Автор: Перевод Константина Чарухина. Впервые на русском языке!
Иона Боббийский
Пер. с лат. по: Ionae Vitae Sanctorum Columbani, Vedastis, Ioannis. Rec. Bruno Krusch. Hannoverae et Lipsiae. – 1905; эпизодически с учётом англ. перевода варианта рукописи изд. Мабильона – The Life of St. Columban by the Monk Jonas. / Translations and Reprints from the Original Sources of European history, published for the Dept. of History of the University of Pennsylvania., Philadelphia, University of Pennsylvania Press [1897?-1907?]. Vol. II. No. 7
СКАЧАТЬ КНИГУ ЦЕЛИКОМ:
Несравненным господам, достойно наделённым властью над святой обителью и укреплённым мощью благочестия, отцам Боболену и Вальдеберту грешный Иона желает здравствовать.
Помню, что примерно три года тому назад, когда я, странствуя по апеннинской глубинке, остановился в киновии Боббио, то, повинуясь требованию братии и полномочному приказанию блаженного аввы Бертульфа, пообещал усердно взяться за перо и составить очерк деяний благодетеля нашего отца Колумбана; прежде всего тех, о коих поведали нам не только из слышанного, но и виденного ими спутники его земного бытия и очные свидетели его свершений, немалое множество коих ещё живо и у вас, а также тех деяний, про которые мы узнали у досточтимых мужей Атталы и Евстасия, из коих первый был его преемником в Боббио, а второй в Луксовии (возглавляемых ныне вами), и кои пасомым своим передали к соблюдению уставы учителя. А их жития мы, по мере наших сил, представили позже, наряду со многими другими, достопамятными благодаря славе своей.
Но, хотя сие дееписание, побуждаемое божественной любовью вышесказанной братии и предписанием вышесказанного отца, могло бы забить ясным ключом, я нахожу сей великий труд себе не по силам. Ибо, если бы я не счёл себя совершенно недостойным, то давно бы уже, пускай и безрассудно, попытался приступить к его составлению. Хотя прошло три года и меня несёт на берега Океана и гонит в устье Скарпа чёлн, а по пересечении кротких вод Шельды часто мокнут мои стопы в вязких топях Элнона (ныне Сент-Аман-лез-О – прим. пер.), куда я прибыл на помощь досточтимому архиерею Аманду, который, обосновавшись в этих местах, усмиряет ветхие заблуждения сикамбров разящей силою Евангелия; всё же, уважаемые отцы, представлю вашему суду предпринятый мною труд в расчёте на то, что если в нём где-то явлено недостаточно подобающих словесных красот, то вы сами облагородите его, сделав удобочитаемее, дабы никого не отвратило моё косноязычие, помешав подражать добродетелям святых из-за того, что рассказывается о них скучно, а слова не доносят подлинного величия событий. И чтобы не вышло так, что с ликованием прострев руку к наспех законченной книге, читатели не отпрянули, словно бы окровавленные колючим тернием, таковым подобает сказать, что зачастую пловцы, истратив силы в попытках вырваться из морской стихии и достичь берега, поскорее хватаются, при отсутствии иного средства, за терновую ветвь; и что гортань богачей, пресыщенная яствами, нередко желает простой стряпни; и что, когда уши переполнятся многоразличной музыкой, сиречь от сладкозвучиями органа, арфы, кифары, тогда часто слух обращается к тихим наигрышам пастушьей свирели.
И если меня поймают на том, что я хвалю кого-то из доселе живых, то да не сочтут меня льстецом, но лишь писцом благих свершений, ибо я не льщу кому-нибудь панегирической песнью, а предаю памяти достопамятное. Посему да не надмевается никто из живущих ныне, услыхав в моём повествовании о своих дарах, полученных им от щедрости Творца, дабы цельность непорочной души не повредить стрекалом превознесения. Ведь льстец, без сомнений, марает души, исполненные красы добродетелей, как глаголал Господь Израилю чрез Исаю: «Народ Мой! ублажающие вас обольщают вас и стези ног ваших извращают» (Ис 3:12, пер. Юнгерова). Мудрый же, по народной поговорке, лживой похвалой подгоняется, а правдивой к ещё лучшему побуждается. Ибо славная молва поддерживает их в том, что они совершают благого, и подгоняет, чтобы, утратив пыл, они не омрачились предосудительной теплохладностью. Иные же пускай стерегутся (если их свершения достойны подражания), чтобы после того, как станут известны их добродетели, пагубное превозношение на навлекло на них проклятия.
Итак, мы включили сюда то, в достоверности чего нас убеждают надёжные свидетели и что пропускать было бы, как нам кажется, неуважительно; пропустили же мы то, чего не помнили во всей целости, и решили лучше совсем не писать, чем урывками. Все сведения мы разделили на две книжки, чтобы не отпугнуть читателей объёмом одного тома. В первую будут втиснуты деяния бл. Колумбана, а во второй изложены жития учеников его Атталы и Евстасия, а также других, кого мы помним.
Посему мы хотели бы взвесить писание сие на ваших весах, дабы после вашей взыскательной оценки и одобрения у остальных рассеялись сомнения. Ибо если кто-нибудь иной не найдёт в нём подобающей упорядоченности или чёткого замысла, то сочтёт его недостойным внимания, особенно если таковой сам наделён учёным красноречием и вдоволь преисполнен многознания. Пускай, однако, знает, что мы не потому следуем известным образцам, что думаем сравняться с прытью людей учёных. Они зелёные луга, увлажнённые росой велеречия, украшают цветами, а нам сухая земля едва способна произвести кусты. Они богаты бальзамической смолою из Енгадди, пряными соцветиями из Аравии, а нам едва удаётся сбить масло с ирландских сливок. Они перец и мирру приобретают из Индии, а нам опушённые снегом хребты, хребты апеннинские, задубевшие от порывов студёного ветра, едва хоть кельтский нард преподносят. Они хвалятся пестротою драгоценных камней, а нам кажется дерзостью похваляться галльским янтарём. Они чужестранные плоды пальм рьяно выставляют на обозрение, а нам, как сказал италийский поэт, свежи и созревшие плоды каштана (Вергилий. Буколики, 1, 80).
Бывайте ж здравы, отцы благодетельные, мужи истой силы да крепости, Богу вечному верные.
Аминь.
НАЧИНАЕТСЯ КНИГА О ЖИТИИ СВЯТОГО И БЛАЖЕННЕЙШЕГО КОЛУМБАНА, АВВЫ И ИСПОВЕДНИКА
1. Введение
Лучезарные и ослепительным блеском сверкающие Жития святых предстоятелей и иноков созданы искусством прославленных учёных отцов, дабы благотворные примеры древних передать потомкам. А устроил сие испокон веков вечный Создатель всего, дабы увековечить славу слуг Своих и дабы сохранить для последующих веков примеры деяний предшествующих, а также чтобы грядущее поколение могло стяжать славу, подражая примерам и храня память о заслугах предшествующих. Так, блаженный Афанасий оставил после себя на века историю Антония, Иероним – Павла, Илариона и других, прославившихся попечением о благой жизни, а Постумиан, Север и Галл – достославного пастыря нашего Мартина (Постумиан и Галл – персонажи-собеседники в книге св. Сульпиция Севера «Диалоги» – прим. пер.). И множество других мужей памятны своей славой, примерами благих деяний и добродетелей, каковыми являются столпы Церкви – Иларий, Амвросий, Августин, которые среди стольких потрясений века сего и мирских волнений укрепляли её твердыню, дабы под напором противных вихрей, поднятых еретической бурей, истинная вера не помрачилась от нападок.
Мы же, ни в меру заслуг сих учёных отцов не войдя, ни напитавшись от источников многотрудного знания, ни даром красноречия не украшенные, всё же дерзостно пытаемся подражать их примеру и приступаем к описанию преславного жития Колумбана, великого отца нашего века. И будет судией слов моих прещедрый Податель сил, Который уделил ему и дары благодати Своей, и венец жизни вечной.
2. О его происхождении и о солнечном видении, явленном его родительнице
Се, Колумбан, называемый также Колумбой,
Родом с Гибернии, острова, что далеко в Океане
Зрит нисхождение Феба, что круг земной обогнувши,
Свет свой закатный низводит там в темень пучины.
Волн там угрюмых громады домам человечьим угроза:
Пеплумом серым они то покроют прибрежье, то снова,
Пенясь, отпрянут в бескрайнее лоно морское, предельный
Край земель ограждая; не знает он к мирному судну пощады,
Что пристанища в трепете ищет – как ведомо нам про тот остров.
И над ним, золотой Феб нисходит, со светочем тусклым Арктуром
В небесах поменявшись местами, и к северу путь уклоняя,
На востоке он снова воскреснет и день дивным светом одарит,
Сам же миру посланием страха и пламени вечного служит.
Вехи ночи и дня проходя, бег небесный свершает светило,
Круг исполнив, блистанием ярким страны озаряет пределы
И теплом своим влажной земле возвращает милую радость.
Жизнь же на острове том, как поведали нам, беспечальна,
Ибо вражеских там не бывает отвне нападений.
Населяет его кельтский народ, у которого хоть и нет присущих прочим народам законов, зато процветает полнота христианского вероучения и всех соседей он превосходит крепостью веры. Родился же Колумбан, когда у сего народа едва закладывались основы веры, дабы она, ещё отчасти бесплодная, благодаря его попечению и заботе его товарищей принесла обильный плод.
Однако не следует умолчать о том, что случилось, прежде чем он, родившись, увидел свет жизни. Ибо родительница его, уже зачав и нося чадо во чреве своём, как-то глубокой ночью, погружённая в сон, увидела, как из её лона исходит золотящееся, чрезвычайным блеском сияющее солнце и озаряет мир великим светом. Сия родительница, после того, как сон покинул её члены, а занявшаяся заря прогнала мрачные тени из мира, сначала сама наедине с собой обдумала и, охваченная радостью, постаралась разобрать смысл столь великого видения, а затем взыскала доброго совета у тех соседей, кто был искушён в науке, поведав им сон и попросив с разумением растолковать его смысл. Наконец от сведущих людей она получила веский ответ, что во чреве она носит мужа выдающихся дарований, который потрудится на благо её спасения и поспособствует спасению ближних.
После того, как ребёнок родился, мать окружила его такой заботой, что едва доверяла заботу о нём близким родственникам, как принято у прочих (особенно у тогдашних ирландцев, среди которых был распространён обычай обмена детьми для укрепления клановых связей, – прим. пер.), пока под водительством Христа, без Коего не делается ничто доброе (Ин 15:5), он не возмужал и не проникся попечением о благих делах. Не зря мать узрела солнце, блистающее из своего лона, ибо члены Церкви, всеобщей матери, сверкают сиянием наподобие Феба, как глаголет Господь: «Тогда праведники воссияют, как солнце, в Царстве Отца их» (Мф 13:43). Также и Девора по наущению Святого Духа некогда воззвала к Богу в молитве: «Любящие же Его как солнце, восходящее во всей силе своей!» (Суд 5:31). Как ось Эфира (Млечный путь – прим. пер.), что украшена звёздным сиянием, среди россыпи прочих светил сверкает ещё прекраснее, и как свет дня с прибавлением Фебова блеска озаряет земные красоты, так и строение Церкви, осыпанное дарами своего Зиждителя, прирастает множеством святых и блистает ревностью о науке, дабы сонмом учёных приумножалось сокровище для потомков. И как солнце, луна и все звёзды проясняют ночь и день своим сверканием, так и благодеяния святых пастырей укрепляют память Церкви.
3. О его сметливости и прилежании; о том, как он покидает родную землю и обучении у наставника
Итак, когда закончились годы его младенчества и настала отроческая пора, то со всей своей природной восприимчивостью он предался трудным занятиям свободными науками и словесностью, упражняясь в которых с многообещающим усердием всё своё отрочество и юность, он вступил во взрослую жизнь. Но когда изящество его облика, а прежде всего, нежность кожи и молодая стать привлекли к нему общее расположение, тут-то древний враг, разглядев, как приумножаются его знания, и начал пускать в него смертоносные стрелы. Надеясь в меру сил уловить его в свои путы, он возбудил к нему любовь в сердцах резвых девиц, особенно тех, чья поверхностная красивость заражала души несчастных ужасающей страстью. Когда же сей превосходный воин узрел, что со всех сторон в него целятся таковые копья и сверкающий клинок лукавого врага занесён над ним, то понял, что по человеческой слабости на этом покатом пути легко можно оступиться и пасть, ибо, как говорит Ливий: «Нет такого святого запрета и такого надёжного запора, что преградил бы путь похоти». Поэтому он, держа шуйцею щит Евангелия, а в деснице стиснув обоюдоострый меч, приготовился выступить на битву с несметными полчищами врага, дабы под натиском мирских соблазнов не пошли прахом все труды, потраченные им на потогонное изучение грамматики, риторики, геометрии и вереницы Божественных писаний; и ко всему тому его рвение получило дополнительный толчок.
