Житие св. Адальберта Пражского

Перевод Константина Чарухина. Впервые на русском языке!

Св. Бруно Кверфуртский

Источник: MGH Bd. 4, ss. 598-612


СКАЧАТЬ КНИГУ ЦЕЛИКОМ:

PDF * * * FB2


НАЧИНАЮТСЯ СТРАСТИ СВЯТОГО АДАЛЬБЕРТА, ЕПИСКОПА И МУЧЕНИКА

1. Из Богемской земли появился цветок багряный, старший сын великих родителей; плод златой вырос на ветвях благородных, родился прекрасный ликом, но прекраснейший верою мальчик Войтех, чьё имя в переводе звучит: Утеха воинства (в оригинале – consolacio exercitus). Отец его (Славник, основатель династии Славниковичей) был велик и могуществен, достояние было его неистощимо и обширны владения; вдосталь благ земных, множество люда подвластного, большая шумная семья, злата и серебра полон дом. Хотя был он властелином страны, но человеком оставался заурядным: молитва редка, но благое милосердие при нём; целомудрие в небрежении, зато обильна забота о бедных. Благороднейшая мать его (Стрезислава), происходящая из славного славянского рода, достойным браком сочеталась с супругом достойным, ведь родословная его к королям восходит – он приходился внуком Генриху (Генриху I Птицелову либо Генриху II Святому), чьи законы, издавна данные, во многих местах со страхом блюдутся. Жена его, как говорят, была целомудренных нравов, щедрая на милостыню, являла веру делами, что прекрасно отражало её благородство. Однако, упражняясь в добродетели, с трудом справлялась она с обязанностью быть сторожем брату своему (Быт 4:9). Ибо пока ревновала она о целомудрии, пока верно служила Богу молитвой, муж её находил повод грешить, да не с одной, а со множеством женщин. Отец был хорош, мать лучше, а чадо их – несравненно.

2. Между тем, закончив питаться материнским молоком, сей малый человечек заболевает горячкой и при виде близящейся его смерти плачем искажаются светозарные лица родителей. Отец часто проведывал мальчика, любимого им паче прочих сынов, и обильные слёзы свидетельствовали о том, сколь великая любовь к нему жила в сердце отцовском. Смерть горькая при дверях, и вот в чём благомысленные родители взыскали спасения – взмолились они в страхе дрожащими голосами: «Не ради нас, Господи, не ради нас пускай живёт мальчик этот (Ср. Пс 113:9), но да будет священнослужителем во славу Божией Матери, несёт иго Твоё (Мф 11:29) на благородной своей шее». И едва сложили они сей обет пред алтарём Святой Девы, как во мгновение ока унялась их скорбь, а мальчик пришёл себя, совершенно здоровый. Ибо благая и пресвятая Царица ангелов всегда к Богу доносит моления взывающих к Ней, ведь она не умеет отказывать сердцу родительскому и смертельно больным даёт с небес поддержку, лучезарная Звезда моря!

Запечатлела слугу Ты себе, Богородица Дева!

3. Когда достиг он полноты отроческого разумения и детская болтовня в устах его сменилась осмысленной речью, то, дабы заложить основы начального обучения, был он вверен пресвитерам. Тогда при нём был слуга, знавший его с колыбели, который сопровождал его на занятия; и раз-другой мальчик, унывая от трудностей учёбы, уклонившись от него, сбегал под отчий кров. Проведав об этом, разгневанный отец крепко-накрепко отколотил его, наказывая за побег, и, несмотря на его возмущение, не без пользы вернул сына к многополезному образованию. Ибо открыл Бог мальчику уши сердца, и по прошествии месяца такой наполнил благодатью, что, в точности следуя философии своего наставника, он сам стал воспитателем нравов и учителем разумения.

4. Итак, когда пробежали годы неотёсанного детского косноязычия, Войтех, напоенный Давидовым нектаром (т.е. выучив Псалтирь) и немного подкормленный мёдом сладкопевца Григория (т.е. изучив «Моралии» св. Григория Великого), дабы вкусить подобающей части, был направлен на семь хлебов мудрости (т.е. для изучения «семи свободных искусств») в здешний Парфенополь (Магдебург, с лёгкой аллюзией на «Град девы» – учёные Афины), новую немецкую столицу, где изучаются свободные науки. Этот город превеликий царь, августейший император Оттон – первый из троих – возвысил до архиепископства, и близ прекрасных берегов реки Эльбы воздвиг прекраснейший собор св. Маврикия, который мы ныне и наблюдаем. В том городе епископом был Адальберт, и он, назвав своим именем мальчика, уделил одарённому Войтеху таинство миропомазания – повторно. Как это получилось, непонятно, но потом, когда по окончании школьных трудов он вернулся домой, мать его вспомнила, что когда назначенный епископом к народу русинов этот самый Адальберт приезжал в их владения, то во время обряда миропомазания среди прочих мальчиков приводили к нему и Войтеха. Вот, проницательный читатель, в этой ошибке можно распознать скрытую тайну, если не обременит тебя эта речь; так Ветхий Завет часто прообразует благо в грехах Давида и ошибках других. Ведь вдвойне священником становится первосвященник, дважды грешит невежеством помазанный мальчик, а будучи мёртв, на четвёртый день помазанием Спасителя восставляется к жизни (вероятно, имеется в виду таинство намащения, совершённое над маленьким Войтехом при его опасной болезни); трижды крещёный – и в купели Христовой, и в монашеском разумении, и в крови мученичества – становится достойным слугой в Троице единого и нераздельного Бога; итак, складываю троекратное крещение и четыре помазания, считая одно ошибочное, и получаю святую седмерицу – сколько длится первое детство, а когда закончил он тяжкий свой путь – нахожу там человека, исполненного Богом, семью дарами Духа Святого наделённого.

5. Итак, гостем он приступает к ученью, с почтением входит во врата наук, и видит за ними обилие брашен, кои с трепетом сердца прелестный сонм учеников охотно поглощает. Школой тогда руководил некий Октрик, человек красноречивейший, как бы Цицерон своего века, чья память чтится саксонцами и поныне. Каков он был, показывает то, что просто взгляд на его лицо наставлял учеников без слов, и что об учёности его говорили по всем окрестностям города. Он одновременно выполнял обязанности и наставника и хозяина, как было принято при домашнем обучении. Мальчику споспешествовала Божия благодать, а ум и сообразительность споспешествовали природной одарённости, и наблюдали за ним такое диво: когда доводилось учителю удаляться, он, что естественно при мальчишеском легкомыслии, играл, и однажды провёл целый день в играх. А когда из заданного чтения он не смог толком произнести ни слова, и порядком разгневанный учитель приступил к порке, воскликнул: «Пусти меня! Я прочту!» И, отпущенный, прочёл урок отлично, точно нечто ему знакомое. Однако тут же получил замечание, что на трёх языках (на чешском, немецком и латинском) вместо одного умолял учителя, крича «Господин мой!», пока розга лишь щекотала спину, и тогда уж жгучие удары обрушились на болезную плоть. Ведь ученикам дано было правило изъясняться на латыни, и никто не смел перед учителем говорить на простом наречии.

6. Трижды три года он на угодьях учения упражнял свои дарования, и засеяв взрыхлённую почву разумения, плотную ночь невежества одолел ясным днём науки. Потом королевская капелла затребовала учителя к себе; школа сказала «луга утолились» (Вергилий. Эклога III:111 – «Время, ребята, закрыть канавы, луга утолились»); стайка учеников разделилась, и каждый отправился в свои края и в свой дом. Возвращается на родину и Адальберт – с новым имеем и уже юноша; несёт с собою сладкий нектар науки; доставляет заботливым родителям великую радость лицезреть сына. Всё то время он был довольно легкомыслен, по-человечески предавался земным удовольствиям, утешался забавами юности, любил поесть да выпить, как та скотинка, что ходит всегда с опущенной головой и не способна смотреть на небо.

7. Умирает местный чешский епископ; и тем, кто пребывает подле него, признаётся упавшим голосом, что чёрные духи беспрепятственно несут его в адскую бездну. Адальберт присутствовал там, он был одним из тех, кто видел кончину и слышал произнесённые вслух слова, и сие зрелище, как он потом признавался авве в монастыре, наполнило его великим ужасом и направило прямо к спасению. С той поры он стал усмирять свой нрав, обуздывать чувства, попалять желания плоти огнём божественной любви.

