуилом на царство. Ее звали Ахиноамь, что значит «милость». Предание сохранило рассказы о ее необыкновенно кротком нраве. Она родила семерых детей: сыновей Ионафана, Иессуи, Мелхисуа, Аминодава и Иевосфея, дочерей Мерову и Мелхолу.
Рицпа же появилась в жизни Саула, уже когда он был царем. Если бы он, как это было принято при женитьбе, заплатил за Рипцу выкуп, а потом заключил брачный договор, то она вошла бы в его дом на правах жены, а значит, ее дети могли бы претендовать на престол в обход детей Ахиноамь. Потому что Саул-царь вводил в свой дом новую царицу, а первая жена, взятая до помазания на царство, и ее потомство как бы отходило на второй план. Рицпа вошла в дом Саула как наложница. У него уже были дети. Как всякий восточный владыка, он не мог не заботиться об их праве на престол. Иудейские мудрецы говорят о том, что старшие сыновья были воспитаны Ахиноамь в духе братолюбия, и Саул мог быть уверен, что его старшие дети не пойдут войной друг на друга, чтобы захватить власть. А вот как поведут себя отпрыски второй жены, предугадать было сложно. Проще взять девушку в наложницы, тогда у ее детей будут минимальные права на престол.
Тем не менее, после гибели Саула Рицпа становится лакомым кусочком для желающих занять царский престол. В то время как царем становится единственный оставшийся в живых сын Саула Иевосфей, Авенир, двоюродный брат погибшего царя, забирает себе Рицпу. Маловероятно, что он воспылал любовью к наложнице. Все дело в том, что царица, пусть и несколько пораженная в правах, была ценным приобретением в политической игре. Не зря же Иевосфей возмущается и требует от Авенира ответа на вопрос, почему тот спал с наложницей (2 Цар 3,7). В ответ военачальник изображает праведный гнев, обижается и решает переметнуться к Давиду.
Во второй книге Царств читаем: «Авенир очень разгневался на слова Иевосфея и сказал: «Разве я собачья голова у Иуды?» (2Цар 3,8) Этот возглас не случаен. В нем отражается целая гамма чувств. С одной стороны, сравнение с мертвой собакой в иудейской культуре было признаком величайшего уничижения. И так это животное считалось особо презираемым, но еще более мертвое. С другой стороны, слово «собака» (келев) использовалось как обозначение мужчин-храмовых проституток, живших при храме богини Астраты. Для воина, воспитанного в традициях поклонения Единому Богу, эти люди были особенно неприятны, им было место только на свалке, рядом с обглоданной сородичами собачьей головой. В этих словах скрывается и армейская грубость. Келев ассоциировалось с грубым словом, используемым ханаанским населением, kujna, которое можно перевести, как палка. И, наконец, Авенир не очень изящно намекает Иевосфею, кем он его считает, и как на него смотрят жители благочестивой Иудеи. Со времен Исхода «собачья голова», символ египетского бога Анубиса, была напоминанием о тех, кто отступил от веры в Единого Бога. Иевосфей же вошел в историю именно как вероотступник. Не зря в книге Паралипоменон он упоминается, как Ешбаал. Так звучит его имя в переводе на греческий язык, чтобы у читателя не было сомнений в характере поведения четвертого сына Саула. На библейском иврите его имя звучит как Иш-бошет, сын позора. Это намек на то, что и в доме Саула не отвергали идолов (стоит вспомнить, что дочь Саула и первая жена Давида, Мелхола, положила в постель вместо убежавшего супруга семейного идола), а его потомок пошел еще дальше – отошел от веры Израиля. Разве мог такой человек быть царем народа Божьего и попрекать военачальника, прославившегося в сражениях тем, что он завладел женой двоюродного брата? Конечно, в словах Авенира есть значительная доля манипуляции. Наверняка, план по переходу на сторону Давида уже созревал в его голове. Иевосфей только дал повод обидеться, которым тут же воспользовались.
Что же произошло дальше с Рицпой? Отправилась ли она в след за Авениром или осталась в доме Иевосфея? Она могла вернуться в дом своего отца Айя. Ведь не зря же его имя упоминается. Этим подчеркивается, что Рицпа не была безгласной рабыней. Она была свободной женщиной, которая, став вдовой, вполне могла взять детей и уйти восвояси. Библейский бытописатель ни словом не обмолвился об этом. Снова Рицпа вспоминается, только когда Давид принимает решение отдать ее сыновей на растерзание гаваонитянам.