И вот, размышляя о таковых опасностях, он зашёл в каморку одной благочестивой, посвятившей жизнь Богу женщине. Сначала он её поприветствовал в скромных выражениях, а затем, насколько позволяла его юношеская неопытность, обратился к ней с увещанием. Она же, видя, что в нём разгорается мужская сила, сказала: «Что до меня, то я, как только смогла, вышла на сражение. Вот уж пятнадцать лет миновало, как я, покинув дом, достигла этого отдалённого убежища и никогда с тех пор, с помощью Христовой, возложив руку на рукоять плуга, не озиралась вспять (ср. Лк 9:62). Да если бы мне не мешала слабость моего пола, то я пересекла бы море и искала бы убежища ещё дальше! А ты, палимый юношескими страстями, остаёшься на родной земле; влекомый плотью, к плотскому голосу склоняешь волей-неволей слух и думаешь, что можно невозбранно посещать женщин? Не помнишь разве, как, вняв Еве, пал Адам; как Далида соблазнила Самсона; как Давид предал справедливость ради красоты Вирсавии; как любовь к женщинам оглупила премудрого Соломона?» Тут воскликнула она: «Беги, юнец, беги! Спасайся от падения, ведь ты знаешь, скольких оно постигло. Прочь с дороги, что низводит к вратам преисподней!»
Славно ударом бича подхлестнули юношу её слова и, ужаснувшись куда больше, чем можно было бы ожидать, он поблагодарил её за попрёки, попрощался с товарищами и тронулся в путь. А когда мать, уязвленная скорбью, умоляла не оставлять её, молвил: «Не слыхала ли ты: «Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня (Мф 9:37)?» Когда мать, вцепившись в дверной косяк, загородила ему путь, он потребовал дать дорогу. Она с воплем простёрлась на полу и заявила, что не отпустит его, а он, перескочив порог и мать, обратился к ней с увещанием, что подобает ей радоваться: хоть отныне она никогда не увидит его в сей жизни, но куда бы ни повели пути спасения, он пройдёт по ним до конца.
Итак, покинув родную землю, которую её обитатели именуют Лаганским краем (совр. Ленстер – прим. пер.), он отправился к досточтимому мужу по имени Шинел, который в то время был славен в народе своём несравненным благочестием и блистательным знанием Священных Писаний. Святой муж, увидев, что юноша одарён смышлёностью, наставил его во всех Божественных Писаниях, однако при этом, задавая ему сложные вопросы, сей муж старался выяснить, что он смог уразуметь, как принято у учителей, которые играючи испытывают учеников, чтобы понять, к чему склонен их ум – полон ли он живой мысли или оцепенел в сонливой лености. А Колумбан, хоть и скромно, но с глубоким разумением, не проявляя непослушания и не впадая в тщеславие, но наоборот, ради повиновения учителю изъяснял всё, о чём был спрошен, памятуя, что возглашал псалмописец: «Открой уста твои, и Я наполню их» (Пс 80:11). И такое обилие сокровищ Божественного писания он хранил в своём сердце, что ещё в юношеских летах изложил отточенным слогом толкование Псалтири да и многие другие сложил сочинения, как песенные, так и учительные.
4. О том, как он прибыл к авве Комгаллу, а затем покинул Ирландию
После того он проникся желанием вступить в монашескую общину и ради сего направился в монастырь под названием Бангор, где настоятелем был богатый добродетелями блаженный Комгалл, высоко чтимый иноками отец, известный своим ревностным благочестием и строгим соблюдением устава. Здесь Колумбан посвятил себя молитвам и посту, взял на себя легконосимое иго Христово (Мф 11:30) и, отвергнув самого себя, принял крест свой и последовал за Христом (Мф 16:24). Словно бы зная заранее, что ему предстоит стать наставником других, он сам в согласии с учением на себе самом упражнялся подавать плодотворнейший пример умерщвления плоти, чему потом и других обучил.
Проведя многие годы в монастырских стенах, возжелал он отправиться в дальние края, памятуя, что Господь повелел Аврааму: «Пойди из земли твоей, от родства твоего и из дома отца твоего, в землю, которую Я укажу тебе» (Быт 12:1). И вот, открыл досточтимому отцу Комгаллу жажду своего сердца и огнём Господа зажжённое желание, о котором Он сам в Евангелии говорил: «Огонь пришел Я низвести на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся!» (Лк 12:49). Но он не получил от отца ответа, коего так настойчиво просил, ибо тягостно было досточтимому Комгаллу расстаться с таковой отрадой. Однако в конце концов авва со вздохом осознал, что следует заботиться не столько о своей нужде, сколько о благе других (а соделалось сие не без благоусмотрения Всемогущего, Который готовил Своего новобранца к будущей войне, дабы торжественно гремела слава его побед и красноречиво возвещалась хвала о разгроме вражеских полчищ). И позвав его, авва несмотря на печаль о своей потере, высказал предпочтение пользе других, уделил ему от себя благословение мира и щедро пообещал, что в качестве поддержки отправит с ним в дорогу братьев, славных своим благочестием. Наконец, созвав собрание братии, настоятель просил всех о молитвенной поддержке для путников, дабы Податель милостей уделил им в предстоящей дороге свою помощь.
Итак, на двадцатом году своей жизни Колумбан с двенадцатью спутниками тронулся в путь и под Христовым водительством достиг берега моря. Здесь они стали ждать, чтобы Всемогущее милосердие явило свою волю и помогло им исполнить начатое предприятие, если оно Ему угодно. И вот, они убедились, что воля милостивого Судии на их стороне, и, взойдя на судно, отправились в небезопасный путь через пучину. Достигнув же тихих вод, они, подгоняемые благоприятными ветрами, домчались к побережью Британии. Там они задержались немного, обсуждая в сомнении души и тревоге сердца дальнейшие замыслы. Наконец, изволилось им потрудиться на ниве Галлии и пламенным своим напором испытать нравы тамошнего люда: коли восприимчивы будут к посевам спасения, то призадержаться у них, а если окажутся души их ослеплены суровой гордыней, то отправиться дальше, к соседним народам.
5. О его прибытии в Галлию и примере, подаваемом собратиями
Итак, отчалив от британских берегов, устремились они в Галлию, где тогда то ли по причине частых нападений внешних врагов, то ли вследствие небрежения местных предстоятелей добродетель благочестия почти угасла. От христианства сохранилось лишь вероучение, а чтобы кто-нибудь принимал лекарство покаяния или брался за оружие самоограничения – этого в тех местах почти не было за редкими исключениями. Досточтимый муж двинулся в путь и во всяком месте, куда приходил, возвещал слово Евангелия. И было сие по душе людям, ибо Колумбан, наделённый изысканным красноречием, не только просвещал слушателей проповедью учения, но одновременно подтверждал всё сказанное примером добродетельной жизни, ведь он с собратиями являли столь совершенное взаимное смирение, что в той же мере, как мирские люди пытаются превзойти друг друга в чести, так они старались обойти один другого в делах смирения, памятуя Его предписание: «Смиряющий себя вознесён будет» (Лк 14:11, пер. еп. Кассиана) и слова Исаии: «На кого Я призрю: на смиренного и сокрушённого духом и на трепещущего пред словом Моим» (Ис 66:2). И такая милость благоухала во всех них, такая друг ко другу любовь, что одного и того же они желали, одно и то же отвергали, равно были скромны и умеренны, равную являли кротость и миролюбие. Они ненавидели порочную праздность и распри, сурово бичевали заносчивость и горделивое самопревозношение, с прилежным усердием изгоняли гнев и преступную зависть. Их крепкое терпение, пылкая любовь и неистощимое миролюбие не оставляло сомнений, что кроткий Господь среди них обитает явственно. Если оказывалось, что кто-нибудь из них впал в грех, то все они по общему решению подвергали провинившегося порицанию. Всё у них у всех было общим (ср. Деян 4:32), и если кто-нибудь из них покусился присвоить для себя лично, то на такового, отлучав от общения с прочими, налагали епитимию. Никто не вступал в спор с ближним, никто не смел произнести грубого слова, так что казалось, будто это ангелы действуют под обличием людским. А в блаженном муже такая обиловала благодать, что в каком бы доме он ни пробыл хоть малое время, все души там устремлялись к глубокому благочестию.
6. О том, как он был принят королём Сигибертом, выбрал пустынь и поселился в Анаграте
И дошла молва о Колумбане до двора прославленного короля Сигиберта (Сигиберт I (535-575 гг.) — король франков в 561–575 гг. из династии Меровингов – прим. пер.), который правил тогда Австразией и Бургундией – двумя королевствами франков, имя которых превосходит известностью прочие народы, населяющие Галлию. Когда святой муж со спутниками прибыл к нему, то обрёл расположение короля и его приближённых по причине своей обширной и выдающейся учёности. В конце концов король стал упрашивать его поселиться в пределах Галлии и не покидать их, не уходить к другим народам, а всё, чего он ни изволит потребовать, будет ему предоставлено. Тогда Колумбан отвечал королю, что пришёл он не ради того, чтобы наживаться от чужих щедрот, но чтобы провозглашать Евангелие, насколько то будет в его скромных силах, и привёл евангельский совет, сказав: «Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною» (Лк 9:23). На сие возражение король дал такой ответ: «Если ты желаешь взять крест Христов и следовать за Ним, то лучше направляйся в пустынь и живи там, стяжая себе награду, а нам спасение; только не уходи из наших владений в соседние страны». И вот, Колумбан воззрел на представленный выбор, внял уговорам короля и направился в пустынь. А в то время в обширной пустынной местности, именуемой Восаг (совр. горн. массив Вогезы на северо-востоке Франции – прим. пер.) были старинные развалины замка, который по давнему преданию назывался Анаграт (совр. Ангрэ в коммуне Вуавр в департаменте Верхняя Сона в области Бургонь-Франш-Конте – прим. пер.). Святой муж пришёл туда и, хотя местность была скалиста и устрашала своей полной безлюдностью, поселился там вместе со спутниками. Пропитанием они довольствовались скудным, памятуя слова о том, что не хлебом единым живёт человек (Втор 8:3), но, насытившись Словом Жизни, обилует таким избытком яств, что после вкушения их вовек не познает голода (ср. Ин 4:14)
7. О том, как некоторые слышали божественные повеления помочь человеку Божию, и об исцелении женщины
И вот, когда человек Божий со своими спутниками жил в том месте, вдруг одного из братии то ли ради испытания, то ли по причине какого-либо греха стала мучить тяжкая горячка. А поскольку у них не было даже никакого пропитания, кроме того, что они могли приготовить из коры да трав, но они единодушно желали больному брату выздоровления, то предались они посту и молитве. И когда на третий день они закончили пост, а для подкрепления телесных сил у них ничего не было, вдруг видят: стоит перед вратами некий муж, а с ним лошадь, груженная хлебом и закусками. И поведал он, что внезапно сердце велело ему поделиться своими запасами с теми, кто терпит великую нужду ради Христа в пустыни. Вручив всё принесённое человеку Божию, он стал со смиренным сердцем умолять святого помолиться Господу за супругу его, которая круглый год страшно пылает горячкой, и уже не верится, что останется в живых. Поскольку молил он о том со смиренным и скорбным сердцем, то святой муж не мог отказать ему в утешении и, созвав братию, просил для неё у Господа милости. Когда ж он со спутниками завершил моление, к той, что по общему мнению находилась на краю смерти, возвратилось здоровье. А когда её муж, получив благословение от человека Божия, возвратился домой, то обнаружил, что супруга встала с постели, и расспросив её, в какое время её оставила горячка, выяснил, что исцелилась она именно в тот час, когда человек Божий молился за неё.
И прошло затем немного времени, в течение которого они возносили Главе Христу духовные жертвы умилостивления, усмиряя плоть и умерщвляя тело тяжким постом, и ревностно соблюдали при этом монашеский устав без упущений. Суровым подвигом они сокрушали в себе всякую страсть, что хищническими ухищрениями губит все добродетели. Вот уже девять дней как человек Божий со своими спутниками не вкушал ничего, кроме коры древесной да лесных трав; однако милостивый Источник предвечных сил умерил скудость их пищи и внушил во сне некоему авве по имени Каранног (святой, родом из Уэльса, память 16 мая – прим. пер.), возглавлявшему монастырь под названием Вербный (лат. Salicis, возм. совр. коммуна Со в деп. Верхняя Сона – прим. пер.), доставить необходимые припасы слуге Его Колумбану, пребывающему глубоко в пустыни. И вот, проснувшись, Каранног, позвал своего келаря, именуемого Маркульфом, и поведал ему о видении. «Делай, – сказал тот, – как тебе приказано». Тогда Каранног велел Маркульфу пойти и собрать всё что можно для блаженного Колумбана. Маркульф же нагрузил повозку и тронулся в путь, но когда добрался до самой пустыни, заблудился и никак не мог найти дорогу. Наконец, он принял решение: раз уж он в Божией власти, то пускай Бог управит лошадей, и отпустил их. Дивное чудо: передние лошади сами набрели на неведомую тропу и прямиком двинулись к вратам обители блаженного Колумбана в Анаграт! Маркульф, дивясь, следовал за ними по пятам и, прибыв к человеку Божию, вручил ему доставленные припасы. Тот воздал благодарение Создателю за то, что Он не преминул приготовить трапезу в пустыне (Пс 77:19) для слуг Своих. Тогда, получив его благословение, Маркульф вернулся домой тою же тропой и всем рассказал, как было дело. С тех пор потянулись к блаженному Колумбану толпы народа и болящие во множестве собирались к нему ради исцеления, и просили его помощи от всяческих болезней. Поскольку отказать им он был не в силах, то уступал всем прошениям и, укрепляемый Божиим содействием, целебной молитвой своей излечивал каждого из приходивших к нему болящих.