8. Собрались вместе местный князь и старейшины народные, и разные выдвигали мнения о том, кого возвести во епископы; однако наконец все вскинули руки и наполнили криками воздух: нет, мол, у нас никого ни лучше Войтеха нашего, ни равного ему, кому бы подобало епископом быть, ибо его благородство, достаток семьи, высокая учёность и миролюбивый нрав как нельзя лучше согласуются с таковой должностью. Вот под такие то речи и был возведён в епископы благочестивый Адальберт, переменивший нравы свои. Как раз в эти дни в епископском дворце священники проводили обряд над одержимым, принуждая беса выйти и воздать честь Богу, на что тот во всеуслышание сказал: «Чего утруждаетесь? И без того мне довольно горя! Не могу больше здесь оставаться, ведь сегодня народом выбран епископ, коего боюсь я ужасно – христолюбец Адальберт». Так он сказал, и когда его поторопили, бес нечистый Духу Святому уступил место, и, словно гонимый ударами бича, вышел из человека, оставив его здоровым. Об этом событии присутствовавший там в то время некий Вилико, добрый и разумный клирик, дал свидетельство; и мы читали его с листа, когда оно было передано нашему авве на переписку.

Епископ Адальберт возглавил Церковь у себя на родине; позже, когда над сушей сердца повеяло дыхание Святого духа, он был принят в славную братию монастыря Монтекассино.

9. Итак, Адальберт, избранный епископом, отправляется в златокудрую Италию; где, пройдя ущелий узкие пути, прежде всего направляется в Верону, что возносится главой прекрасной на самом пороге империи. Там ему вручает пастырский посох Оттон II, который тогда на место отца резво карабкался на вершину правления, но управлял государством, не согласуясь ни с благими предзнаменованиями, ни с живыми указаниями зрелого разумения; и поскольку ошибочно считал, что царь вправе творить что пожелает, то упустил власть над собранными землями и погубил мир, порождённый страхом перед его отцом. Почуяла тут немецкая земля себя гибнущим в море плавателем; почуяла, что почил тот кормчий мира, при коем милости Божии изобиловали, благодеяния вере христианской много возрастали. Ушёл навеки Оттон Благочестивый, Оттон Твёрдый, средь бурь умелый рулевой; с тоской вспоминаются его золотые времена теперь, когда угнетённая злодеями Церковь страдает без передышки от нападок врагов. Двоих прочих Оттонов забыв, о древнем она вспоминает: «Блаженным воистину мир был тогда, под скипетра сенью Оттона».

Итак, Виллигис, архиепископ майнцский, человек глубокомысленный, Адальберту, коего Бог изнутри наделил благодатью, помазал досточтимую главу и возвёл его в присутствии императора в высшую степень священства.

10. В то бурное время необузданное языческое племя лютичей скинуло ярмо христианской веры и с гордой выей (Иов 15:26) стало ходить вслед чужих богов (Втор 31:16) (сим заблуждением они и поныне страдают), и многих из христиан, кто не успел бежать, он убили мечом (3 Цар 19:10). Тогда по вине Оттона многое зло поднималось; всюду случались превеликие и прежалостные бедствия; государство, претерпев позор, утратило первенство; истерзанная христианская вера вкусила гнева Божиего. Произошла война с поляками, и вождь их Мешко, умело действовав, победил; униженное чванство тевтонское поверглось в прах; воинственный полководец Отто с потрёпанными отрядами повернул прочь. В другой раз собрал он лучших людей и огромное войско на большую войну с каролингскими франками, и противник отступил, не выдержав прекрепкого напора сильнейших мужей, но когда победители расслабились от винопития и обжорства, то по Оттонову невезению обратили их в позорное бегство. Последнюю и плачевную войну провёл он с нагими (т.е. не носящими лат) сарацинами: по мере того как они прибывали и прибывали в невероятных количествах, боевые отряды изнемогали от потерь, и сила воинственных героев, надломившись, спала. Повержен сталью цвет родины багряный, краса белокурой Германии, отборнейшие отряды августейшего кесаря, который содрогается, не сводя глаз со свершившегося злодейства, и при этом стыдится, что послушался женщины (автор предполагает, что Оттон вступил в войну с арабами по наущению своей жены, царевны Феофано, через которую действовали византийцы), и запоздало раскаивается, что последовал совету юнцов, наставления старших отвергнув.

С каким лицом ты смотрел на всё это? Как провёл ты, великодушный юноша, те дни, когда видел народ Божий уводимым в плен сарацинский, когда взирал на красу христианства, попираемую ногами язычников? Воистину, как некто пел в духе Господу: «Будучи праведен, Ты всем управляешь праведно, даже того, кто не заслуживает наказания, правильно обвиняешь» (неверная цитата Прем 12:15). Поэтому юный царь, видя, что любезные ему погибли, лучшие убиты, и не зная куда обратиться, куда деться от гнева Божия, ринулся к худшему из исчадий беззакония – отчаянию. За несчастьем его последовало то, о чём пел некто в античности беломраморной: «Для побеждённых спасенье одно — о спасенье не думать!» (Вергилий. Энеида II, 354) – он конный низринулся в море. Плывёт скакун быстроногий; когда утомился, замедлил. Сам же он, хорошо обученный плавать, долго держится на волнах, пока встреченный греческий корабль не подбирает его, усталого, и невредимого паче чаяния милой супруге и к уцелевшему остатку войска возвращает. Была в нём, нельзя не признать, полнокровная доблесть, дерзкая юность пылала, руки тянулись к битве, но всё это редко когда с умом. Он сделал много хорошего, но опасный возраст толкал его к ошибкам, прегрешения вели его к краху. Он почти всегда проигрывал битву, едва начав, и в боях его постоянно преследовало необычное для тевтонов невезение. Действительной причиной сего были оскорбления, что царь чинил втайне Богу.

11. Путь назад держит святой епископ; возвращается в землю свою, душой своей правит прекрасно, а потом и подопечный люд хорошо пасёт на лучших пажитях. Доходы епархии он разделил, выделив четыре части: одну расходовал на нужды клира, другую – на полчища бедных; третьей распоряжалась матерь Церковь на выкуп пленных и восстановление собственных зданий; четвёртую оставил себе и своим приближённым на необходимые расходы. Чего только не сделает всемогущий Бог, дивный в деяниях Своих, превеликий в милосердии Своём! Одно событие! – а обратило нечестивца, сотворило святого, и силой его, сбросив старое оперение, точно небожитель, Адальберт облёкся новым нравом. В суровейших постах проводил он долгие дни, изнурительными бдениями усмирял желания плоти, нескончаемыми коленопреклонениями прощения грехов вымаливал, предавался заботам дни и ночи напролёт. Учась на опыте, он в ежедневных упражнениях познавал, как вкушать устами сердца Священное Писание, как часто в молении изливать сердце к Богу. Всем существом своим ощущает он близость Божию и в глубине своей изведывает сладость Спасителя. Против брани страстей и оскала бунтующих пороков ополчается он со всем усердием во всеоружии добродетелей, пока не одолевает злые обыкновения и не искореняет земные привязанности; много претерпев, одолел он изрядные трудности и огромные труды. Плоть борется, душа труждается, Бог помогает, человек действует, ангел силы подаёт; дьявол и мир говорят либо молчат, но ни тот, ни другой воспрепятствовать не в силах; с пылом и шумом поборает он тайные и явные ковы беснующихся врагов, пренебрегая своим человеческим благополучием и не щадя преходящих усилий. Паче змеи избегая того, к чему тянется плоть, он со всем напряжением сил поспешает ввысь, куда дух его кличет. Праведно жил, праведно учил; от того, что говорил устами, делами не отклонялся. А народ ему достался жестоковыйный (Исх 33:5): всюду кровосмешение да с женами многими беззаконное жительство. Христиан в рабство неверным да иудеям продавали, праздники отмечали смешанными обрядами, а дней поста и воздержания не соблюдали вовсе. Даже клирики в открытую женились, а когда воспротивился им епископ, лютой ненавистью возненавидели его, а те из них, что были под защитой феодалов, подстрекали оных против него. Много было трудов, росло противостояние; и уже не в силах одолеть злые обстояния, на рыбной ловле своей ничего не поймав (Ин 21:3), святой епископ вынужденно отступил.