Некогда у гавонитян был собственный город Гавон, находившийся в 10 км западнее Иерусалима. Когда израильтяне приблизились к этим местам, хитрые гаваонитяне оделись в потрепанные одежды, взяли старые мехи из-под вина, черствый хлеб и притворились странниками. Им удалось обмануть бдительность Иисуса Навина и его соратников. Они перед лицом Господа заключили с гаваонитнами союз. И только потом обнаружили, что никакие это не странники и не пришельцы, что город их расположен совсем неподалеку. Они просто не хотели воевать с евреями, потому что боялись быть убитыми. Так гаваонитяне стали рабами в Израиле и выполняли самую грязную работу. В том числе и убирали при жертвеннике (Нав 9).
Город Гавон вошел в удел Вениамина, а сами гавонитяне стали спутниками священников (колена Левия). Поэтому они оказались в Новме, городе священников. Здесь находилась Скиния Завета и жил первосвященник Ахимелех. К нему и пришел Давид за помощью, когда бежал от Саула. Он обратился к Господу и в то же время скрылся в земле, принадлежащей роду Вениамина, из которого происходил Саул. Здесь царь стал бы его искать в последнюю очередь, но именно здесь нужно было приобретать новых сторонников на будущее. Ахимелех принял Давида. «И дал ему священник священного хлеба; ибо не было у него хлеба, кроме хлебов предложения, которые взяты были от лица Господа, чтобы по снятии их положить теплые хлебы» (1 Цар 21,6). Здесь же за ефодом хранился меч Голиафа. Его Давид забирает с собой. Проходит совсем немного времени, и Саул узнает о случившимся от одного из начальников своих пастухов, Доика Идумеянина. Царь принимает странное решение уничтожить весь город. Он пропускает мимо ушей слова первосвященника, объяснявшего ему, что не знал, что Давид теперь считается мятежником. Все тот же Доик берет в руки меч и умертвляет не только все население города, но даже скот, принадлежавший горожанам. Спасается только Авиафар, один из сыновей Ахимелеха, который находит Давида и примыкает к нему. «Авиафар рассказал Давиду, как Саул убил священников Господа. И сказал Давид Авиафару: «Я видел в тот день там Доика Идумеянина. Я знал, что он донесёт Саулу! Я виновен в смерти всей семьи твоего отца» (1 Цар 21-22).
Стоит отметить, что левиты не мстят за убитых священников. Не потому что они боятся Саула. Будучи рассеяны среди сынов Израиля и имея духовный авторитет, священники вполне могли поднять восстание. Но они проявляют невероятное по тем временам благородство. Они прощают обезумевшего царя. Разве кто в здравом уме поднимет руку на служителя Всевышнего? Жизнь левитов в руках Божиих, поэтому они не ропщут и следуют заповеди: «Не мсти и не имей злобы на сынов народа твоего, но люби ближнего твоего, как самого себя» (Лев 19,18). И нигде нет ни слова о гаваонитянах.
Проходит некоторое время и вот уже Давид – царь Израиля. В стране начинается засуха, а за ней и голод. Набожный царь начинает искать причину. Вероятно, кто-то из избранного народа стал поклоняться идолам. Но нет, сыны Израиля сохранят верность. Один засушливый год сменяет другой. «На земле три года подряд был голод. Давид помолился Господу, и Господь ответил ему: «Это из-за Саула и его кровожадного дома, за то, что он убил гаваонитян» (2Цар 21,1). Как же так? Ни слова нет о смерти гаваонитян, только о смерти священников и их семей. Иудейские мудрецы предположили, что Даик разил без разбора и умертвил вместе со служителями алтаря семь гаваонитян, прибиравшихся рядом со Скинией. Поэтому впоследствии Давид выдает им именно семь человек. Есть и предположение о том, что «убийство гаваонитян» иносказательное выражение, говорящее о том, что резня, устроенная Саулом, лишила гаваонитян средств к пропитанию. Их хозяева были убиты. Слуги понесли значительный ущерб, остались без средств к пропитанию, а это можно прировнять к убийству. Теперь они требовали возмещения. Сердца их были столь жестоки, что они хотели смыть ущерб кровью детей Саула.