8. Об искушении, испытании, выдержке и уходе из пустыни в более надёжное убежище
Когда человек Божий однажды вышел из обители и бродил окрест в тенистой чаще, держа книгу под мышкой и сам с собой рассуждая о Священных писаниях, пришёл ему на ум вопрос: что бы он для себя выбрал – пострадать от человеческого беззакония или претерпеть нападение дикого зверя? Он, изнемогая мыслью над этим трудным вопросом, часто крестил лоб и молился, и, наконец, молвил в сердце своём, что лучше претерпеть ярость животного без греха с его стороны, чем злобу человеческую, губящую души. И обдумывая это, он увидел, что к нему приближаются двенадцать волков и располагаются справа и слева. Замерев, он лишь промолвил: «Поспеши, Боже, избавить меня; поспеши, Господи, на помощь мне!» (Пс 69:2) Они подошли вплотную и сомкнули челюсти на его одеянии. Поскольку ж он спокойно стоял, они покинули его, так и не испугав, и отправились в чащу. Благополучно пройдя через это испытание, он двинулся лесной тропою. Стоило ему отойти недалеко, как услышал он голоса множества свевов, блуждавших, не зная дороги – а они в те времена разбойничали в окрестностях; и так, превозмогши искушение выдержкой, он избежал опасности. Однако было ли то дьявольское наваждение или произошло в действительности, выяснить он не смог.
Другой раз он вышел из кельи и, проходя пустынь более долгим путём, обнаружил огромный утёс, сбоку от которого зияло обрывистое ущелье, где торчали острые скалы и не было и следа человека. Там он заметил таящуюся в складке скалы пещеру. Пробравшись в её недра, чтобы осмотреться, он обнаружил в глубине медвежье логово да и самого обитателя на месте. Зверь повёл себя мирно, и человек Божий повелел ему уйти, добавив: «Отныне дорогу сюда забудь!» Зверь послушно ушёл и никогда не посмел вернуться. Пещера же сия находилась от Анаграта милях где-то в семи.
9. О скудости пищи и о том, как скала произвела воду
В то время, как он вёл отшельническую жизнь в той скальной пещере, было у него обыкновение перед Господними праздниками и в кануны торжественного поминовения святых, удалившись от общества прочих, скрываться в потайных местах либо хорониться далеко в пустыни и там, отложив отвлекающие заботы и сосредоточившись духом, пребывать в полном молитвенном одиночестве и со всяческим усердием прилежать подвигу. При этом питание его было так скудно, что непонятно, как он вообще выживал; он не ел решительно ничего, кроме убогой мерки полевой травы да пригоршни ягод, росших в той пустыни, что по-народному называются «буллуга» (плоды ежевики – прим. изд. лат. ред.), а питьём ему была вода – всегда занятый другими заботами, он не мог в должной мере обеспечить себя, по крайней мере, в то в время, как исполнял молитвенные обеты свои.
И был у него в услужении мальчик по имени Домоаль. Когда в монастыре случалось что-нибудь, он один ходил к отцу с сообщениями и приносил братии указания от него. И вот, как-то провёл этот мальчик несколько дней в той пещере под скалой, куда был крайне труден доступ отовсюду, и потихоньку начал плакаться, отчего, мол, воды поблизости никакой, и приходится таскать её через крутую гору с таким трудом, так что ноги отваливаются. «Сынок, – молвил ему Колумбан, – обследуй не торопясь горный склон; вспомни, как Господь для народа израильского вывел влагу из камня». Тот послушался отца и направился к скале, а святой муж немедля пал на колени и обратился с молитвою к Господу, прося оказать ему помощь в нужде. Наконец, вняв просьбе его, Всемогущий щедро помог ревностному молитвеннику, и из скалы тут же потекла вода. Источник этот никогда не иссякал, и даже до сего дня он струится.
И не зря милосердный Господь исполняет прошения святых Своих, распявших, повинуясь Его предписанию, собственную волю (ср. Гал 5:24), ведь они такую имеют силу веры, что не сомневаются получить просимое у Его милосердия, как Он сам обещал, сказав: «Если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: ‘перейди отсюда туда’, и она перейдет; и ничего не будет невозможного для вас» (Мф 17:20), и в другом месте: «Всё, чего ни будете просить в молитве, верьте, что получите, – и будет вам» (Мк 11:24).
10. Об обретении Луксовия, постройке там монастыря и стечении монахов
Когда возросшей монашеской общине стало тесно, он задумал сыскать в той же пустыни лучшее место для постройки монастыря. И нашёл он замок, некогда укреплённый прочными стенами, находящийся от Анаграта милях где-то в восьми, в старину носивший название Луксовий (ныне городок Люксёй-ле-Бен в деп. Верхняя Сона – прим. пер.). Где сохранялись остатки бань, построенных при обильных горячих источниках, где в окрестных зарослях было полно каменных статуй, которых в давние языческие времена почитали пагубными и нечистыми обрядами и перед которыми совершали гнусные жертвоприношения, там ныне бродили лишь всякие твари лесные: медведи, туры, волки. Там обосновавшись, достославный муж начал строить монастырь, прослышав о котором, отовсюду стекались люди и домогались посвящения в иноческую жизнь, и вскоре собралось столь изрядное множество монахов, что одной киновии было мало, чтобы вместить образованную общину. Туда в изобилии стекались отовсюду сыновья из благородных семейств, дабы, презрев мирские суеты и отвергнув роскошь земную, взыскать вечной награды. Блаженный Колумбан ясно видел, что при таком стечении людей, ищущих целительного подвига, стены одной киновии не способны без сложностей уместить всё это полчище насельников и, пускай у них одно сердце и одна душа (Деян 4:32), жить такому множеству сообща несообразно, поэтому предпринял новые поиски и нашёл место, прекрасно орошаемое источниками вод, которое нарёк Ключами («Fontanae»; совр. Фонтен-ле-Люксёй в тех же краях – прим. пер.). Он поставил им руководителей из числа тех, в чьём благочестии не было сомнения. Итак, разместив монашескую братию по этим обителям, он поочерёдно обитал у всех и составил для них, исполнившись Святого Духа, устав, из которого внимательный читатель или слушатель может узнать, сколь обильна и глубока была образованность сего святого мужа.
11. О том, как он отправился в пустынь вместе с Аутиерном, и как он помогал братиям добывать рыбу
Как раз в то время некий брат по имени Аутиерн настойчиво запросился в Ирландию на паломничество, а Колумбан отвечал ему: «Отправимся-ка в пустынь дабы изведать волю Божию: отправляться ли тебе в путь, как того желаешь, или же остаться в сообществе братии».
Итак, они немедленно отправились, взяв с собой третьим в спутники юношу по имени Сониарий, который доселе ещё в числе живых, и добрались до условного места в пустыне, имея с собою лишь один кусок хлеба. Когда ж миновало двенадцать дней и у них не осталось ни крошки хлеба, а приближался час трапезы, отец повелел двум инокам, чтобы они спустились с кручи утёса, поискали и принесли что-нибудь пригодное в пищу. Ликуя, они сошли по склонам в долину до самой Муселлы (р. Мозель) и увидели в воде рыболовную сеть, когда-то заброшенную пастухами в воду и оставленную там. Подойдя поближе, обнаружили в ней пять больших рыбин и, взяв три из них, что были ещё живы, понесли показать отцу. А он спросил: «Почему вы не принесли все пять?» Они отвечали, что две оказались дохлыми, поэтому они их оставили. «Ни в коем случае, – приказал он, – не ешьте ни одной из них, пока не сходите за теми, что бросили». И они, поражённые чудом милости Божественного провидения, вновь проворно проделали тот же путь, кляня себя за то, что пренебрегли полученной манной, а уж затем им было велено приготовить пищу. Очевидно, муж, исполненный Святого Духа, знал, что Господь может уготовать ему трапезу в любом месте.
В другой раз, когда он пребывал в той пустыни, хотя и не в том же самом месте, и проходил уже пятидесятый день уединения, был с ним только один из братии по имени Галл. И повелел ему Колумбан пойти к Бруске (р. Брёшен) и наловить рыбы. Тот пошёл и по дороге решил, что лучше бы направиться к большой реке Лигнон (р. Луаньон). Добравшись до неё, он метнул сети в волны и увидел, что из великого множества подплывающих рыб ни одна не попадает прямо в сети, а все, словно ударяясь о стенку, отскакивают. Так и трудился он целый день, но ни одной поймать не смог и, возвратясь, сообщил отцу о тщетных своих трудах. Тот попенял ему за непослушание, почему, мол, не пошёл в указанное место, и добавил: «Давай живо ступай куда было велено!» Тот пошёл и, когда он опустил в воду сеть, её наполнило такое количество рыбы, что он едва смог вытащить эдакую тяжесть. Об этом нам часто рассказывал сам этот вышеупомянутый Галл.
12. О том, как он узнал о болезни товарищей, и о спасении послушливых
Другой раз он пребывал в той скальной пещере, откуда изгнал медведя, и долгими там молитвами да постом смирял свою плоть. И было ему поведано через откровение, что братия, находящиеся в Луксовии, отягчены недугами разного рода и не осталось с ними никого, кто мог бы ухаживать за ними во время болезни. Тогда, выйдя из грота, он пошёл в Луксовий, и когда увидел, что всем худо, повелел им подняться и отправляться на гумно молотить жито. И вот, те, чью совесть воспламенял огонь послушания, поднялись и, отправившись на гумно, исполненные благодатью веры, приступили к молотьбе жита. А отец, видя в сынах своих веру и обильную благодать послушания, молвил: «Дайте подкрепиться телам, истомлённым недугом». Исцелённые ради своего послушания, они только дивились, что и следа не осталось от их скорбей, а отец велел приготовить трапезу, дабы покрепились они обильно и радостно. Затем попенял он непослушливым, обличив их в недостатке веры, и предсказал, что болезнь их будет затяжной. Дивная кара! Ибо уже и год миновал, а непослушливых так яро палила наказующая болезнь, что едва избегли они смерти – так исполнили они в полной мере епитимию за время непослушания.
13. О сборе урожая под дождём и о том, как человек Божий отогнал ливень от посевов
Между тем, пришла пора собирать хлеб в житницы, а могучий ветер неустанно сгонял тучи. Необходимо было, конечно, поторапливаться, чтобы спелые колосья не осыпались и урожай не пропал. А человек Божий был тогда в киновии Ключи, где новое поле принесло богатый урожай. Порывы ветра обрушили яростный ливень на посевы, и тучи небесные ни на миг не давали земле отдохнуть от дождя. Человек Божий с тревогой в сердце задумался, как действовать в таких обстоятельствах. Вера вооружила его душу и научила, как добиться благоприятного исхода: он созвал всех и велел начинать жатву. Дивились они приказанию отца, и никто не постигал его замысла. Пошли и посреди ливня начали жать хлеб серпами, поглядывая при этом, что делает отец. А он поставил их по четырём углам поля четырёх преисполненных благочестия мужей: Коминина и Эвноха, а также Эквонана из племени скоттов, и Гургана из бриттов. Расположив их, он сам среди прочих трудился на жатве. Дивное чудо! Дождь бежал от посевов и потоки ливня рассеялись, а на всех жнецов хлынул солнечный жар и на каждого, кто собирал урожай, струился свет знойный. Вот чего достигла вера с молитвой: она отогнала дождь и водворила солнце посреди дождя.