12. И вот, алча дойти пешком до Святого города, где находится памятная святыня – гроб Господень, он идёт к матери мучеников, апостолов столице, золотому Риму. Там тогда августейшая греческая императрица, уже много дней оплакивавшая умершего, воздавала память погребённому супругу благородной печалью, творя милостыню и молитвы за душу милого Оттона. Ведь он недолго прожил после того, как принёс такие беды государству, столько душ христианских к мёртвым язычникам сопричел. Дивное дело: среди стольких бедствий, захлестывавших его, он не образумился, не вспомнил, что противостоял сотоварищу императора, что согрешил против святого Лаврентия. Сию епископию, созданную отцом к своей чести во имя драгоценного мученика, сын, ведомый собственным самолюбием, уничтожил; словно воду подливая к морю, он низложил епископство, чтобы обогатить полное роскоши архиепископство. Отнял епископа у превосходной церкви святого Лаврентия, поставил в Магдебурге архиепископа в церкви святого Маврикия; и творился соблазн в Церкви Божией, покуда новый царь старую ошибку не поправил. За тремя Оттонами пришёл второй Генрих – христианнейший. Ради сего-то греха и вышло так. Если отец, споспешествуемый святым Лаврентием, всюду побеждал народы, то сын, Лаврентия оскорбивший, упустил победу, и во дни жизни своей претерпевал всяческие смущения. Когда отвращаешь ты лицо от Бога, то куда девается твоя сила, человече? Зри одного из людей! Чем помог ему воинский пыл? Что дала ему неуступчивая сила? Во всём поступай обдуманно. До чего ты дошёл, мудрящий, раздражая Бога? Ведь написано: «Нет мудрости, и нет разума, и нет совета вопреки Господу» (Прит 21:30). Посему послушаем-ка доброго совета: «Все силы и помышления твои возложи на Господа, и Он поддержит тебя» (ср. Пс 54:23). Вглядимся в мужа многих дарований, в августейшего императора! Вот ведь – согрешив, наказан, а не исправляется! Воспитанный в великой доблести, ныне он, посреди жизненного пути, преисполненный несчастиями, бесславно повержен и умирает; о! только бы не смертью души! Но прежде чем он умер, Бог, единственный, Кто всегда милостив, чтобы возбудить в нём раскаяние, явил одному мудрому человеку такое видение, которое мы сочли небесполезным, услышав, ниже записать для памяти. Грозовой ночью, когда люди по обыкновению глубоко спят, он увидел сего нашего царя, сидящего на золотом троне, а под ногами у него была серебряная подставка; заметил епископов и приближённую знать, стоящих вокруг него длинною вереницей. И вошёл неведомый юноша прекрасный лицом и огненный видом, облечённый в облачение белоснежное, с пурпурной столой на груди. Не останавливается, проходит, выхватывает с негодованием серебряную подставку и, отвратив лицо, устремляется к двери. Тот, кто удостоился такого видения, весьма болезненно перенёс сие, и побежал за юношей. «Пожалуйста, – молвил он, – господин мой, не твори безобразия, верни подножие! Кто бы ты ни был, дерзающий на такое, молю, не позорь царя пред народом!» А как дано было Богом узнать потом тому епископу, то в золотом обличии явился многомощный Лаврентий. «Воистину, – отвечал он, – коль не исправит царь безобразия, что против меня учинил, то сотворю я ещё больше. Подставку вынул – сам престол опрокину!» Юный царь узнал о сем грозном видении и гибельном предвещании, но проступка своего не загладил; либо любовь человеческая его убедила, либо гнев божий так присудил. На середине пути, когда жизнь всего слаще и свет так юношам мил, не помогла ему честь царская, стал он добычей смерти; прах к праху вернулся. Смотрите, какой лишился кесарь славы! Но осталась супруга, и она вместо умершего мужа старалась загладить грех, чем он при жизни небрёг; отправляла посланцев, творила многую милостыню и в молитве взывала к милостивому Спасителю, прося избавить грешного царя от огня. И вот она, когда узнаёт, что приехавший святой муж – это преславный епископ Адальберт, и что он в Иерусалим поспешает, тайно призывает его и, моля о душе государя молиться, преизрядно жертвует ему серебра. Человек Божий, приняв серебряное бремя, не позаботился о путевых расходах и нуждах своих, а всё роздал бедным следующей же ночью.

13. И без промедления он, покинув великий Рим, держал путь к святому граду Иерусалиму, однако, вопреки надежде не довершил его. Ибо путь его пролегал через гору Кассино, где блаженный Бенедикт учредил драгоценную обитель и, народив множество сынов во Христе, прекрасную брань прекраснейше окончил. Там Адальберт подвизается, наставляемый аввой и братией. Чтобы не растратить жизнь на бесполезные блуждания, он остался в монастыре, и собирал там обильный урожай добродетелей, хотя верил, что милостивый Бог равно живёт во всяком месте, как поётся в псалме: «Во всех местах владычества Его. Благослови, душа моя, Господа!» (Пс 102:22), а ещё есть хорошее высказывание у святого Иеронима: «Похвально не в Иерусалим пойти, а в Иерусалиме пожить добре». И пожелав уподобиться небесному животному, исполненному, как говорят, очей и спереди сзади ради чистейшего видения, он спешно спустился с горы и, возгоревшись горячей надеждой, обратился к отцу Нилу, умалившись пред коим, испрашивал для себя ига Христова и златой науки послушания. Обхватив колени старца, он бездвижно пребывал в таковом положении. Не отверг его отец Нил, но ответил: «Да ведь я грек, а тебе более подобает иметь дело с иноками-латинянами. Возвращайся в Рим, вскармливающий святых сынов. Разыщешь славного авву Льва, нашего друга; скажешь, что это я посылаю тебя, неучёного ученика к таковому учителю. Под его водительством храбро начинай сражаться на пути браней Божиих; храбро приступай к служению Богу. Под его покровительством ты невредимо минуешь все опасности, что подстерегают душу при приближении к Богу, и огонь Божий, что нынче в тебе горит, будет день ото дня всё сильнее воспламенятся».

14. Что сказал Божий человек, то Адальберт и сделал: принял монашеское облачение в обители Святого Бонифация; подчинился руководству аввы, который был ему указан, и по его уставу подвизался. Поступь свою подчинил он приказаниям послушания, как люди на пир поспешают, так он – выполнять повеления, и если кто поручал ему какое-нибудь служение, то он тем радостнее, чем оно было презреннее, исполнял его со всяческой готовностью; усердным старанием он приучал себя ко всяческим унижениям, дабы поближе к Богу взойти. Епископ забыт, вместо него возникает меньший средь братии. Он чистит кухню, во время недельных смен старательно прислуживает при трапезе, моет посуду и бегом носится по всем поручениям повара. Подаёт братиям омовение для рук; утром носит воду к келлиям, днём и вечером – в трапезную; таковое уж он попросил у аввы и получил послушание: вечером, утром и днём находиться в услужении всей общине. Тайным помыслам он никогда не позволял укрепиться, и если диавол, подступив к душе, нашёптывал что-нибудь, Адальберт немедля то открывал наставнику. При этом он проницательнейше расспрашивал о Святом Писании, усердно осведомлялся о борющихся в естестве добродетелях и пороках. Но когда он спрашивал авву о том, чего тот прежде не знал, он отвечал верно, как Адальберт не раз нам потом рассказывал; откуда яснее ясного видно, какая у того была благодать и вдохновение Божие для наставления ученика.

В основание дома души своей он положил глубокое смирение; из четырёх добродетелей воздвиг подобие креста; поставил благоразумие, справедливость, мужество и умеренность угловыми камнями, на которых возвёл прочные стены, выровняв их железным орудием послушания и защитной известью терпения побелив; потом покрыл всё двойным слоем тростника и настлал сверху золотую крышу божественной любви – так сотворил из себя храм Господень, царственное ложе Сыну Царя в себе приуготовил. Занятиям молитвой и чтением он предавался так безмерно, что слуха его не достигали никакие мирские отвлечения, не беспокоили никакие заботы и тревоги пастырские. Никогда уста его не произносили резких слов, никогда – горького ропота. И когда авва изволил горячо ругать его, то встречал кроткое терпение и всегдашний смиренный поклон. Он был рад всякой работе, возлагаемой на него, был готов слушаться не только старших, но и младших, ибо таков первейший путь добродетели для небесных мужей, стремящихся к вершинам.