Давид, конечно, мог им отказать. Он мог торговаться, пока не получит ту цену, которая его бы устроила. Многие комментаторы говорят о том, что царь руками гаваонитян избавился от ненужных претендентов на престол. Давид нарушил один из основополагающий принципов еврейского правосудия: «Не наказывай смертью родителей за проступки их детей, не наказывай смертью детей за проступки их родителей» (Втор 24,16). Раввины много рассуждают о том, что неправильно были истолкованы слова Господа. «Из-за Саула и его кровожадного дома» нужно было понимать, как «похорони Саула, как подобает хоронить царя, оплачь его и Ионафана, и пусть весь народ принесет покаяние за те злодеяния, в которых участвовал. И дай выкуп гаваонитянам». Получается, что голод был наказанием лично Давиду, как помазаннику Божьему, который бросил тело своего предшественника и его сыновей где-то за Иорданом. А также это наказание за то страшное преступление, которое совершил Саул при общем молчании израильтян. Но Давид понял, как понял. Видимо, в его окружении не было столь мудрых священников, способных правильно толковать слова Всевышнего.
Царь Израиля решается на ужасный шаг. Он выбирает семь потомков Саула. Практически уничтожает весь дом Саула. Гаваонитяне получают пять сыновей Меровы, старшей дочери Саула. Трудно представить, как Давид решился на этот шаг. Библейский бытописатель называет этих юношей, или даже уже молодых мужчин, сынами Мелхолы, первой жены Давида, младшей дочери Саула. Как считает большинство толкователей, Мерова умерла довольно рано и ее сыновей воспитывала Мелхола, у которой своих детей не было. Получается, что Давид не дрогнувшей рукой выдает на смерть молодых людей, совсем еще юных, прибывших в его дом вместе с Мелхолой, которую он отобрал у Палтия, ее второго мужа. Скорее всего, Давид не испытывал к женщине никаких чувств, поэтому ничего в его душе не обрывает, ничего не заставляет посыпать голову пеплом и одеться во вретище, когда он отдает гаваонитянам самых дорогих сердцу Мелхолы людей.
Еще страшнее участь Рицпы. Куда было деться бывшей царской наложнице, а потом наложнице убитого военачальника? Скорее всего, она вынуждена была остаться при царском доме. Ее дети, возраст которых даже страшно предположить, находились тут же, рядом с маленькими сынишками Давида. Но Давид и их выдает гаваонитянам. И снова ничто в его душе не обрывается. Он выполняет священный долг.
Дом Саула разорен. Хотя в свое время Давид и обещал, что сохранит жизнь потомкам прежнего царя (1 Цар 24,20). Остается только хромой Мемфивосфей, сын Ионафана. Иудейские мудрецы находят оправдание действиям Давида. «Молодых людей выбрал сам Ковчег Завета», — говорят они. «Не осуждай человека на смерть, если только один свидетель говорит, что тот человек совершил зло, но если двое или трое свидетелей подтверждают это, то он должен быть убит» (Втор 17,6). А что делать если нет твердой уверенности в словах свидетелей? Тогда, утверждают мудрецы, обвиняемого проводили перед Ковчегом Завета. Эта практика использовалась еще в те времена, когда евреи пришли в Ханаан. Так выявляли мародёров. Проходя мимо Ковчега, они на некоторое время обмирали и только потом могли продолжить путь. Так же поступили и с семью потомками Саула. К смерти их приговорил сам Ковчег Завета. Мало того, есть мнение, что старшие дети Меровы и Рицпы были в свите Саула и также повинны в массовой резне в Новме. Остальные же, несмотря на свой юный возраст, отличались кровожадностью и были повинны в других преступлениях.