14. О том, как неплодная стала плодной и дитя родилось по его молитвенному заступничеству
И жил в тогдашние времена некий вождь по имени Вальделен, правивший племенами, населявшими пределы Альп и лесистые долины Юры. Детей у него не было, дабы, как сказал Ювенк о Захарии и Елизавете: «Дар был желаннее тем, кто уже распрощался с надеждой» (Гай Веттий Аквилин Ювенк – христианский поэт IV в., переложивший стихами Евангелие, – прим. пер.). Он вместе со своею супругой по имени Флавия, благородной происхождением и разумением, приехали к блаженному Колумбану из города Весонтиона (совр. Безансон, деп. Ду – прим. пер.) и в один голос просили помолиться за них Господу, ибо богатством они были одарены многим, а наследника, коему его можно было бы после смерти передать, у них не было. «Если, – ответствовал им муж святой, – вы дадите обет, что дар, полученный от Даятеля, вы посвятите Его имени и от крещальной купели передадите мне на воспитание, я буду за вас просить милости у Господа, дабы был у вас не только этот ребёнок, которого вы должны обетовать Господу, но столько ещё чад потом, сколько вам будет угодно». Они же с радостным сердцем пообещали послушаться его повеления, только бы он непрестанно просил Господа смилостивиться над ними. Исполненный благодати человек Божий торжественно обещал сразу же приступить к молитвам, только бы они не пытались нарушить их уговор. Дивное дело! Едва они приехали обратно домой, как чаямый дар Создателя обрёлся в лоне будущей матери. Когда дитя родилось, она привезла его к святому мужу, показала ему плод молитв его и возблагодарила Творца, щедро уделяющего просимые даяния по молитвам слуг своих. Муж святой, взяв дитя, собственноручно освятил его, омыв в святой купели, сам как восприемник нарёк ему имя Донат и возвратил матери на кормление. Потом он воспитывался в том монастыре и, наставленный в премудрости, был поставлен архиереем в Весонтионе – он и поныне жив и возглавляет тамошнюю кафедру. Позже он из любви к Колумбану построил мужской монастырь по его уставу, который в честь своих сохранившихся с древности стен получил название Дворец (Palatium, монастырь св. Павла, в храме которого и был похоронен Донат, – согл. прим. лат. изд.).
Вслед за сим чадом Даятель благостыни послал слуге Своему, как обещал, ещё и другого сына, коему дали имя Храмелен. Был он славен благородством и мудростью и, приняв после смерти отца бразды правления, неусыпно хранил любовь к Создателю, несмотря на свой мирской чин. Ибо и он из любви к блаженному мужу построил монастырь по его уставу в юрских лесах при ручье Новисона и поставил там настоятелем авву Сиагрия.
А к прежнему дару Бог прибавил двух дочерей, и в миру славных, и страхом Божиим наделённых. После сих даров почил супруг Флавии и она в том самом городе Весонтионе построила девичий монастырь, укрепила его всяческой защитой и собрала в нём сонм девиц. И таковая в них пылала привязанность к человеку Божию, что, презрев все суеты земной жизни, они радели о почитании Всемогущего.
15. Об отрубленном пальце Теудегиля, исцелении лба Виннока и послушании ворона
Если то, что мы сейчас попробуем сообщить, покажется кому-то мелочью, то мы покажем придирчивым лаятелям, что щедрость Творца всё же проявляется равно в самомалейшем, как и в большом; и не отвращает Он милостивого слуха Своего от непритязательных просьб, подобно как внимает и молениям о величайших нуждах.
Так вот, однажды достославный муж вместе с братией пришёл на жатву близ хворостинника, называемого Баниарития. Там, когда при ласковом и сухом южном ветре братья пожинали серпами хлеба, вышло так, что один из них, по имени Теудегиль, отсёк серпом палец, но не напрочь – он держался на маленьком клочке кожи. И вот, человек Божий издали заметил, что Теудегиль остановился, и приказал ему, чтобы закончил вместе с товарищами начатую работу. Тот сообщил о причине. Блаженный Колумбан стремительно подбежал к нему и, смазав его палец слюной, исцелил его, и приказал поднапрячься и поскорее окончить работу. Тот с радостью удвоил усилия и пуще прочих усердствовал на жатве, хотя только что его занимала только боль от перерезанного пальца. Это нам рассказал сам Теудегиль и показывал палец.
В упомянутой киновии Луксовий в другой раз тоже случилось нечто подобное. Ибо навещал блаженного Колумбана некий пресвитер из приходских по имени Виннок, отец Боболена, который ныне возглавляет киновию Боббио. А человек Божий был с братией в лесу на заготовке дров. Придя, вышеупомянутый Виннок стал с любопытством наблюдать, как им удастся с помощью клина и колотушки расщепить ствол дуба, а клин, выскочив из ствола, угодил ему прямо в лоб, и из рассечённых вен обильно хлынула кровь. Колумбан, увидев, что у раненого обнажилась кость и он истекает кровью, немедля пал наземь в молитве, а встав, смазал рану слюною и исцелил, да так, что едва остался и след от рубца.
В другой раз, придя к трапезе в лесную киновию Луксовий, он снял и положил на камень при входе в рефекторий оболочки для рук, называемые по-галльски «ванты» (совр. фр. gants, т.е. перчатки – прим. изд. лат.), которые обычно носил при работе; и тут же в воцарившейся тишине подлетел вороватый ворон и унёс одну из них в клюве. Когда закончился час трапезы, человек Божий вышел обратно наружу и стал искать её. А когда все начали друг друга спрашивать, кто мог бы её унести, святой муж сказал: «Никто иной не посмел бы ничего тронуть без разрешения, кроме того пернатого, что, выпущенный Ноем, не вернулся в ковчег»; и добавил, что ни за что не выкормить ему своих птенцов, если мигом не прилетит и не вернёт украденное. Братья ждали – и вот, на середину меж всех влетел ворон, неся в клюве бессовестно похищенную вещь, положил её на место, но не попытался спастись бегством в полёте, а кротко стал перед всеми и, позабыв дикость, ждал наказания, пока святой муж не повелел ему убраться. О, дивная сила Вечного Судии! Ты не только наделяешь Своих слуг честью перед людьми, но и прославляешь их послушанием птиц.
16. О том, как пиво, вытекши, не разлилось и не пропало
Поведаю, какое ещё потом свершилось чудо через блаженного Колумбана и его келаря. Когда приблизился час трапезы и брат-трапезник стал разносить пиво (которое варят из пшеничного или ячменного сока и предпочитают прочим напиткам во всех странах света, имеющих выход к Океану, то есть в Галлии, Британии, Ирландии, Германии; а прочие – кроме скордисков и дарданцев – не отступают от их обычая) (скордиски – племя кельтского происхождения, обитавшее в районе нынешнего Белграда; дарданцы – палеобалканское племя, населявшее территорию нынешнего Косова, возм. предки албанцев, – прим. пер.), келарь отнёс в кладовую сосуд, называемый «типрум», расположил его перед ёмкостью, где готовилось пиво, и, вытянув задвижку крана, пустил струю пива в типрум. Тут его вдруг по приказанию отца позвал кто-то из братии. А он, горя пламенем послушания, позабыл закрыть кран и помчался со всех ног к блаженному мужу, держа в руке задвижку, которую называют «тягунок». После того как человек Божий отдал ему все, какие изволил, распоряжения, келарь, вспомнив о своей небрежности, поспешил в кладовую, полагая, что в ёмкости, из которой текло пиво, ничего не осталось. И увидел он, что пиво скопилось над типрумом и ни одна капля не пролилась наружу – казалось, будто типрум удвоился в объёме; округлость тех же очертаний и размеров, что была внутри него, наросла вверх. Каково достоинство приказания и каково совершенство послушания! Ибо Господь изволил отвратить огорчение от них двоих, ведь, если бы из-за рвения и начальствующего, и подчинённого братия потерпела убыль напитка, то обоим пришлось бы отказаться от дозволенного подкрепления (Согласно «Монастырскому уставу» св. Колумбана, если кто по небрежности погубит значительное количество пива или чего иного, должен такое число дней, за сколько обычно потребляет этот объём, пить воду. – сокр. прим. лат. изд.) Так беспристрастный Судия незамедлительно омыл их от провинностей, которые, хоть и свершились по случайности и с Божия попущения, были обоими приняты на свой счёт.
17. О том, как он запретил медведю есть падаль, о великом прибавлении зерна в житнице и умножении хлебов. О том, как по молитве человека Божия было отложено призвание в иной мир инока Колумбана
О ту пору случилось так, что человек Божий, любя уединение, прогуливался по зарослям калины, что близ хворостинника Фредемунгиака, и обнаружил труп оленя, умерщвлённого лютыми волками; его намеревался сожрать медведь – нализавшись крови, он уже поглотил небольшой кусок мяса. Подойдя, человек Божий запретил ему портить шкуру, потребную для изготовления обуви. Тогда зверь, позабыв дикость, словно ручной и вопреки естеству кроткий, повесив голову безропотно оставил труп. А человек Божий, вернувшись к братии, указал им пойти в то место и ободрать шкуру с оленьего трупа. И вот, братия пошли туда и обнаружили, что со всех сторон собралось множество стервятников, которые стоят поодаль и не смеют, нарушив запрет человека Божия, приблизиться к трупу. И долго ещё братия стояли, ожидая вдалеке, не кинется ли, осмелев, какой зверь или птица на запретную поживу, и наблюдали, что животные подходили на трупный запах, но, останавливались поодаль и бегом бросались прочь, словно учуяв что-то ядовитое или смертельно опасное.
В другой раз, когда Колумбан пребывал в Луксовии, навестил его пресвитер Виннок, о котором мы упоминали выше, и следовал за ним повсюду, куда бы тот ни подался, и так зашли они в житницу, где хранилось зерно. Виннок осмотрел пшеницу и с пренебрежением заметил, что запасы скудны, что, мол, не напечёшь из неё вдоволь хлеба для такого множества, и с упрёком спросил, почему авва так халатен и медлит запастись зерном. Блаженный Колумбан отвечал ему: «Если народ подобающе услужает Создателю своему, то вовек не познает он нужды, о чём торжественно возвещает слово псалмописца: «Я не видал праведника оставленным и потомков его просящими хлеба» (Пс 36:25). Тот, Кто насытил пять тысяч человек пятью хлебами, легко наполнит житницу пшеницей. Виннок заночевал у них, а житница тем временем по вере и молитве человека Божия наполнилась. А утром Виннок встал и, проходя близ житницы, внезапно обнаружил, что она открыта, а перед воротами стоит ключник. Тогда он стал расспрашивать, кто это привёз да где воз, на котором доставлена такая гора пшеницы. На что амбарный смотритель отвечал: «Всё не так, как ты думаешь; глянь – на почве ни отпечатков колёс, ни следов животных, и ключи этой ночью у меня никто не брал. Однако, несмотря на запертые ворота, житница Божией милостью наполнилась пшеницей». Виннок принялся со всей тщательностью осматривать землю, пытаясь найти и распознать следы тягловых. Когда же он не обнаружил ничего похожего, то молвил: «Да, может Господь приготовить трапезу в пустыне для слуг своих!» (ср. Пс 77:19)
И вот, потом по прошествии какого-то времени пришёл Колумбан в киновию Ключи и застал братию, шестьдесят человек, за мотыженьем земли, ибо они измельчали комья, готовя пахоту к будущему посеву. Видя, как тяжко им даётся дробление комьев, молвил он: «Да будет вам, братия, угощение от Господа!» Брат-трапезник, услыхав это, молвил в ответ: «Отец мой, у нас нет ничего, кроме двух хлебов и малости пива». А отец ему: «Ступай, – говорит, – принеси это». Тот поспешно отправляется и приносит два хлеба и чуть-чуть пива. Воззрев на небеса, Колумбан изрёк: «Христе Иисусе, единственная надежда вселенной, Ты, Который пятью хлебами насытил пять тысяч в пустыне, умножь эти хлебы и это питие!» Дивная вера! Все насытились и пил каждый вволю, а трапезник собрал остатков вдвое больше, чем было прежде хлеба, и мера пива удвоилась. И так уразумел он, что вера более достойна богатых даров Божиих, чем отчаяние, которое обычно разоряет даже то, что человек скопил.
Однажды, когда человек Божий, пребывал в киновии Луксовий, случилось, что один из братии, которого и самого звали Колумбаном, будучи измучен горячкой и дойдя до порога смерти, молился о счастливой кончине. И когда он был уже готов испустить последний вздох с упованием на небеса, коих искал своим долгим служением, увидел приближающегося мужа, облачённого в золотистый свет. Тот сказал ему: «Я никак не могу вывести тебя из тела, ибо молитвы и слёзы отца твоего связывают меня». Услышав это, сей Колумбан опечалился, а едва проснулся, кликнул своего келейника Теудегиля, о котором мы упоминали выше, и сказал ему: «Живо ступай да зазови ко мне отца нашего Колумбана!» Тот спешным шагом отправился к блаженному Колумбану, нашёл его в церкви, плачущего, и попросил поскорее навестить болящего. Блаженный же муж, проворно придя, спросил, чего он желает. А тот, объясняя причину, сказал: «Зачем ты меня своими молитвами задерживаешь в сей горестной жизни? Ибо провожатые мои уже здесь, а твой плач и мольбы связывают их. Сними препятствия, что держат меня, и да явится мне уже Царство Небесное!» Тогда Колумбан, охваченный страхом, ударил в било и повелел всем собраться; проводил умирающего товарища с радостью; уделил отходящему Тело Христово в напутствие из этой жизни и, дав ему прощальное целование, спел погребальную песнь. Ведь сей был из того же племени, что и блаженный Колумбан, вместе с ним выехал из Ирландии и одно с ним имя носил.