Полных пять лет подвизался он в монастыре, всем любезный за мягкость нрава, отличаясь чрезвычайной высотой добродетелей. Если вдруг у кого-нибудь возникала зависть к его святости, он быстро умиротворял её смирением. Преуспевал он день за днём, от силы в силу (Пс 83:8). Восходил в горницу сердца его горний Христос, словно по мраморным ступеням царь увенчанный восходил восхождением, и возрастал в нём до полного дня (Прит 4:18).

15. Затем сограждане позвали его, своего епископа обратно. Для этого дела они выбрали мудрого наставника Радлу (Радла (или Радула, ум. 1000 г.) был учителем и наперсником св. Войтеха, а кроме того, возможно, незаконным сыном короля Славника. После смерти Славника он служил при венгерском дворе, где с ним и познакомился св. Бруно Кверфуртский.) и – поскольку был он братом князя по плоти – монаха Христиана (Страхквас (929-996) – сын Болеслава I Грозного. Козьма Пражский так объясняет историю его диковинного имени: «После короткой жизни [Вацлава] Болеслав, этот второй Каин, встав на путь преступления, добился княжения. Во время того пира, который, как мы выше сказали, был омрачен происшедшим на нем братоубийством, у Болеслава и его прекрасной жены родился сын; по причине событий, сопровождавших его рождение, ему дали имя Страхквас, что означает «страшный пир»». Во искупление своего греха родители посвятили сына служению Богу. Он внезапно умер во время посвящения в епископский сан по предсказанию св. Адальберта.), мужа красноречивого.

Эти двое прибывают в Рим с архиепископским письмом, ходатайствуют пред Папой о возвращении пастыря, просят дать как бы мать народу кающемуся. От имени которого обещают прегрешения исправить, долги искупить, злые обыкновения оставить, благим прилежать. Однако господин Папа был против того, чтобы святой муж уехал; больно было великому Риму отрывать такую жемчужину от своего тела. Но, посовещавшись с синодом, поддержал то мнение, что Адальберта нужно направить обратно, поскольку народ обещал исправиться, и паства была оставлена вопреки её воле. Послушный повелению обоих, Папы и аввы, подавив желания сердца, он с плачем соглашается вернуться в епархию, и принимает посох пастырской власти над нею, и кольцо, даруемое ему апостоликом (т.е. Папой), как знак верности ей.

По пути домой он воскресным днём проезжает один город, и как раз в этот день там устроена великая ярмарка, вид коей доставляет святому мужу немалую печаль. И говорит он тем, кто вёз его, с упрёком: «Вот каково обещанное вами исправление! Так они у вас тут каются: даже святого дня не блюдут!» Однако остался в епархии, окормлял истощавший народ божественное пищею, поил желающих питием спасения. Поначалу, только пастырь прибыл, его боятся; обращаются, будто бы с живой верою, к Матери-Церкви; и, немного сдержав дурные обыкновения, как бы и почитают Христа деяниями христианскими. Но быстро покинуло их новоприобретённое благочестие, древний обычай возобладал. Презрел Бога плотский народ, увлекаемый плотью; привычное беззаконие толкнуло его на стезю страстей. Похоть заняла место закона, единому Господу, Коего есть Царство, служить не пожелали, а ради служения многим господам, ко стыду своему связали себя путами грехов, кои могли увлечь их к вечной погибели, ибо не пожелали они узнать, где есть мудрость, где жизнь, свет очей и мир (Вар 3:14).

16. Случилось так, что одну госпожу, которая, предав забвению достоинство происхождения своего, стала блудницей и грешила открыто, муж захотел убить, а она, как свойственно людям в смятении, со всех ног мчится к епископу, и он её прячет в соборе святого Георгия за алтарём, чтобы успеть убедить мужа простить её и сохранить ей жизнь. Вдруг непредвиденно заявляется вооружённая ватага и грозит, что если он не выдаст прелюбодейку, то мечу предадут обоих: епископа и женщину. Епископ слушал грохот оружий и угрозы словес развязных, слушал весело и неторопливо в молчании размышлял, неужто он по милости Божией внезапно обрёл вечно желанное мученичество, и всё не мог поверить в предстоящую радость.

Ах, скверные мыслью! Ах, сквернейший словом! Пришёл зложелатель и тайно выдал место, где скрывалась женщина, пальцем указал. Что проку искать убежища во святом святых? Кому дело до христианского долга там, где царствует варварство? Врываются в храм, схватив женщину за волосы, выволакивают и, трепещущей, отрезают ей голову.

Грехи растут, старые злодеяния не спадают, новые поднимаются ежедневно. Что бы доброго они ни обещали, делами изобличилась лживость слов. Поэтому подумал епископ, что ни им, ни ему не идёт впрок его напрасный труд, но душа его противилась таковому положению, и написал он своему наставнику: «Знай твёрдо: либо ты приедешь ко мне, либо больше меня никогда не увидишь». Однако не избегал он тяжких трудов, наставлял клир и народ, сообразуясь с возрастом, разумением, тяжестью и видом греха; не давал сна очам своим (Пс 134:4), обдумывая, каким способом, какой силой унять нарождающиеся заблуждения. Стоит упомянуть, что и к соседним венграм он то посланников посылал, то сам отправлялся, дабы, отвратившись от заблуждений, они восприняли хоть какое-то подобие христианства.

17. Садится Божий витязь на коня, возвращается в милый Рим, и как треснувший корабль достигает желанного порта, так и он в сокровенную бухту – в излюбленный монастырский покой вступает; обняв прекрасную Рахиль, охотно забывает докучливую Лию; утешается священными отрадами; отверзши прекрасные уста изголодавшейся души, утоляется живительными брашнами молитв и чтения. Но более всего он усвоил себе искать бесед с благими духовными мужами, которые туда часто ради любви к авве стекались в большом числе: приходили греки, подвизались равные им латиняне. Царём для четырёх первых был святой Василий, князем для последних – великий Бенедикт (т.е. греческие монахи жили по уставу Василия Великого, а латинские – Бенедикта Нурсийского). Жаждущий Бога Адальберт кидается прямо в их гущу, слова жизни ловит и поглощает и, ввысь восхищаемый (2 Кор 12:4), созерцает прелюбезного Бога. О сколькратно, придя за наставлением к авве Иоанну, я видел слёзы, когда он говорил: «Где жемчуга мои? Где яства духа моего?» Пока вместе были мужи святые, ливнем лились собеседования о Боге, речи зажигательные одна другу сменяли в забеге; пламенел огонь над землёю сердец, поток раскаяния свидетельствовал о близости Божией. Вот здесь был авва Григорий, вот отец Нил, вот Иоанн благой и немощный, вот простец Страт, ангел на земле, вот один из виднейших богословов Рима Иоанн, вот молчальник Теодор, вот Иоанн невинный, вот простой Лев, любящий псалмы и к проповеданию присно готовый.

18. Тем временем порфирородный царь Оттон III ради помазания на императорскую власть по заведённому Карлом Великим, царём франков обычаю со многой челядью входит в Рим; приезжает, чтобы явить Латинскому миру долгожданного главу, как бы второй после Бога источник правосудия. Все злодеи трепещут, добрые великой радостью радуются. Он свершает то, ради чего прибыл; Папа Григорий, бывший член его капеллы, беспромедлительно его благословляет, народ поёт «Господи помилуй» громким хором – и вот восходит на трон помазанный на власть император август в короне, лик его светозарен, в благом сердце намерения благие.

Затем собирается синод, на котором архиепископ Майнца, ревнуя о правопорядке, заводит старую песню, намереваясь святого епископа оторвать от монастырской тиши и вернуть покинутому стаду. Папа Григорий соглашается с ним и свидетельством Писаний подтверждает, что нельзя безнаказанно оставлять единожды принятое стадо. «Хочет или не хочет того сей человек Божий, а должен идти, – говорят заседающие епископы, – иначе наложены на него будут узы отлучения». А он упрашивал Папу втайне: «Враг мой завидует моему покою, это он вас жалом своим подстрекает, дабы меня понудили вернуться туда, где урожая душ я не соберу, но зато душа моя понесёт ущерб. Облегчи мои тяготы; дай лекарство изнеможению моему; дай оправиться от печали либо хоть как-нибудь утешь. Если послушаются овцы мои, когда позову я их голосом моим (Ин 19:3, 27), то буду жить и умру с ними (Ин 11:16); если ж нет, то, с твоего разрешения, благой апостолик, пойду к незнающим имени Господня, к дальним и диким народам (Деян 18:6)». Охотно согласился Папа Григорий с намерением Божиего человека, ибо был он довольно добр, насколько позволяло ему юношеское непостоянство (Папе Григорию V в 996 г. было около 24 лет, а императору Оттону III – 16).