Гаваонитяне получают семь потомков Саула. «И они повесили их на горе перед Господом. Все семеро погибли вместе; они были умерщвлены в первые дни жатвы ячменя» (2 Цар 21,9). Ячмень в Израиле поспевает практически одновременно с пшеницей. Его разрешалось жать только после совершения обряда возношения первого снопа (Лев 23,9-14). Начало жатвы ячменя обычно совпадало с Пасхой и в редкие годы отклонялось, но не более чем на месяц. Получается, что гаваонитяне, прибиравшиеся у жертвенника и хорошо знавшие обычаи евреев, очень умело подобрали время умерщвления потомков Божьего помазанника. Уж отомстили, так отомстили! В пасхальный период не могло быть никаких поминальных процессий и похорон. Гаваонитяне воспользовались этим, чтобы вообще не хоронить убитых. Их тела провисели аж до сезона дождей (2 Цар 21,10). Комментаторы высчитали, что это примерно до праздника Куще (Суккот), который обычно приходится на октябрь. Более пяти месяцев тела повешенных не были погребены. Вещь неслыханная для иудейского сознания. Мало того, что у евреев не было казни через повешение. Обычно сначала казнили, а потом уже вешали тело. Но при этом повесить можно было за мгновение до заката, для того, чтобы снять тело, сразу как зашло солнце. Ведь нельзя оставлять тело непогребенным на ночь. Гаваонитяне наверняка знали и об этом. Но они расправляются с детьми Саула со всей кровожадностью озлобленных и жаждущих мщения людей. Не зря с тех времен евреям было запрещено сочетаться браком с гаваонитянами, даже если они готовы были перейти в иудаизм. Как говорят мудрецы, нельзя иметь общего потомства с тем народом, в культуре которого нет понятий о прощении и милосердии.
Трудно сказать, что значат слова о том, что гаваонитяне «повесили их на горе перед Господом». Предположительно, юношей убили рядом с жертвенником в Гавоне. Многие комментаторы говорят, что мстители использовали неизвестную израильтянам казнь через распятие. Хотя современные иудейские мыслители отвергают эту мысль, говоря, что за словами «повесили» скрывается распространенная в Ханаане казнь, когда приговоренных сбрасывали со скалы.
Как бы там ни было, тела были оставлены без погребения. И тогда «Рицпа, дочь Айя, взяла покрывало печали и расстелила его на камне. И от начала жатвы до начала дождей Рицпа сидела там день и ночь. Она не позволяла прикасаться к телам ни птицам небесным в дневное время, ни диким зверям в ночное время» (2 Цар 21, 10). Эта мужественная женщина в течение почти полугода, никуда не отходя, охраняла тела убитых сыновей и племянников. Кто приносил ей еду и воду? Удавалось ли ей сомкнуть глаза, чтобы хоть немного поспать? Они сидела на голых камнях и стерегла покой умерших. Ужасающее зрелище!
И эта мужественная, всеми позабытая женщина, всего лишь наложница прежнего царя, и стала тем человеком, который спас Израиль от проклятия и бедствий. Давид отдал сыновей Саула и счел свой долг выполненным. Почему-то здесь его не волновало выполнение заповеди. Рицпа, остававшаяся верной до конца, показала царю и всему Израилю, что значит по-настоящему выполнять свой священный долг. Синодальный перевод дает нам более глубокое понимание всей картины: «взяла вретище и разостлала его себе на той горе и сидела от начала жатвы до того времени, пока не полились на них воды Божии с неба» (2 Цар 21,10). Рицпа сидела на горе, у подножия распятий, пока не пошел дождь. Вспомним, что в начале истории речь шла о засухе и голоде, постигшем Израиль. Семь потомков Саула были убиты во искупление грехов, но дождь так и не пошел. Этот дождь и прощение Израиля вымолила одинокая женщина, сидящая у подножия крестов на скале.
Рицпа оказалась тем праведником, ради которого не будет проклят Израиль. Своим примером она показала, что значит соблюдать Закон и что такое истинное милосердие. Давид же осознает свой долг перед Саулом и его потомками, только когда узнает о поступке Рицпы. Тогда он отправляется за Иордан, забирает кости Саула и своего названного брата Ионафана, которому некогда клялся в любви и верности, собирает тела повешенных и погребает их в земле Вениамина, в родовом склепе. И только после этого библейский бытописатель отмечает: «умилостивился Бог над страною после того» (2 Цар 21, 14). Проклятие с земли Израиля снято, засуха закончилась. Евреи словно снова выходят из пустыни, чтобы завоевать новые земли и жить в свободе. Давид снова идет на войну… Все возвращается в прежнее русло.
Но пример Рицпы, скромной женщины, способной на настоящий героизм во имя веры и во имя любви, звучит вопросом, обращенным к израильтянам, к царю Давиду и к нам, читающим Библию. Какова твоя вера на самом деле? Может ли эта вера быть не только правильными и красивыми словами, но и смелыми поступками, полными смирения и самопожертвования?
Анна Гольдина