Кому ещё так подчинялись звери и птицы, как человеку Божию? Ибо нам известно свидетельство Хлодоальда, архиерея стольного Лугдуна (совр. фр. Лан), былого его келейника и ученика, рассказывавшего, что он часто видел, как святой муж во время своего молитвенного и постнического уединения расхаживал по пустыни, то и дело подзывая к себе травоядных и хищных зверей, и птиц, которые, повинуясь ему, немедля приближались, и он ласково гладил их. И звери и птицы так радовались, так резвились, исполненные веселья, словно обычные котята у ног хозяев своих. И ещё сей епископ свидетельствовал, что часто видел, как человек Божий подзывал с верхушки высокого дерева зверюшку, что по-народному называется «белкой», и взяв её рукой, сажал себе на шею, а та шмыгала ему за пазуху и обратно.
18. О почтении к нему короля Теодориха, о порицании, которое ему высказал Колумбан, и о противостоянии с Брунгильдой
И распространялась молва о святом муже по всем областям Галлии и Германии, и так все доброе его имя прославляли, так благочестие его почитали, что и правивший в ту пору король Теодорих (Теодорих II, 587-613 – прим. пер.) зачастил к нему, смиренно испрашивая молитвенного заступничества.
Ведь Сигиберт, о котором мы упоминали выше, был умерщвлён в поместье Викториакум (ныне Витри – прим. пер.), что расположен в пригороде Атравита (совр. фр. Аррас – прим. пер.) по наущению Хильперика (I, 537-584 гг., – прим. пер.), своего брата, находившегося тогда под Турнакумом (совр. г. Турнэ в Бельгии – прим. пер.), которого Сигиберт до самой смерти своей преследовал. Итак, после убийства Сигиберта королевский скипетр принял его сын Хильдеберт (II, 570-595/596 – прим. пер.) с согласия его матери Брунгильды, а когда он в молодых летах умер, то стали править двое его сыновей – Теодеберт и Теодорих – вместе со своею бабкой Брунгильдой. В королевстве Бургундском Теодеберт принял власть, а в королевстве Австразийском воцарился Теодорих. И Теодорих, в пределах чьего королевства обитал блаженный Колумбан, был рад этому.
Человек Божий был его весьма частым гостем, и вскоре стал попрекать его за то, что он грешит с сожительницами вместо того, чтобы наслаждаться отрадами законного брака, в котором можно было бы породить законного наследника от достоуважаемой королевы вместо того, чтобы позориться потомством от блудодеяния. А когда король, наконец, в ответ на повеление человека Божия дал слово отказаться от всех беззаконных связей, древний змей вошёл в душу бабки его Брунгильды, этой как бы второй Иезавели, и направил пылающее жало её гордыни против человека Божия, ибо она ясно видела, что Теодорих послушен ему. Ведь она опасалась, как бы по изгнании сожительниц не возвысил он во дворе новую королеву, лишив свою мать почёта и уважения.
19. О его приходе к Брунгильде и Теодориху, о пролитии питья и яств, о враждебности короля, изгнании из Луксовия и освобождении осуждённых
И вот, довелось однажды блаженному Колумбану навестить Брунгильду. А она была тогда в поместье Брокариака (совр. фр. коммуна Брюйер-ле-Шатель в деп. Эсон – прим. пер.). Увидев, что он входит в палаты, она подвела к человеку Божию двоих сыновей Теодориха, рождённых в блудном сожительстве. Увидев их, он вопросил, что им угодно. На что Брунгильда ответила: «Это королевские сыновья; укрепи их своим благословением!» А он возразил: «Знай же, что никогда не принять им королевского скипетра, ибо происходят они от блудодеяния». Разъярённая, она велела мальчикам уйти. Когда же человек Божий, выходя из королевских палат, пересёк порог, раздался грохот, который наполнил весь дом и поверг всех в ужас, но всё же не унял ярости злосчастной женщины.
Затем она начала строить козни: послала приказ в монастырь, чтобы никто из насельников не смел покидать его пределы и чтобы никто не оказывал монахам ни гостеприимства, ни какой-либо помощи. Когда блаженный Колумбан заметил, что его королевское величество настроился против него, он поспешил в поместье Списсия (совр. фр. коммуна Эпуас в деп. Кот-д’Ор – прим. лат. изд.), где он в то время находился, чтобы сломить его злосчастное упорство своими увещаниями. Когда святой муж на закате прибыл туда, королю доложили, что здесь человек Божий, однако заходить не желает. Тогда Теодорих молвил, что лучше оказать человеку Божию достойный приём, чем вызывать гнев Господа оскорблением Его служителя. Посему повелел приготовить все потребное по-королевски и направить слуге Божию.
Итак, слуги пошли и согласно королевскому приказу представили блаженному Колумбану подношения. Он же, увидев яства и напитки, подаваемые по-королевски, спросил, зачем они пришли к нему с этим. Те отвечали: «Велено тебе передать от короля». Возгнушавшись угощениями, он молвил: «Написано: «Не благоволит Всевышний к приношениям нечестивых» (Сир 34:19), и потому негоже служителям Божиим осквернять уста хлебом того, кто отказал им в доступе не только в своё жилище, но и к другим». Едва он сказал это, все сосуды разлетелись вдребезги, а вина и напитки разлились и порасплескались. Перепуганные слуги доложили о случившемся королю. Объятый страхом он вместе с бабкой поспешил спозаранку к человеку Божию; и просили они его о прощении, и обещали в дальнейшем исправиться. Умиротворённый их обещаниями, он возвратился в монастырь.
Однако недолго держали они данное слово, и обещание было нарушено; в довершение злосчастий король принялся за обычный свой блуд. Услыхав об этом, блаженный Колумбан направил ему письмо, полное упрёков, и пригрозил отлучением, если тот не пожелает исправиться. В ответ на это неуёмная Брунгильда снова настраивает короля против Колумбана, всячески старается сбить его с толку, подговаривает знать, придворных и всех дворян, чтобы восставили короля против верного Божия, и епископа пытается убедить в том, что Колумбан отступает от иноческого уклада и нарушает устав, который сам дал подопечным своим монахам. И вот, подчинившись внушениям злосчастной королевы, придворные восставили короля против верного Божия, добившись, чтобы он занялся проверкой его монастыря. Настроенный таким образом, король приехал к человеку Божию в Луксовий и потребовал ответа, почему это он отложился от местных обычаев и не допускает во внутреннюю ограду всех христиан? Блаженный же Колумбан, будучи отважен и крепок духом, ответил на эти нападки короля, что не в его обычаях давать доступ людям мирским и монашества чуждым в обиталища служителей Божиих, и что для таковых приготовлено удобное и подобающее помещение, где гостеприимно принимают всех приходящих. На это король заявил: «Если ты желаешь и дальше пользоваться дарами от щедрот вспомоществованиями от милостей наших, то в твоей обители доступ будет открыт всем и всюду». Человек Божий ответил: «Если ныне ты станешь принуждать нас нарушить хоть что-нибудь из того, что было запрещено правилами монашеского устава, то ни даров, ни вспомоществований я от тебя больше не приму. А если ты сюда приехал для того, чтобы разорить обители слуг Божиих да порушить устав, то скоро власть твоя полностью рухнет и всё потомство королевское погибнет». (Что и подтвердилось последующими событиями). Король, который, обуянный дерзостью, уже вступил было в рефекторий, испугавшись этих слов, поскорее подался вон. Затем человек Божий продолжил донимать короля суровыми попрёками, в ответ на что Теодорих молвил: «Ты надеешься получить от меня мученический венец? Я не настолько слабоумен, чтобы совершить такое преступление. Есть предложение получше, из которого выйдет прок: поскольку ты отложился от всех мирских обычаев, то потрудись убраться туда, откуда пришёл!» Тут и придворные в один голос загомонили, что не нужен им здесь такой, что не может со всеми поладить. На что блаженный Колумбан сказал, что за стены киновии он и шагу не ступит, если его только не вытащат силой.
И вот, отбыл король, оставив за главного некоего мужа по имени Баудульф. Вместе с помощниками он вытолкал человека Божия из монастыря и направил его в ссылку в Весонтион до тех пор, пока не узнает королевских распоряжений на его счёт. Пребывая там, блаженный Колумбан услыхал, что в местной темнице полно осуждённых, ожидающих смертной казни. Человек Божий поторопился к ним и, беспрепятственно пройдя ворота, поведал осуждённым слово Божие. А они клятвенно обещали, что, если освободятся, то исправятся и возместят совершённые злодеяния покаянными делами. Тогда блаженный Колумбан повелел своему келейнику Домоалю, о котором мы упоминали выше, взяться рукой за железную цепь, которой были опутаны и стянуты их колодки, да потянуть за неё. Келейник взялся за цепь и потянул, и колодки распались, словно гнилой пень. Когда ж, освободив ноги, осуждённые вышли по велению святого из темницы, он, исполняя долг евангельского служения, вымыл им ноги и отёр полотенцем. Затем он повелел им направиться в церковь и искупить свершённые преступления покаянными делами, а грехи слезами смыть. И вот, они поспешили к церкви, но наткнулись на запертые врата.
А начальник над воинами, словно бы очнувшись от сна, обнаружил, что силою Божией, явленной через блаженного Колумбана, колодки осуждённых развалились и острог у него опустел, двинулся вместе с воинами вслед за беглецами. Они же, видя за собой приближающихся преследователей, а перед собой – запертые двери, поняли, что положение безвыходно, и стали требовать, чтобы человек Божий избавил их. Охваченный тревогой, он запрокинул голову и умолял Господа не попустить тем, кого Он силою Своей исторг из цепей, вновь угодить в руки преследователей. Без промедления по благости Творца замок крепко затворённых врат отомкнулся, запертым в безвыходном положении открылся вход, и они поскорее вбежали в церковь. Когда ж заключённые оказались внутри, ворота перед на глазах у воинов без человеческой помощи затворились, как если бы сторож мигом отворил их ключом и тут же запер снова. Когда блаженный Колумбан с учениками и начальник с воинами одновременно подошли к вратам, те оказались заперты. Стали искать сторожа по имени Аспасий, чтобы занять у него ключ. Когда тот пришёл и попытался отпереть ворота ключом, то сказал, что никогда не видал, чтобы запор задвигали так крепко. И никто после этого не посмел причинить осуждённым никакого вреда, ведь их Божия сила избавила.
20. О его возвращении в Луксовий и слепоте преследователей, о приказе короля отправиться в изгнание, разлуке с товарищами и исцелении одержимых
После того человек Божий обнаружил, что надзора за ним никакого и никто не станет досаждать ему, ибо все видели, какая сверкает в нём сила Божия, и потому сторонились оскорбителей его, дабы не соучаствовать в грехе. Тогда он в воскресенье взошёл на самую макушку крутой горы (ведь тот город имеет такое расположение: дома во множестве скопились на отлогом склоне горы, над которым ввысь взмывают обрывистые кручи, окружённые руслом реки Довы (совр. р. Ду – прим. лат. изд.), не оставляющей никакого проезда), где и пробыл до середины дня, наблюдая, помешает ли кто его отъезду в монастырь. Поскольку не явилось никого из враждебных ему людей, он вместе с учениками двинулся обратно в монастырь прямиком через город.
Брунгильда и Теодорих, узнав, что он возвратился из ссылки, ещё страшнее взъярились гневом и направили отряд воинов с приказом схватить человека Божия и силой водворить обратно на место ссылки. И вот, приехали воины с начальником во главе, обошли весь монастырь, разыскивая человека Божия, а он в это время читал в притворе церкви книгу. Они не раз наведывались туда и проходили так близко, что некоторые задевали его ноги своими и одеждой касались одежд, но помрачёнными своими очами отнюдь не видели его самого. То-то было расчудесное зрелище! Он веселится, глядя на ищущих, совершенно незримый для них; а они того, кто посреди них, им видимые, не видят. Подошедший начальник заглянул в окно и увидел, что человек Божий сидит радостный в окружении ищущих и читает, и, распознав в этом чудо Божие, молвил: «Ну что, обшарили весь притвор, и никого? Хватит сходить с ума; того, кого покрывает Божия сила, вам не сыскать. Бросайте ваше занятие, и прямиком к королю: доложите, что и следа его не нашли». Из сего со всей ясностью можно уразуметь, что начальник отряда не по своей воле приехал досаждать человеку Божию – потому-то и удостоился ясного видения.
Когда они доложили королю и королеве о своей неудаче, те с ещё большей яростью вознамерились довершить своё злосчастное намерение и поручили сановнику Бертарию, поставив его во главе отряда пехотинцев, заодно с Баудульфом, которого направляли с подобным поручением ранее, провести более тщательные поиски. Когда же они пришли и застали блаженного Колумбана в церкви, занятого псалмопением и молитвами, то обратились к человеку Божию так: «Божий человек, пожалуйста, подчинись как королевскому, так и нашему предписанию: уезжай отсюда, ступай тем путём, которым впервые прибыл в эти места». А он им в ответ: «А вот не думаю я, что Создателю будет угодно моё возвращение на родную землю, которую я однажды покинул ради страха Божия». Увидев, что человек Божий слушаться его отнюдь не намерен, Бертарий, оставив несколько самых крутых нравом воинов, отбыл. А они стали упрашивать человека Божия смилостивиться над ними, к несчастию своему оставленными на выполнение этого дела; умоляли принять во внимание, в какой они опасности, ведь, если они насильно его не выведут отсюда, им грозит смертная кара. Но он заявил, как уже многократно все слышали, что, если его силой не выведут, то сам не уйдёт. Они же, оказавшись в безвыходном положении, устрашаемые отовсюду, кто ухватившись за его мантию, кто пав на колени, со слезами молили простить таковое их прегрешение, совершаемое не по их воле, но из повиновения королевскому предписанию.