Адальберт покидает монастырь под плач братии и сам рыдая, тягостно перенося прерванный покой, но имея живую надежду на белое одеяние мученичества, коего издавна пламенно жаждал всем сердцем. Не страшись, человече Божий! Цель намечена, путь безопасен; Звезда моря тебе путь укажет, а вернейший князь благих Пётр тебя не оставит.

19. И вот он, вместе с юным императором пройдя облака Альп, устремляет стопы свои в Тур на богомолье, где, телом покоясь, уделяет благодеяния тот, кто взывающим к нему никогда и нигде не отказывает – опора бедных, нежнейшая мать грешников, кроткий Мартин, всегда готовый одаривать щедрой рукою. Также и в Париж он приходит пешком, где святой и драгоценнейший мученик ареопагит Дионисий (св. Дионисий Парижский и Дионисий Ареопагит отождествлялись в древнем предании), кровь проливший свою, покоится телом – тот, что философию изучал в Афинах, где, как проповедовал Павел, воздвигнут жертвенник «неведомому Богу», кто взялся за труд благовествования среди галлов, когда на престоле Петра третьим Папой был Климент, и, неся язычникам Христа, окончил жизнь прекраснейшим мученичеством. И среди прочих чудес достославно то, что после умерщвления святое тело его собственную голову несло в руках, а следующие за ним во множестве ангелы пели хвалу Богу; небожители, как говорят, громогласно ликовали о его торжестве на земле и возглашали: «Слава Тебе, Господи, в вышних» за Дионисия, к щедротам милосердия которого всякий грешник прибегнуть может и не уйдёт от него с пустыми руками без милости. Склонив пред оным главу, Адальберт летит, алкая, со всех ног в огромную киновию Флори, где телом лежит и чудесами блистает наставник тех, кто умирает для мира и всею душой взыскует небес – конечно, Бенедикт, «Благословенный» по имени и делам, чад вездесущих кормилица нежная, врач благой, под сенью крыл своих собирающий немощных. Не миновал и места, где покоится тело ученика его и первого преемника в управлении монашеской паствой, аввы Мавра (св. Мавр (512-587) – память 15 января, гробница уничтожена якобинцами, мощи ныне в Чехии), знамениями святости и сладостью чудес учителю подобнейшего. Вдохновляемый жаждою вечности, облетал Адальберт обиталища сих святых и подобные им, что встречались, призывая их на помощь в бранях своих.

20. Оттуда он вернулся к императору, который благоволил к Божиему человеку. Мы узнали благородство его нрава по тому, что паче всех благ он искал любви того, кого по справедливости считал выше себя. С ним Адальберт пробыл несколько дней, император не позволял ему прилечь ночью, иначе как в своём присутствии. Заметь, как император август Оттон был привязан к нему, пускай ещё мальчик и нравами шаткий, но при этом царственно радушный и несравненно любезный. Всякий раз, когда выпадали подходящие часы, Адальберт учил царских отроков небесным предметам и кротко увещевал цвет двора не погрязать сердцем в маловерии и убогом богатстве, дабы не оказаться вдали Царства Божия и не подпасть ради малых радостей карам вечным. По ночам он, тайно забрав сапоги спящих, мыл их водой, наученный смирению, собственноручно начищал и возвращал на место.

Одной из таких ночей он почивал сном на немягком ложе и узрел желанный предел своей жизни, однако не знал, что сие сновидение могло бы значить, пока некий чужак по мановению Духа не открыл ему. Ему мнился дом старшего брата, а в нём расстелены были два ложа, одно для него, другое – для брата или братьев, прекрасное и изящное. Но то, что назначено было ему – много прекраснее, багряное, цветами и несравненными украшениями покрытое. А на лоскуте в верхней части золотыми заглавными буквами было написано:

ДАР СЕЙ ВЛАДЫЧНЫЙ ВРУЧАЕТ ТЕБЕ ДОЧЬ ЦЕРЕВА

Когда он рассказал о сне в присутствии царя и некоторых его приближённых, некий Лев, придворный епископ, наделённый от природы живым умом и выдающимся красноречием, в шутку молвил: «Враг ты себе, человече, скоро найдёшь ты то, что ищешь и без сомнений малейших в дар от Девы ты мученичество получишь».

Видение о ложе для брата или братьев не менее точно исполнилось, частично перед его мученичеством, частично в том же году, «как, чай, и со мною будет» (Гораций. Сат. 2,1, 51: …imperet hoc natura potens, sic collige mecum).

21. У него было пятеро братьев, и всем меч прошёл душу (Лк 2:35). Из них старший преуспел на императорской службе, ходил в завоевательные походы против язычников, где и подружился с Болеславом, князем польским. Он жаловался императору, что богемский князь Болеслав много учинил ему и его братьям зла без какой-либо его вины. Во время его похода и запоздалого возвращения четверо оставшихся на родине братьев просили мира, и князь под священной присягой обещал им безопасность. Ох! где верность божескому и человеческому?! Неужто католик окажется не лучше язычника? Горе тому человеку, у кого в глубине сердца закипает злое коварство! Ох, времена наши злосчастные! Зовём разумным того, кто знает толк в обмане, у кого на языке мёд, а на сердце лёд! Вот ещё один Иуда, что горазд под видом мира вести войну, обещает жизнь, дабы принести смерть – Болеславом дана клятва, чтоб внезапно убить брата. И не ходи далеко за примером: в том же роду святого Венцеслава убил его же брат. Среди сих несчастий кто не оплачет скорбей наших, кто не ужаснётся сего нашего слепорождённого? Когда бегущий не способен уберечься от греха, падает в глубочайшую яму; когда не взыскует зрячего поводыря, рождается от греха к греху величайшему. Так и ныне, о человече, не способный уберечься от клятвопреступления, что ж, давай, поспешай к человекоубийству, не останавливайся, – какая уж тут присяга! – прежде чем исполнишь давнее пророчество: «Приложи беззаконие к беззаконию» (Пс 68:28), и вскоре следом евангельское: «Да будет кровь проливаемая на тебе и детях твоих» (Комбинация Мф 23:35 и Мф 27:25). И вот они верят священной клятве, ибо её дали христиане, ведь когда они, сами будучи христианами и братьями христолюбивого Адальберта, не помышляли о мире? Вольный народ ходил по полю, не задумываясь о войне, – ведь дана была клятва. Может ли оставаться беспечным город поблиз беды? Ибо вот, внезапно враги нагрянули, рассеяв толпы, окружили город; был час шестой накануне дня драгоценного мученика Венцеслава, когда начали они войну, но несмотря на сам праздник они рьяно приступили к сраженью. Вотще умоляли их горожане почтить день святой; на это пришельцы лишь бросили им надменное слово: «Если ваш святой – Венцеслав, то наш – Болеслав!» Но хоть потом и взяли они город, понесли наказание за заносчивые речи, ибо многие из врагов в тот день сложили головы от меча осаждённых, а все, кто в том заговоре участвовал, ныне или мертвы лежат, либо слепы и в изгнании влачат жизнь жалкую.

Когда граждане изнемогли от брани, город сдался; семьи, отдав в руки недругов все свои достояния, отправились в плачевное изгнание. У женщин слезы не кончают литься, убитых чад оцепенели лица, взгляд на ссечённые мужей десницы притихших клириков нудит остановиться. Четверо братьев святого мужа, в брани рьяные и не умеющие отступать, когда выбились из сил и опустили оружие, то не вняли совету, данному, как мы говорили, клириком Радлой, и, вместо того, чтобы принять прекрасную смерть в бою, искали убежища в церкви, навлекши на себя позор в глазах людских, ибо поддались ложной надежде выжить. Обманул их князь, поднятием руки присягавший, и, когда они вышли из церкви, добровольно отдавшись в руки врагов, повелел у всех на глазах молодцов обезглавить. Таковые были дела. А ныне, когда пишем мы, недостойные, о делах достойных, погиб от удара меча старший брат.

Итак, видение святого Адальберта сбылось полностью: перед ним дважды двое братьев, а на следующий год старший брат чередой умирает. Его смерть будет настолько значимее их смертей, насколько его одр превосходит красотой их ложа, потому что, как всякому понятно, он ради Бога погибает, а они – ради любви к миру и защиты жизни своей.

Видел он в монастыре ещё и другое видение, которое излагал досточтимейшим мужам так, будто оно было не о нём, а о ком-то другом: «Знаю человека (ср. 2 Кор 12:2), коему Бог, улыбаясь, указал в небе два собрания; одно в сиятельном багреце, а другое в такой яркой белоснежности, что словами не передать; и сказал ласковым голосом: «Среди тех и других тебя ожидает место и уготован престол».

22. Среди опасностей Адальберт обратился к князу Болеславу, защитнику слуг Божиих, ибо оного Бог ему уготовал помощником в трудах. С его содействием Адальберт снарядил посланников к надменной жене (чешской пастве) узнать, не желает ли она, пускай и осквернившаяся со множеством любовников (Иер 3:1), принять первого своего супруга. А в ожидании возвращения посланцев жил в той стране при князе. Они приехали и доставили ответное послание, каковое епископу пришлось по сердцу, а было оно преисполнено оскорблений: «Ну добро пожаловать, епископ, – писали они раздражённо, – к неоднократно отверженной жене! Это ж надо! Добровольно идёт к супруге, которую всегда называл нежеланной, с которой жил по принуждению! Знаем, что замыслил ты, о человече: намерен отомстить за смерть братьев великой резнёй? Не хотим мы тебя, совсем! И нет тебе места в народе твоём». Получив это разводное письмо (Втор 24:1) и оскорбления наглецов, он возвеселился не меньше, чем какой-нибудь человек, услышавший паче чаяния доброе слово и почётное предложение. И сказал он: «Разрешил ты, Боже, узы мои! (Пс 115:7) Вот то, чего с нетерпением ждал, чего очень желал я! (Лк 22:15) Миновало меня сие бедствие. Как могу управлять стадом, которое в лицо мне отвечает, что не хочет меня? Прекрасно! Ни папский приказ о возвращении мне более не грозит, ни митрополит суровым посланием не принесёт мне печали. Прежде соотечественники мои обращали меня в бегство языческими делами, и вот теперь – откровенными словами: «Мы не хотим тебя!»

23. В те дни он писал Великому князю венгерскому (Гезе (949-997) сыну Такшоня из Династии Арпадов), а вернее, жене его (Шарольт (950-1008) дочь Дюлы II из Трансильвании), которая всё царство держала в своих руках, самим мужем и всеми мужними делами заправляя, и при правлении коей была принята христианская вера, но смешалась и загрязнилась языческими суевериями, и стало то вялое и робкое христианство хуже варварских верований. Ей то он тогда и отправил с направляющимися в ту сторону посланцами письмо, в котором говорилось: «Наставника моего, коли требует того нужда или польза, оставь при себе, а нет – так, ради Бога, верни мне моё!» Ему ж самому в тайной грамоте пишет и смыслом, и словом иное: «Если можешь уехать по доброму согласию, хорошо, а не можешь, то хоть в бега ударяйся, а попробуй прийти к своему Адальберту, истосковавшемуся по тебе». А он прийти не смог, да и не пожелал – по человеческой слабости. В теперешние дни от него можно услышать, что тогда он Адальберта (которого нынче любит и которого ему не хватает, как влаги горящему нутру) всячески избегал, ибо тот «карабкался на кручи» (Св. Иларий Пиктавийский, De Trin., II.2.2 В контексте св. Илария это значило «предпринимать непомерные усилия ради защиты истины перед лицом посягающих на неё».). Тогда он уже был монахом, причём, как говорят знававшие его в те времена, славным и добрым. Из его уст я слышал нечто, что, признаюсь, мне довольно полюбилось. По его словам святой говорил: «Я никогда ничего не делал из тщеславия, хотя избежать борения с ним – это за пределами человеческих сил. И всё же, как я из всех худший, то тщеславие отступило, и как из людей ничтожнейший, то в далекую ссылку бежало». Я часто упоминаю сего мужа, по чьим рассказам сие пишу, ибо хочу, чтобы признан был он слугою мученика.

24. Разрешившись по папскому дозволению от своих уз, свободный епископ с головой уходит в своё выпестованное желание, всегда пылавшее в его сердце – прекрасное мученичество. Он выбрал себе спутниками двоих братий, коих считал среди прочих наиболее крепкими в духовной брани и пригодными нести благую весть, но прежде всего, как матушка-устав учит и как живые слова из уст отцов увещают, испросил воли Божией молитвами братии и, советами братии, словно кольчугой железною защищённый, устремился на подвиг.

Итак, князь Болеслав благоволил ему. К нему-то Адальберт и обратился за помощью, чтобы тот изыскал возможность переправить его морем в землю пруссов, ибо желал спасать души и бороздить языческую целину Божиим плугом. Князь повеление духовного отца исполняет; несмотря на огромное желание удержать его при себе, он не посмел противостать замыслам святого. Есть в его владениях город великий Гнезно (там, как считают, покоятся мощи святого, просиявшие тысячами чудес, и кто сердечно прибегает к ним, возвращается, получив исполнение праведных прошений), где он после долгого перерыва, вызванного путешествием, отслужил Мессу: жертву святую возносил тот, кто сам, жертва живая (Рим 12:1), вскоре кровь пролил. Он крестил преогромное множество народу и, нисколько не мешкая, восходит на корабль, который заботою князя был оснащён многими воинами, дабы никакому злодею напасть не повадно было. Несколько дней они рассекали на судне гладь моря, и вот проникли в земли не ведающих Бога пруссов. Святого высадив, словно скинувши бремя, корабельщики спешат возвратиться и под покровом ночи пускаются в бегство прочь от опасностей. А человек, преисполненный Богом, бросается в путь, готовый сети закинуть до края моря, чтобы, если вдруг удастся, улов предложить для трапезы Божией либо, если уж не поймает ни единой рыбёшки, то хотя бы испить жертвенную чашу во славу Сына Божия. В нём пылала высокая надежда умереть за Христа, могучее сердце неустанно пламенело живым огнём; словно там на золотом алтаре рдели разожжённые благоухания и дым от них возносился ввысь. Итак, воин Божий с двумя спутниками вошёл в деревушку, омываемую со всех сторон рекой, из-за чего она оказывалась как бы на острове. Там они провели несколько дней, и быстролётные слухи привлекли внимание язычников: к ним-де прибыли чужаки из иных краёв, и непонятно держат себя, и неслыханные обряды справляют.

25. Сначала внезапно прибывают несколько человек на лодке, спрыгивают на землю, невесть о чём гомоня на варварском языке; и, пыша гневом, разыскивают чужака. Роса царская, роса медовая в тот час была у епископа на устах – сидя, он держал пред собою псалтырь, в коей заключаются все слова уст Божиих, в коей жизнь человеков и суть спасения содержится. К нему подступил один из них, из худших худший, страшно рявкнул, высоко воздел узловатую руку и багром, каким правят лодкой, епископа, правыми словами насыщавшегося, пресильно ударил меж лопаток. «Если вы поживей не уберётесь отсюда, – сказал он, – не сносить вам голов: мука мученическая вас ждёт и смерть жуткая». Отлетела выбитая из рук книга, а державший её, пав наземь, ткнулся лицом в бледную почву, словно бы на молитве весь простираясь и духом, и телом. Внешний человек изнуряется, внутренний – укрепляется к жизни (Вульг. 2 Кор 4:16); из глубин сердца вырывается голос радости и прославления: «Благословен Бог, благословенно милосердие Божие! Если не доведётся больше мне пострадать за моего Распятого, то и единственным ударом дорожить буду!»

Человече Божий! Неужто думаешь, что грубый ушиб украсит хребет твой? Или ценится в миру добровольная мука в честь Сына Бога живого? Ручаюсь, что не так радуется тот, кто увидел жемчужину на куче навозу, в толпе порфиру царскую, лик розы среди валежника, да и солнце златое на небе, как прекрасное сердце твоё веселилось об одной этой ране во славу Христа твоего!