Тогда человек Божий, видя, что, если он не смягчится, то ближним грозит опасность, покинул монастырь ко всеобщему сетованию и скорби. К нему была приставлена охрана, которая не оставляла его до самых границ королевских владений, из которых он изгонялся. Среди охранников первым был Рагумунд, который сопровождал его до Намнета (совр. г. Нант – прим. пер.), а братия следовали за ним, словно на похоронах, ибо скорбь полнила сердца их. Отец, в тревоге о потере стольких собратий, воззрел на небеса и молвил: «Вечный Создатель всего, уготовь нам подобающее место, где народ Твой вовек служить Тебе сможет!» Затем утешил он всё иноческое воинство, увещал их не оставлять надежды, но воздавать всемогущему Богу великую хвалу, ибо сие должно считать не ущербом для него или для них, но благоприятной возможностью приумножить монашескую общину. Итак, всякий, кто желает последовать за ним, пускай идёт, всячески приуготовив душу к испытаниям, которые придётся перенести вместе с ним; те же, что пожелает остаться в киновии, пускай спокойно остаются, ибо Господь не замедлит отмстить за их скорбь. Однако поскольку братия единодушно отказались покидать своего пастыря, королевские охранники заявили, что последовать за ним не дозволяется никому, кроме тех, кто происходит из одной с ним страны или прибыл с ним из британских земель, а прочим, кто родом из Галлии, королевские особы предписывают оставаться в своей обители. Когда достославный отец понял, что собратий с ним разлучают силой, его и прочих собратий скорбь приумножилась; и ввиду столь тяжкого злодеяния он просил Господа, общего Утешителя, дабы тех, кого отделило от него королевское упрямство, Он сохранил под Своею защитой. Одним из тех, кого насильственно оторвали от святого мужа, был его ученик и келейник Евстасий, досточтимый муж, возглавивший после него тот монастырь под опекой своего дяди Миетия, епископа Лингонского (совр. фр. г. Лангр – прим. пер.).
Итак, спустя двадцать лет после того, как святой муж поселился в пустыни, он покинул её вместе со своими спутниками и через Весонтион да Августодун (совр. фр. г. Отён в деп. Сона и Луара – прим. пер.) прибыли в замок Аваллон (одноим. Город в деп. Йонна – прим. пер.). Однако прежде прибытия в Аваллон во время пути с ним столкнулся Теодорихов конюший и попытался пронзить человека Божия копьём, но злонамеренную душу его вмиг упредила заслуженная кара. Ибо десница, которую он поднял на человека Божия, онемела, копьё воткнулось в землю у его ног, а сам он, схваченный бесами, пал в ноги человеку Божию. Тот же, понимая, что его поразила кара Божия, оставил его при себе на тот день и последовавшую ночь, а когда новый день забрезжил, призвал его и, с Божией помощью исцелив от недуга, отправил домой. Затем, выйдя к реке Коре (совр. назв. – р. Кюр, приток р. Йонны – прим. лат. изд.), он остановился в доме одной благородной и благочестивой женщины Теодеманды. Во время его пребывания там, ему встретились 12 одержимых буйными бесами человек, катавшихся в ярости по земле – их человек Божий сразу исцелил молитвой. В тот же день он со спутниками направился в посёлок, называемый Кора (совр. фр. коммуна Кюр близ Домси-сюр-Кюр в деп. Йонна – прим. лат. изд.), где оказались пятеро сумасшедших, которые вмиг были излечены им. Затем прибыл он в Аутесиодор (совр. г. Осер в деп. Йонна – прим. пер.), где сказал Рагумунду, сопровождавшему его на всём пути следования: «Попомни, о Рагумунд, Хлотарь, которого вы сейчас презираете, через три года будет повелителем вашим». Тот его: «Зачем, – спрашивает, – ты мне эдакое говоришь, господин мой?» Он же в ответ: «Будешь жив, увидишь, всё случится, как я сказал».
21. Об излечении сумасшедшего и о каре, постигшей одного человека; и о возвращении зрения слепому
Когда он из Аутесиодора двинулся дальше, заметил бегущего навстречу юношу, одержимого проворным бесом (он промчался 20 миль на пределе сил). Увидав его, блаженный отец остановился, дожидаясь, когда обуреваемый силой бесовскою человек приблизится. Подбежав, тот пал пред человеком Божиим, корчась, и святой, исцелив его молитвой, отправил домой, здорового.
Затем он, окружённый охраной спереди и сзади, въехал в крепость Нивернскую (совр. г. Невер, центр деп. Ньевр – прим. пер.), где должен был сесть на Лигере (совр. р. Луара – прим. пер.) на ялик, чтобы отправиться к британским берегам. Прибыв на место, они начали с трудом, мешкая, перебираться на ялик, и тогда кто-то из охранников, схватив весло, ударил одного из спутников святого, именуемого Луа, мужа святейшего и всячески преданного благочестию.
Человек Божий, видя, что его собрата бьют прямо у него на глазах, воскликнул: «Что ж ты, бессердечный, прибавляешь к скорби скорбь?! Мало вам для полного падения уже совершённых злодейств? Что ж бьёшь Христова по усталым членам? Что ж мягкому твёрдость являешь? Что с кротким обходишься круто? Помни, кара Божия поразит тебя прямо здесь, где ты в ярости своей член тела Христова поразил ударом!» Изречённый приговор подтвердился вскоре последовавшим отмщением. Ибо, когда сей охранник приехал в следующий раз, то, переправляясь к той пристани, поражённый свыше, утонул на том самом месте. Почему же так получилось, что правый Судия отложил Свою кару на потом? Наверняка ради того, чтобы не омрачать взор святого зрелищем наказания.
Оттуда они прибыли в город Аврелианум (совр. Орлеан – прим. пер.). И поскольку по королевскому предписанию в церкви для них был вход заказан, то они там с великой скорбью, поставив на берегу Лигера палатки, лишь краткое время передохнули. Когда у них уже исчерпались припасы, они направили в город двоих, чтобы приобрести необходимое (одного из них звали Потентин, который до сих пор жив и собрал монашескую общину в Арморике (северо-запад совр. Франции – прим. пер.), в пригороде Констанции (совр. г. Кутанс в Нормандии – прим. пер.)). Они обошли город и ничего не смогли добыть, поскольку все, трепеща перед королевской угрозой, замкнули для них сердца свои. Тогда они двинулись обратно тем же путём, каким пришли в город, и встретили на улице женщину-сирийку. Увидев их, она спросила, кто они таковы. Они поведали всё как есть и пожаловались, что хотели приобрести необходимые припасы, а ничего не добыли. Она ж молвила: «Пожалуйте, господа мои, в пристанище служанки вашей и берите с собою в дорогу всё, что необходимо. Ведь я и сама здесь пришелица из далёкой страны Востока». Они, ликуя, последовали за нею в её дом, где, расположившись в креслах, отдохнули, пока она не собрала им припасов в дорогу. С ними же вместе сидел и муж её, давно утративший зрение, о котором они спросили, кто он таков. Она отвечала: «Это муж мой, тоже из сирийцев, как и я; он много лет назад лишился зрения, и я его вожу с собой». На что иноки сказали, что если его привести пред очи Христова слуги Колумбана, то по его молитвенному заступничеству он может вновь обрести зрение. И слепой, укрепив дух свой обетованием даров веры, встав, последовал, ведомый, вослед иноков. И вот, Потентин стал рассказывать авве о гостеприимстве, оказанном странникам, но ещё не закончил он речь свою, как приблизился слепец и молил человека Божия, дабы он молитвою вернул ему зрение. Видя веру его, блаженный Колумбан попросил всех молиться за слепого, и сам, пав, долго лежал на земле, а когда поднялся, то коснулся рукой его глаз и, перекрестив, вернул ему просимое зрение. Радуясь о вновь обретённой способности, он возвратился домой, ибо, конечно, подобало тому, кто не угашал внутреннего света странноприимства, и во внешнем не испытать недостатка.
А затем толпа одержимых, которых жутко мучили ярые бесы, прибежали к человеку Божию, ища милости излечения, и даровал им Господь здоровье по щедрости Своей, ибо всех их там исцелил человек Божий. Горожане, впечатлённые сими чудесами, тайно чествовали человека Божия дарами, однако ввиду охранников открыто ничего ему давать не решались, дабы не навлечь на себя королевский гнев. Затем изгнанники тронулись путь.
22. О задержке судна, о раскрытии воровства и возобновлении припасов
И вот, они водным путём добрались по Лигеру до города Тура, где святой муж просил охранников остановить ялик в порту и позволить ему навестить гробницу блаженного исповедника Мартина. Охранники отказали ему в этом, но постарались ускорить ход плавания: подгоняли гребцов, чтобы на всей скорости проскочить мимо порта, и кормчему повелели держать ялик посередине речного русла. Увидев это, блаженный Колумбан со скорбным ликом поднял очи к небу и сетовал о великой печали своей, ибо не позволено ему было посетить гробницы святых. И вот, несмотря на усилия всех гребцов, ялик, едва оказавшись напротив порта, стал, словно на якоре, и развернулось носом к пристани. Охранники, не в силах противостоять сему, неохотно позволили ялику идти куда угодно. Чудесным образом ялик со стрежня реки устремился со скоростью птицы к порту, и когда он пристала там, путь человеку Божию был открыт. Он воздал благодарение Царю вечному, не возгнушавшемуся просьб слуг своих, и, покинув борт, приступил ко гробнице блаженного Мартина, где прободрствовал целую ночь в молитве. Когда ж занялся новый день, Леопарий, епископ того города, пригласил его на завтрак, и он не отверг приглашения – прежде всего, чтобы дать передохнуть своим братьям. И провёл он тот день с вышеупомянутым архиереем. Когда ж они воссели за трапезу, человеку Божию задали вопрос о причине его возвращения на родину, на каковой он ответил: «Пёс Теодорих изгнал меня от братии моей». Тогда один из сотрапезников по имени Хродоальд, женатый на тётке короля Теодеберта, однако верный королю Теодориху, смиренно заметил человеку Божию, что предпочёл бы пить молоко, а не полынную настойку (которую в смеси с мёдом давали детям от глистов, и по своей горечи она противопоставлялась молоку, – прим. лат. изд.). «Понимаю, – молвил ему человек Божий, – ты хочешь соблюсти присягу королю Теодориху». Тот подтвердил, что будет верным данной присяге, насколько сможет. «Если, – изрёк блаженный, – ты предан королю Теодориху, то охотно послужишь посланником от меня к твоему другу и господину. Итак, доведи до его ушей, что в течение трёх лет он сам и дети его истребятся, и искоренит Господь корень его напрочь». «Что ты такое говоришь-то, слуга Божий?!», – воскликнул муж тот, а Колумбан ему в ответ: «Невмочь я умолчать о том, что мне Господь возвестить поручает». Впоследствии все жители Галлии услыхали, что предсказание исполнилось, и приговор, прежде слышанный Рагамундом, подтвердился.
Потом, окончив трапезу, человек Божий вернулся на ялик и нашёл спутников своих в великом огорчении. Расспросив их, он узнал, что предыдущей ночью всё, что они держали на судне, было украдено, включая золотые, остававшиеся от раздаяния милостыни. Услыхав об этом, он возвратился ко гробнице блаженного исповедника и пожаловался, что он, мол, не для того здесь бдением бодрствовал, чтобы святой позволил потерпеть ущерб ему и братьям его. Беспромедлительно тот, кто украл мешочек с золотыми, в муках телесных закричал от боли и признался, что спрятал золото там-то. Увидев это, все товарищи его поспешили украденное извлечь и вернуть в целости, и молили человека Божия простить таковое преступление. Чудо это всем внушило такой ужас, что в дальнейшем те, кто слыхал о нём, не смели даже коснуться того, что принадлежало человеку Божию, словно святыни. Итак, снабдив его всем необходимым, Леопарий распрощался с человеком Божиим.
Так, ликуя, плыли они до Намнетской крепости, где ненадолго задержались. Там человек Божий, услыхав однажды за дверями занимаемой им каморки выкрики нищего, позвал келейника и молвил: «Подай просящему хлеба на пропитание!» А тот отвечал: «Хлеба у нас нет, разве только муки немного осталось». «Сколько её у тебя?» – спросил святой муж. Келейник заверил, что не больше, пожалуй, модия (8,754 л – прим. пер.). «Отдай тогда её целиком, – молвил авва, – и ничего на завтра не оставляй». Келейник послушался; уделил бедняку весь запас, ничего не оставив на общие нужды.
Им пришлось поголодать, и уже занялся третий день, когда им нечем было поддержать изнурённые голодом силы, кроме благодати веры и надежды, как вдруг они услышали удары в дверь. Когда придверник спросил, ради какой такой срочной нужды там беспокоят братию шумом, тот, кто стучался, молвил, что он послан своею госпожой по имени Прокула, которая получила внушение свыше снабдить пропитанием человека Божия Колумбана и спутников его, пребывающих в Намнетской крепости. Груз уже близко, а он поспешил вперёд, чтобы попросить их подготовить ёмкости, куда вместится сотня модиев вина, двести – простого зерна, да ещё и белой пшеницы сто модиев. Придверник со всех ног помчался доложить обо всём отцу, а тот ему сказал, что это ему и без того известно, а нужно созвать всю братию, чтобы сообща помолиться Господу за дарительницу, воздав заодно благодарение Создателю, не престающему утешать слуг своих во всех нуждах, а уж затем принимать принесённые дары. О, дивная милость Создателя! Он позволяет нуждаться, дабы нуждающимся явить Свои дары в изобилии; попускает искушаться, дабы помощью Своей в искушениях полнее обратить сердца слуг Своих к Себе; предаёт Свои члены на дикие мучения, дабы приумножилась в них любовь ко Врачу исцеляющему.
Одновременно другая благородная и благочестивая женщина по имени Дода прислала им двести модиев пшеницы да сотню смешанного зерна. Сие принесло превеликий позор архиерею того города Софронию, у которого никто не мог ни даром ничего получить, ни в обмен. А когда блаженный Колумбан пребывал там, пришла к нему некая женщина, страдавшая бесоодержимостью, вместе с дочерью, отягчённой тою же мукой. Он вознёс за них совместно с братией молитву и, после того как она обрела здоровье, повелел ей вернуться домой.
23. О том, как корабль отбросило волнами, и о почтении со стороны противников
После этого Софроний, епископ города Намнета, вместе с сановником Теодоальдом, следуя королевскому повелению, заторопились посадить на корабль и отправить блаженного Колумбана в Ирландию. Однако человек Божий сказал: «Если появится корабль, направляющийся в Ирландию, погрузите на него все пожитки и спутников, а я, между тем, сяду на ялик и по Лигеру доберусь до открытого моря». И вот, нашли корабль, привезший товары из Скотии; спутники на него сели и погрузили пожитки. Когда же усердною греблей и при попутном ветре корабль вывели в открытое море, поднялись громадные валы навстречу, прибили их к берегу, выбросили на песок, а затем волны схлынули, и настала тишь да гладь. Три дня судно сохло на берегу. Тут капитан уразумел, что нет им ходу из-за пожитков и спутников человека Божия. Наконец, решившись, выбросил с борта всё, что принадлежало человеку Божию. И незамедлительно нахлынули волны и вынесли корабль в открытое море. Тут все с удивлением осознали, что нет на то воли Божией, чтобы блаженный Колумбан возвращался назад. И вот, он возвратился в дом, где жил по прибытии, и никто ему уже не только не препятствовал ходить куда он пожелает, но даже чем могли поддерживали: дарами и угощениями. И не случалось такого, чтобы он остался без защиты, а во всём с ним пребывала помощь Создателя, ибо ни на миг не задремлет Тот, Кто в сени крыл Своих укрывает Израиля (ср. Пс 16:8). Ведь Он для всех являет щедрость во всём, дабы все прославили Его ради множества щедрот.
24. О его приходе к королю Хлотарю и о радости оного
Пробыв там немного, блаженный Колумбан отправился к Хлотарю (II, 584-629 гг., с 613 г. – король всех франков – прим. пер.), сыну короля Хильперика (см. выше), правившему франкской Нейстрией (северо-западная часть королевства Меровингов со столицей в Лютеции (Париже), – прим. пер.) и проживавшему у пределов Галлии на берегу Океана. Хлотарь же слыхал, сколько разных обид претерпел человек Божий от Брунгильды и Теодориха, и увидев святого, встретил его, словно дар небесный и, ликуя, просил, коли тому будет угодно, разместиться в пределах его королевства, а себя предлагал ко всяческим его услугам. Но тот сказал, что отнюдь не желает осесть в этих местах: довольно скитаний, хватит пытаться улестить врагов. Однако Хлотарь задержал его при себе, сколько смог, выслушал от него попрёки за те ошибки, коих отнюдь не был лишён королевский двор, и торжественно обещал всё поправить согласно его повелениям. Ведь был Хлотарь ревностным почитателем мудрости и выражал признательность за обретённый желанный дар.
И вот, пока блаженный Колумбан гостил у Хлотаря, между Теодебертом (II, 585-612 гг., король Австразии, – прим. пер.) и Теодорихом вспыхнула распря. Оба спорили о границах королевств, оба направляли гонцов к Хлотарю, оба просили помощи против соперника. В связи с чем Хлотарь, силясь понять, как действовать, советовался с блаженным Колумбаном: не представляется ли его разумению, что следует в согласии с одним поднять меч против другого. На что получил ответ, исполненный пророческого духа: «Ни с одним из них не вступай в союз, ибо в течение трёх лет оба их королевства перейдут под твою власть». Хлотарь, понимая, что человек Божий глаголет пророчество, отказал в помощи обоим, но, с верою дождавшись обетованной поры, одержал впоследствии славную победу.
25. О путешествии в Париж, встрече с сумасшедшим и его излечении
После того человек Божий попросил у Хлотаря об одолжении: помочь, если возможно, пройти через владения Теодеберта, чтобы, перевалив Альпы, оказаться в Италии. Получив провожатых, дабы проследовать к Теодеберту, он тронулся в путь и приехал в город Париж. Когда он вошёл в него, столкнулся во вратах с человеком, имевшим нечистого духа, который неистовствовал, рвал на себе одежду и невнятно лопотал. Он уже задолго, издали завидев приближающегося Колумбана, хрипло вскрикивал, и затем со стоном обратился к человеку Божию: «Как тебя в наши края занесло, человек Божий?» А тот, взглянув на него, молвил: «Изыди, тлетворный, изыди и не смей более одержать тела, омытые в купели Христовой! Беги от силы Божией и пред изреченным именем Христа трепещи!» Но поскольку он лютой своей и тёмной силой словам противостоял, человек Божий вставил пальцы в уста одержимому и, коснувшись языка, повелел силой Божией бесу изойти. Тогда тот стал рваться с такой страшной силой, что его едва могли удержать путы; и, сотрясши внутренности человека, со рвотою изошёл, обдав окружающих таким смрадом, по сравнению с которым им казался сносным и серный запах.
26. О том, как он был принят Хагнериком и Аутарием, как благословил дом их и освятил потомство
Затем он отправился в крепость Мельд (совр. фр. г. Мо в деп. Сена и Марна – прим. пер.), где пребывал тогда некий вельможа Хагнерик, близкий друг Теодеберта, муж разумный, советом своим королям угодный и славный своей мудростью. Он принял человека Божия с дивной радостью, торжественно обещал самолично о нём позаботиться и представить при дворе Теодеберта, так что, мол, больше ему провожатых из соседнего королевства не потребуется. И он отослал сторонних помощников, дабы придержать, насколько возможно, человека Божия у себя, чтобы дом его духовно возвысился от учения его. А человек Божий благословил дом его, а дочь его по имени Бургундофару, что была ещё в младенческих летах, благословляя, посвятил Господу (о ней мы поведаем в дальнейшем) (св. Бургундофара, аббатиса, ум. 643 или 655 г., память 3 апреля – прим. пер.).
Отправившись оттуда дальше, он прибыл в некое поместье Вульциак (совр. коммуна Юсси-сюр-Марн в деп. Сена и Марна – прим. пер.), что стоит на берегу реки Матроны (совр. назв. Марна – прим. пер.). Там его принял некий муж по имени Аутарий, супругу коего звали Айга. И привели их детей малых лет, коих мать представила человеку Божию для благословения. Видя таковую веру матери, он освятил малышей своим благословением и потом они, едва повзрослев, пользовались чрезвычайной благосклонностью сначала короля Хлотаря, а затем Дагоберта, однако, достигнув мирского величия, озаботились, как бы ради славы века сего не лишиться славы вечной. Старший из них, по имени Адон, добровольно отвергся себя (Мк. 8:34) и воздвиг среди лесистой Юры монастырь по уставу блаженного Колумбана (ныне женский бенедиктинский монастырь Нотр-Дам-де-Жуар в коммуне Жуар, деп. Сена и Марна – прим. пер.); младший, по имени Дадон, основал монастырь в Бриегских лесах у реки Ресбак по тому же уставу (ныне коммуна Ребэ на р. Равуаро в деп. Сена и Марна – прим. пер.).
Столь великая благодать дана была человеку Божию, что кого бы не освятил он, тот неуклонно вёл благую жизнь до смертного часа. И весьма справедливо, что те, кого он склонил к усердию, впоследствии счастливо удостоились избежать наказания, и отнюдь не незаслуженно с помощью столь великого мужа обильное подкрепление благодати сообщилось тому, кто, проникнувшись его учением, не пожелал уклониться от стези правой жизни.
27. О том, как его принял Теодеберт; о житии в Бригантии и исправлении народных нравов; о прибытии припасов и разделе ягод; о наставлении, полученном от ангела в видении.
Оттуда он отправился к Теодеберту, и как увидал его Теодеберт, то, ликуя, принял в палатах своих. Также и многие братия шли к нему из Луксовия, коих он принимал, словно добычу, захваченную у врага. И посулил Теодеберт, что в своих владениях он подыщет для слуги Божия места прекрасные и всячески удобные для того, чтобы вести проповедь повсюду среди окружающих племён. На что человек Божий ответствовал, что, коли король сулит поддержку и не окажется ложным обещание его, то он останется на какое-то время и попробует, не удастся ли в сердцах соседних язычников посеять веру. Король предоставил блаженному возможность выбрать место в любой части страны и проверить, где будет по душе ему и его братии. После внимательного рассмотрения все единодушно одобрили старые развалины крепости, называвшейся Бригантией (совр. г. Брегенц в Австрии на берегу Боденского озера – прим. пер.), вблизи Рейна в пределах Германии. Однако о том, что случилось, пока человек Божий путешествовал по Рейну, нельзя умолчать.
Как мы говорили, они путешествовали по Рейну в ялике и однажды добрались до города, издревле называемого Могонтиак (совр. г. Майнц в Германии, столица земли Рейнланд-Пфальц – прим. пер.). Когда они оказались там, гребцы, которых король направил сопровождать человека Божия, сказали ему, что у них есть друзья в городе, у которых можно пополнить необходимые припасы, ведь харчи в течение долгого пути уже закончились. И человек Божий молвил им: «Идите». Но они, уйдя, не нашли ничего. Вернувшись, на вопрос человека Божия они ответили, что от друзей они ничего добиться не смогли. На это он молвил им: «Позвольте-ка мне ненадолго сходить к моему другу». Пока они дивились, откуда у него друг в городе, где он прежде не бывал, блаженный Колумбан отправился прямиком в церковь, войдя в которую, простёрся на полу и долго молился своему Господу, умоляя о милости у Подателя её. И незамедлительно епископ того города, выйдя из дому, наведался в церковь и, встретив блаженного Колумбана, спросил его, кто он. А тот заявил, что странник. На что епископ сказал: «Если нужно тебе пополнить запас пропитания, то поспеши ко мне домой и возьми с собой сколько нужно». И когда человек Божий возблагодарил одновременно и Создателя, и вдохновлённого Им дарителя искомых припасов, тот ещё настойчивее стал убеждать его и настаивать, чтобы он взял всё, что ему пойдёт впрок, и сам отправил слуг сбегать к кораблю, чтобы все пришли, кроме одного сторожа, и взяли всё, чего ни пожелают. А чтобы не показалось кому, что произошло это по совпадению, тот епископ не раз потом заявлял, что никогда прежде не было у него такого побуждения свыше делиться припасами и что отправился он в церковь к блаженному Колумбану безо всякой иной причины, кроме Божия внушения.
Затем они прибыли в назначенное место. Обойдя окрестности, человек Божий сказал, что ему тут не по душе, но твёрдо обещал немного пожить здесь ради насеяния веры среди язычников. А жили поблизости племена свевов. Расположившись там и ходя среди местных жителей, он обнаружил однажды, что они собираются принести нечистую жертву и выставили посреди большой чан пива, называемый по-народному «купа» и вмещающий около двадцати модиев. Человек Божий приблизился к нему и спросил, что они собираются с ним делать. Они отвечали, что намерены принести жертву своему Богу – Водану, которого иные именуют Меркурием. Услышав об этой мерзости, блаженный Колумбан дунул на чан и тот дивным образом раскололся с треском и рассыпался вдребезги, а пиво с силой расплескалось, отчего стало ясно, что в том чане скрывался диавол и посредством нечистой жертвы пленял души её участников. Увидав сие, варвары с изумлением заговорили, что у человека Божия должно быть могучее дыхание, коли он может дуновением разрушить чан, перетянутый верёвками. А он, внушив им словом евангельским воздерживаться от подобных жертвоприношений, отправил всех по домам. Многие из них тогда, вняв увещанию и учению блаженного мужа, обратились в Христову веру и приняли затем крещение; иных же, хоть и омытых крещением, но придерживающихся суеверия, он наставлениями своими, как добрый пастырь Церкви, возвратил к жизни в согласии с евангельским учением.