Что было потом? Их прогоняют прочь, а они идут на торжище, куда стекается уйма народу. Вмиг псам подобные обступают гражданина небесного длинной цепочкой, скалят кровавые пасти, допытываются: откуда? кто таков? чего ищет? зачем явился, никем не званый? Точно волки жаждут крови, грозят смертью тому, кто принёс им жизнь. Едва стерпели, прежде чем он заговорил: всё ярились да насмехались, ибо лучше не держаться умели; кивками повелели ему отвечать. Препоясал муж чресла (Прит 31:17), отверз уста и, поскольку долго они слушать были не в силах, обратился к ним с краткою речью: «Из страны поляков, которою Болеслав, христианнейший князь, с Господней помощью управляет, я пришёл к вам ради вашего спасения, слуга Того, Кто сотворил небо и землю, море и всё (Пс 145:6) живущее. Я пришёл вырвать вас из лап диавола и пасти неумолимой преисподней, чтобы познали вы своего Создателя, чтобы оставили кощунственные обряды, отвергли смертоносные пути и всяческую нечистоту, и, омытые баней спасения, сделались христовыми во Христе и в Нём обрели отпущение грехов и Царство бессмертных Небесное». Вот что сказал святой. Они ж, давно против него негодуя, осмеивают небесные слова, стучат в землю посохами, воздух наполняют рёвом, руки на него, однако, не поднимают, но твердят гневные слова и полную суровости речь ко слуху чужаков обращают: «Из-за таких вот людей земля наша не даст урожая, деревья плодоносить не станут, новый скот не народится да и старый перемрёт! Прочь уходите немедля из наших пределов! Если поскорее не уберётесь, то, претерпев жестокие муки, погибнете злою смертью!» А тем, кто, поставленные на границе их царства, допустили чужаков аж досюда, пригрозили смертью; пенясь от гнева, посулили поджечь дома, разграбить имущество, продать жён и детей.

26. Борец Христов, видя, что урожая душ ему никакого собрать не удаётся и надежда на желанную смерть отнята, пал духом, чистое сердце захлестнули волны многоразличных хлопот, и молвил он братиям: «Всё против нас ополчилось – что же нам предпринять? Не знаю, куда обратиться! Телесный наш облик и облачения изрядно пугают язычников и мы теряем их души. Поэтому давайте-ка переоденемся в мирское платье, терпеливо дадим волосам отрасти, пускай бритые щёки косматою зарастут бородою, вдруг, неузнанные, мы сможем лучше послужить спасению. Уподобившись им, познакомимся лучше, поселимся среди них, будем трапезу разделять и общаться. А ещё будем по примеру апостолов трудиться собственными руками (2 Фес 3:12), добывая пропитание, и в тайнике ума перебирать сокровища псалмов. Коли возблагоприятствует нам милосердие Спасителя, этой хитрой уловкой мы разрушим сложившийся образ, а между тем придёт благоприятный случай благовествовать. Что ж, либо милостью верного Бога наживём мы великое сокровище спасённых душ, либо, дорогую жизнь отдав за Христа дражайшего, желанною смертью умрём». Итак, в виду сего замысла, он, возымел надежду на лучшее и, зачаток печали посекши мечом радования, воспламенённым духом движим вперёд, прочь из страны людей злобных.

К лютичам – ещё более свирепым! Против их немых идолов пожелал он обратить всю мощь проповеди; он знал их язык и перед встречей с ними успел переменить одежду и изменить до неузнаваемости облик. Теперь, думал он, сей благою уловкой он обретёт для Сына небесного Императора новых подданных, или ж положит конец своим долгим томлениям. О глава досточтимая, что утруждаешься хитросплетениями размышлений?! Близко желанное. Нет нужды пускаться в долгий путь; Бог даст тебе путём кратчайшим достичь того, чего так долго просил ты с преданным пылом, любовью смиренной, правыми устами, сердцем чистым – всею душою. Вот, краса твоя рядом, вот, при дверях то счастье, какому люди не знают истинной цены – несравненное мученичество. Ибо даже в наш век, нежданно, Сын Девы сделает тебя мучеником своим, дабы, ангелам уподобившись, с Ним пребыл ты. О как чудно улыбаются небеса, приветствуя увенчанного славянина!

27. Между тем в Риме, в монастыре, где святой вкушал от любомудрия отца Бенедикта, небесное откровение вот что сообщило. Среди многих видений, которые видел, часто возносясь в исступлении ума, инок и авва Иоанн, для которого и мир распят, было такое: «Спустились с небес до самой земли, изящно разматываясь, прекрасные видом два полотна, блистающие как снег, без единой складки и пятна. Одно из них окутало того, кого и искало; завладело драгоценным залогом, приняло полотнище бремя милое и в ликовании Адальберта увлекло прямиком в небеса золотые». Кого другое полотно обвило и отнесло к Богу, признаюсь, мне не удалось выпытать, и поэтому одно только думается, что другим грузом был сам рассказчик ради особой любви его к небесной родине. Однако он то был или кто-то другой, с уверенностью мы не знаем, да и не утруждаемся доведаться, ведь у нас уже есть заступник! Знаем, Господи, что Адальберт вошёл в Твоё Святое Святых, чтим и любим его! Даже не пролей никогда он крови, что есть первейшее благословение и страсти Христовой уподобление, и тогда по глубокому смирению духа и чистоте созерцания любви Божией почитаем он должен быть чадом небес и братом ангелам, никогда не согрешавшим.

28. Той порой отец Нил послал в свой монастырь братьям духовным таковые слова: «Да будет вашей любви известно, что наш друг доброй дорогой идёт; Адальберт воистину движим Духом Святым».

Сие в христианском мире творилось, а в землях языческих трое человек держали путь вдоль морского берега, как вдруг волны внезапно схлестнулись, будто среди них двинулась какая-то огромная морская тварь, и до слуха идущих донёсся громкий шум. Спутники слушали безмятежно, но старший среди них обмер в ужасе и, словно робкая женщина, содрогнулся от страха. А его сводный брат по плоти и брат духовный Гауденций (св. Радим (Gaudentius – латинизация славянского имени), 970 – посл. 1006, впоследствии епископ Гнезно), улыбаясь, молвил ему: «Ужаснулось ваше смелейшество, преотважный воин? А вот набросится на нас боевой отряд во всеоружии, что тогда будешь делать, если сейчас пугаешься пустяков?» Отвечал Адальберт: «Мы хрупки, ты – крепок; мы слабы, ты – могуч (ср. 1 Кор 4:10); конечно, мы и мелочей пугаемся, но тем вернее Бог нам прибежище и сила (Пс 45:2), чем больше страх и меньше запас сил. С каким счастьем и прославлением возлюблю Тебя, Господи, сила моя (ср. Пс 17:2), ведь Тебе ведома немощь моя, а я сознаю, что Ты – моя сила».

29. Следующей ночью тому, кто игривым словом подтрунивал над епископом, снится сон, будто войдя в великолепный собор, архиерей готовится служить Мессу. По завершении таинства жертвы, когда одежды были уже сложены, Гауденций подходит ближе к краю алтаря, в середине которого стоит золотая Чаша, склоняется, припадает к ней устами и уже готов испить, но тут вылетает страж святого алтаря и бранит Гауденция суровейшими словами за то, что дерзнул на такое, с презрением молвя: «Не смей пастью своей прикасаться к питию жизни из золотой Чаши! Его подобает испить целиком тому, кто воссылал ко Христу закланному молитвы Мессы, чтобы и капли священной для уст не осталось». Наутро Гауденций такую речь молвит: «Послушай, владыко, сон, что я видел ночью! После того, как ты отслужил Мессу в храме Божием, я подступил, дабы испить из золотой Чаши, стоявшей посреди алтаря. Но запретил мне алтарник, сказав, что отнюдь никому иному нельзя, а только архиерей всё приять должен!» Отвечал сын женщины (Возм. аллюзия на Вульг. 3 Цар 3:19), чьи страсти уже близко: «Брат мой, да исполнится сон твой по воле Божией, да не воспрепятствует грешная плоть прощению Божиему и милосердие Творца да одержит победу!»

30. И вот, в пятницу Гауденций, вдвойне брат святому, когда ввысь грядущее солнце достигло уж третьего часа, свершал торжество Святой Мессы на пышной траве. Затем все присели и скромную трапезу разделили, дабы, подкреплением пищи (Вульг. 3 Цар 19:8) вернув свежесть утомлённым членам, ускоренным шагом вновь неустанно вершить долгий путь.

Голод прогнан (Сенека. Фиест, 734), они встают отдохнувшие, пускаются в дорогу и, недалеко от того места, где принимали пищу, их объяло утомление; уронив головы, изнурённые телом, они предаются сну. Засыпают все, спят.