А в это время Теодорих и Брунгильда не только на Колумбана озлобились, но стали притеснять и святейшего Дезидерия, епископа города Вены. Сначала они его обрекли на изгнание, затем изо всех сил причиняли ему многочисленные огорчения, а напоследок он принял от них венец славного мученичества. В его Деяниях (Иона располагал «Житием Дезидерия», написанным Сисебутом, – прим. лат. изд.) описано, через сколько разнообразных невзгод пришлось пройти Дезидерию, чтобы удостоиться от Господа славного торжества.
Пока Колумбан со своей братией проповедовал в окрестностях Бригантии, настали для них времена суровых лишений; но хотя пропитания у них не было, зато была бестрепетная и неколебимая вера, способная снискать у Господа всё, что необходимо. Когда ж они уже едва ходили, ослабев телом от трехдневного голода, явилось такое обилие дичи – словно во время, когда перепела покрыли стан израильтян (Числ 11:31), – что вся местность вблизи их обители переполнилась множеством птиц. Уразумел человек Божий, что ради нужд его и братии излились на них сии яства земные, ибо больше нигде такого не случилось, кроме того места, где они пребывали. И повелел он братии сначала воздать благодарение и хвалу Создателю, а уж затем собирать дичь для трапезы. Дивное и изумительно чудо творилось: пока они собирали птиц, следуя указанию отца, пернатые и не пытались спастись бегством. Сия птичья манна изливалась на них три дня. Затем на четвёртый день некий архиерей из ближайшего города, вдохновлённый Божиим внушением, отправил блаженному Колумбану обильный запас зерна, и едва груз хлеба прибыл, Всемогущий, посылавший голодающим крылатую пищу, тут же повелел полчищу пернатых улететь. А из рассказа Евстасия, который в то время среди остальных находился там в послушании у человека Божия, мы узнали, что никто из рядов братии прежде не видал пернатых такого рода и вкус мяса их был лучше, чем у королевских кушаний. О, дивный дар могущества Божия! Когда истощаются у верных Христовых яства земные, тогда Он небесные им уделяет, как сказано об Израиле: «Хлеб небесный дал им» (Пс 77:24); когда же прибывают земные блага, тогда ниспосланное устраняется.
И вот, в то самое время, когда он в глубине пустыни под некоей скалой изнурял своё тело постом и не было у него ничего другого из еды, кроме лесных ягод, о которых мы упоминали выше (ежевики, см. гл. 9), заявился со своей обычной скрытностью ненасытный медведь и начал слизывать скудную поживу да рвать там и сям ягоды пастью своей. Когда подошло время трапезы, отец отправил келейника Хагноальда за обычной мерою ягод. Приходит тот и видит, что среди деревьев в ежевичнике бродит медведь и слизывает ягоды. Бежит келейник обратно и сообщает отцу, который приказывает ему пойти и одну часть кустов выделить на кормление зверю, а другую оставить для себя. Тогда Хагноальд пошёл и исполнил повеление отца: разделил посохом плодоносные кусты ежевичника, сказав зверю, что по приказу человека Божия с одной части он может есть, а другая остаётся на пропитание человеку Божию. И вот диво: зверь послушался! Ни разу не посмел он объедать ягоды на запретной части, но до тех пор, пока человек Божий оставался в тех местах, искал корм на кустах исключительно с отведённой для него стороны.
Тем временем пришла блаженному Колумбану мысль отправиться в земли венетов, называемых также славянами, и просветить их слепые души евангельским светом, дабы искони блуждающим по бездорожью явить путь истины. Когда же в нём зародилось это желание, предстал ему в видении ангел Господень и показал ему устройство мира в маленьком кружке, вроде тех карт, что обычно рисуют чернилами на страницах. «Видишь, – сказал он, – весь мир лежит в запустении. Иди хоть направо, хоть налево – всюду пожнёшь плоды трудов своих». Тогда уразумел человек Божий, что нелёгок будет путь народа того к вере, и оставался на месте, пока не представилась ему возможность отправиться в Италию.
28. О войне между королями, откровении человеку Божию и предательстве Теодеберта
Тем временем между Теодорихом и Теодебертом усиливалась распря, и оба, гордясь каждый мощью своей рати, ринулись друг на друга, готовые сражаться вплоть до братоубийства. Среди всех этих событий человек Божий явился к Теодеберту и убеждал его отказаться от горделивого начинания своего, а принять священный чин и, посвятив себя Церкви, зажить по монашескому уставу, дабы заодно с потерей земного царства не претерпеть ущерба и для вечной своей жизни. В ответ на это король и его присные только рассмеялись, сказав, что слыхом не слыхивали, чтобы кто-нибудь из Меровингов, будучи наделён королевской властью, добровольно пошёл в клирики. И невзирая на их общее презрение, молвил блаженный Колумбан: «Коли добровольно принять достоинство священства ты напрочь отказываешься, то вскорости поневоле станешь клириком». А изрекши сие, человек Божий вернулся в келью, и скоро пророческие речения его подтвердились ходом событий.
Теодорих беспромедлительно выступил на Теодеберта войной и, одолев его под Туллом (ныне фр. коммуна Туль в деп. Мёрт и Мозель – прим. пер.), обратил в бегство. А потом, собрав могучее войско, преследовал его. Подобным же образом и Теодеберт, окружив себя могучей и многочисленной ратью, устремился на битву к замку Тульбиак (совр. Цюльпих в герм. земле Северный Рейн-Вестфалия – прим. пер.). Там состоялось сражение, и с обеих сторон погибли неисчислимые полчища людей, а Теодеберт, вконец побеждённый, бежал.
В то время человек Божий пребывал в пустыни, и служил ему только келейник Хагноальд. В тот час, когда под Тульбиаком начиналась битва, человек Божий сидел на гнилом дубовом пне, читая книгу. Внезапно овладел им сон, и он увидел, что происходило между двумя королями. Проснувшись же вскоре, он позвал келейника и поведал о смертельном сражении между королями, вздыхая о великом кровопролитии. Набравшись смелости, келейник молвил ему: «Отче мой, окажи Теодеберту поддержку молитвой своей, дабы сразил он нашего общего врага Теодориха!» На что блаженный Колумбан отвечал: «Глупый и благочестию чуждый совет ты даешь! Ведь не того желал Господь, просивший нас молиться о недругах наших. Уже постановил правый Судия, что свершится с ними по Его воле». Впоследствии келейник справился о дне и часе той битвы и выяснил, что она произошла именно тогда, когда человеку Божию было дано откровение.
А Теодорих преследовал Теодеберта и, взяв его в плен благодаря предательству дружинников, отправил к бабке своей Брунгильде. Когда он оказался у неё, Брунгильда, державшая сторону Теодориха, в ярости приказала Теодеберту принять священный чин, но вскоре после пострига чрезвычайно вероломно приказала его умертвить.
29. О гибели Теодориха, убийстве его детей и исполнении пророчества о Хлотаре
Затем Теодорих, пребывая в крепости Меттис (совр. г. Мец, столица деп. Мозель – прим. пер.), по Божию наказанию заболел горячкой и умер, после смерти которого Брунгильда посадила на престол его сына Сигиберта. И вот, Хлотарь, памятуя о пророчестве человека Божия, собрал войско и ринулся отвоёвывать владения, которые считал своими, а Сигиберт выступил на бой с ним во главе своих полков. Хлотарь взял его в плен, и пятерых братьев его, Теодориховых сыновей, и прабабку Брунгильду. Юношей он умертвил поодиночке, а Брунгильду сначала обесславил, усадив на верблюда и проведя перед войсками, а затем привязал к хвостам необъезженных коней и страшным образом лишил жизни. Теперь род Теодориха был искоренён до основания, а Хлотарь стал единым самодержцем над тремя королевствами (Нейстрией, Аустразией и Бургундией – прим. англ. пер.). Таким образом, исполнились пророчества блаженного Колумбана для всех королей: один в течение трёх лет погиб и род его истребился до основания, второй был насильно пострижен в клирики, третий простёр власть свою над тремя королевствами.
30. О его приходе в Италию, основании там монастыря и о кончине его
И вот, увидев, как мы выше сказали, что Теодорих победил Теодеберта, блаженный Колумбан, покинув Галлию и Германию, приехал в Италию, где был с почётом принят лангобардским королём Агилульфом (правил 590 — 615/616 гг. – прим. пер.), который предоставил ему на выбор любое место в Италии, чтобы поселиться там, где Бог укажет. И когда человек Божий пребывал в городе Медиолане (где пытался пылающим мечом Писаний рассечь и развеять еретические заблуждения, то есть арианское неверие, против коего даже написал книгу, отличающуюся блистательной учёностью), пришёл к королю некий муж по имени Иокунд и поведал тому, что знает в отдалённой местности среди Апеннин храм блаженного князя апостолов Петра, который, как он видел, удобно расположен: земля вокруг чрезвычайно плодородная, орошаемая водами, где обилует рыба. Место то по давнему преданию называется Бобиум (совр. Боббио, – прим. пер.) в честь протекающего там одноименного ручья, что впадает в реку под названием Тривея (совр. назв. Треббия – прим. пер.), где во время одно зазимовал Ганнибал и понёс жутчайшие потери в людях, лошадях и слонах. Блаженный Колумбан отправился туда и занялся обновлением находившегося там полуразрушенного храма, прилагая все силы к тому, чтобы вернуть ему прежнее благолепие. Во время этих восстановительных работ Господь явил дивные знамения.
Ибо доводилось братии валить ели в густых лесах среди крутых скалистых утёсов либо в других малодоступных местах, куда невозможно было подвести повозки, и дивным образом, такие брёвна, что даже по ровной земле едва в силах утащить двадцать или тридцать человек, удавалось нести двоим-троим, причём по труднопроходимым горным тропам, когда человек Божий, подступив, взваливал сей огромный груз на свои и сотоварищей плечи. И где раньше по причине крутизны они едва двигались налегке, теперь, обременённые тяжестью брёвен, ступали стремительно, будто их груз тащил кто-то другой, а они весело прогуливались уверенным шагом. И вот, человек Божий, видя таковое вспомоществование свыше, увещевал свою братию завершить начатый труд в радости и, укрепившись духом, подвизаться здесь в пустынножительстве, ибо на то, утверждал он, есть воля Божия. И вот, восстановил он и купол храма, и обрушенные стены, и подготовил всё прочее, что необходимо для обустройства монастыря.
Между тем упомянутый Хлотарь, испытав на собственном опыте исполнение пророчества человека Божия, вызвал к себе Евстасия, который вместо блаженного управлял Луксовийским монастырём, и в почтительных выражениях просил послужить на государев счёт посланником: выбрать себе в провожатые каких пожелает благородных мужей в свидетели своих полномочий, а затем отправиться к блаженному Колумбану, найти его, где бы он ни был, и изысканными доводами убедить вернуться.
И отправился досточтимый ученик и предпринял поиски учителя, а когда они встретились, передал ему слова Хлотаря. Увидев же Евстасия, блаженный Колумбан возрадовался и, приняв подношения, радушно разместил приехавших. Задержав ученика при себе, он какое-то время наставлял его, дабы памятовал труды свои, научал иноческое воинство блюсти устав, вёл многочисленную общину к единству со Христом и воспитывал её в соответствии с данными им правилами. Отпуская же его в обратный путь к Хлотарю, велел как можно мягче довести до слуха короля, что о возвращении он отнюдь не помышляет, но хотел бы попросить лишь о том, чтобы удостоил король товарищей его, обитающих в Луксовии, своим вспомоществованием и защитой. А суровые наставления он направил королю письмом. Сей желанный дар король принял с ликованием, словно залог союза с человеком Божиим, и прошения его не предал забвению. Всячески постарался он одарить вышеупомянутый монастырь, назначил ему ежегодное содержание и ради любви к человеку Божию расширил владения обители во все стороны, насколько пожелал досточтимый Евстасий, и со всяческим усердием поддерживал насельников.
Затем, по прошествии года блаженный Колумбан в оной киновии Боббио завершил блаженную свою жизнь и, разрешившись от плоти, предал душу небесам за девять дней до декабрьских календ (23 ноября 615 г. – прим. пер.). А если кто желает узнать, каков он был на деле, то пускай смотрит его писания. Мощи его хранятся в основанной им обители, где и сияют они обилием чудес по воле Христа, Коему слава во все века вечные. Аминь.
Перевод: Константин Чарухин