И тут – грохот оружия, копья сверкают, звон острых мечей о щиты! Движимый жаждой мщения, идёт варвар, у кого поляки убили брата, а с ним приближаются любители мерзостей, запоздало раскаявшиеся, что отпустили пришельцев, и одержимые языческой яростью. Не мешкая спешиваются, со всех ног подбегают, покой чужаков нарушают, набрасывают верёвки и, будто какие-нибудь разбойники, стягивают им руки. Ошарашенные столь неласковой побудкой братия, едва осознают, что они в путах и окружены врагами. Да и великий Адальберт, который всегда в бесчисленных мольбах и горячих прошениях добивался участи этой, ныне боится; ему по-человечески страшно отведать горькой смерти; в душе, как никогда перепуганной, он борется с трусостью, но плоть, чуя смерть неминуемую, бледнеет, и от боязливого трепета помутняется разум.

Нечего удивляться и размышлять, как это святой, который столько лет незыблемым дубом стоял под напором ветров, пав духом, сломался – особенно теперь, когда приходит срок получить заслуженный венец. Не сам ли Начальник спасения нашего Христос потеет кровью при приближении страстей; и Тот, Кто власть имеет отдать душу и принять её (Ин 10:18), признаётся следующим за Ним ученикам, что скорбит смертельно (Мф 26:37)? Если трепещет Бог, то стыдно ли дрожать человеку, когда плотью он идёт на смерть? Избранные смертным ужасом очищаются от лёгких грехов, от которых никто не свободен, и от немногих пятен прегрешений, если следы таковых остались. Муж благой, чего ты боишься? Немощь страха тебя почему ослабляет? Ради Бога ты кровь проливаешь, а пролив её, обретаешь к небесам путь свободный и вход безопасный, встречи с бесами и их нападки тебе не грозят уж, ни в малейшем грехе упрекнуть тебя больше не смогут. У сатаны ни малейшей надежды, выступив против мучеников, сказать хоть слово обвинения – прочь он бежит, ибо они являют ему образ Спасителя; и как Господь без греха ради нас идёт на смерть, так и мученики, пусть только что беззаконники они были, пусть язычники, от грехов всех, которых никто не избегнет, исцелятся пролитием крови своей Христа ради.

31. Иные святые хоть и проведут пред очами Божиими сиятельную и благоуханную жизнь, не уклоняются бестревожно от чаши грешников, но близ смертного часа одолеваемы беспредельною мукой, не зная, сочтёт ли достойной их чистую жизнь Тот, в сравнении с Коим нечисто всё. Мученичеством же он восставляется в чести своей и беспримерную славу удостаивается принять в дар от Бога – таков Адальберт, счастливый мученик несчастливых наших времён. Ты можешь спросить: «Что воздам Господу?» (Пс 115:3) Можешь ответить: «Чашу спасения прииму (Пс 115:4)» Нечего тебе бояться, потому что «Ты разрешил, Господи, узы мои (Пс 115:7)». И хоть никому из рождённых не избегнуть рук смерти, исполняется желание твоё, потому что «дорога в очах Господних смерть святых Его (Пс 115:6)». О сколь блаженно, сколь славно принять мученическую кончину, что изничтожает смытые крещением грехи, и они не предъявятся больше. Какое великолепие-то теперь, какая беспечная радость, когда в один миг закрываешь очи, коими видел людей и мир, и тут же открываешь их, чтобы узреть Бога и Христа, прекраснейшего в прекрасных деяниях Своих! Не страшись ты бедствия – смерти горькой, смерти жуткой. Ибо, коль отсутствует смертная тягость, как пел медоточивый Григорий (св. Григорий Великий, Папа и учитель Церкви, 540–604), не велика и мученичества радость. Какая лёгкость в таком счастливом переселении! Внезапно освободишься от земли, чтоб успокоиться в Царстве Небесном. Покажи нам, что нет ничего прекраснее под небесами, ничего дороже, чем за дражайшего Христа отдать жизнь дорогую. Ныне ты нам славно свидетельствуешь о правоте этих слов, ведь отказавшись от сего мира, ты процвёл нравственными добродетелями и, сохранив в них смирение, славился чудесами, а ныне же, за Христа умерший, ты небесными дарами и чудес сладостью ещё более просиял, воистину славнейший из славных, говоришь во всеуслышание, неоспоримо показывая, как блага была жизнь твоя, раз от мёртвых костей столько происходит исцелений, столько проистекает блистательных знамений, заслуживающих благоговения.

32. Кто присутствовал при том борении, рассказывают, что ни единого слова не проронил побледневший епископ, даже когда его, связанного, вели к вершине холма, где семь копий пробили его благородную грудь. Кто тогда выступил, чтобы первым нанести копейный удар, со свирепым лицом вопрошая обречённого мученика, визгливым голосом такое молвил слово: «А чего ты хотел, отче? Чего хотел, то и получил: пострадай и умри за Христа своего любимого! Ведь в этот день счастливая жертва свершилась, Спаситель распялся за тебя и за мир – тогда Он исцелил мир исчахлый, а ныне назначил тебя своим великомучеником. Семью дарами обогатил тебя Христос за многую добродетель, излил на тебя благодать Духа Святого, а ныне в Его честь пронзённый семью копьями, иди в объятия долгожданного Христа!» Первым горячий Сикко, преступной толпы провожатый и главарь, пробивает глубь сердца, следом прочие, одержимые злостью, торопливой рукою вершат злодеяние.

А по милости Божества, желающего показать, что слуга Его разрешился от темницы мира, от великих оков и всех пут греховных, после того, как тело его святое было пронзено, он без чьей-либо помощи разрешился от уз, и, руки крестообразно раскинув, самоё смерть-подругу принял в объятия, ту, которую всегда искал и любил. К земле-матери мёртвое припадает тело, душа же святая вступает в счастливую жизнь: взирает на Божию улыбку, внимает радостной песне небес. Ты оставил внизу красоту сию внешнюю, испробуй ныне, что сокрыто внутри; оплаканный по-человечески, вниди в блаженное воинство ангельское, где с веселием встречают тебя все святые, величайшие мученики Христовы! Ты даже превыше ангела, мученик, взойди к Царю мучеников со славою, к Спасителю живому, с Тем, от лица Которого бегут небо и земля (Отк 20:11), говори лицом к лицу, как бы говорил кто с другом своим! (Исх 33:11) Изгнана горечь, изгнана безрадостность; ты там, где ты имеешь отдохновение в созерцании высшего, где пища и питие (Ср. Вульг. 2 Цар 19:35 и Ин 4:34) – вечное прославление Создателя!

34. Говорят, в тот же день, когда некий пресвитер свершал Мессу, Дух откровения молвил слуху его, что следует молить о заступничестве за бедствующий мир блаженного мученика Адальберта. Он охотно послушался божественных увещаний и в дни памяти святых призывал и мученика Адальберта, да предстательствует его жертва умилостивления пред божественным милосердием за прегрешения наши.

Между тем нечестивцы двух немилосердно связанных братий берут с собою, а честную святого главу от святого тела отделяют, и под надёжной стражей стерегут обе части. Не подумай, что ради почтения – они лишь на кощунство способны; у них есть надежда от соседского князя Болеслава получить большие деньги. Так и случилось: досточтимое тело и главу они продают за желаемую сумму.

Пострадал же драгоценный мученик Адальберт в тот день, когда святой Георгий был казнён мечом (23 апреля) – и хорошо, ибо в один день оба блаженных озаряют просящих частыми чудесами и готовы помочь несчастным смертным. Вот и мне подобает снова и снова взывать к обоим блаженным. Молитесь усердно, да взойдёт звезда моря! и с нею – Пётр благосклонный! а за ними и все святые! Ради Бога, молитесь о благе для несчастных живых пред ликом Князя; ходатайствуйте пред Господом Богом ради возлюбленного Сына Его во Святом Духе, коему слава, спасение, честь, царство и сила (Отк 19:1), мирное ангелов жительство, коему, ликом прекрасному, были, есть и грядут бессмертные веки веков. Аминь.

ЗАКАНЧИВАЮТСЯ СТРАСТИ СВЯТЕЙШЕГО АДАЛЬБЕРТА, ЕПИСКОПА И МУЧЕНИКА. АМИНЬ.

Перевод: Константин Чарухин

ПОДДЕРЖАТЬ ПЕРЕВОДЧИКА:

PayPal.Me/ConstantinCharukhin
или
Счёт в евро: PL44102043910000660202252468
Счёт в долл. США: PL49102043910000640202252476
Получатель: CONSTANTIN CHARUKHIN
Банк: BPKOPLPW