Автор: Пьербаттиста Пиццабалла родился в 1965 году в Италии. Член францисканского ордена, в 2004-2016 годах он возглавлял Францисканскую Кустодию Святой Земли. В 2005-2008 – патриарший викарий для ивритоязычных католиков. А в октябре 2020 года он был назначен Латинским патриархом Иерусалима. О позиции Иерусалимской церкви в арабо-израильском конфликте, об ивритоязычной католической общине и диалоге с иудаизмом, а также об отношениях католиков и православных на Святой Земле, с новым патриархом поговорил историк-византинист и православный публицист, диакон Александр Занемонец.
— Ваше Блаженство, несколько лет Вы являлись главой Францисканской Кустодии, старейшего представительства Римско-Католической церкви на Святой Земле. Как получилось так, что именно францисканцы смогли здесь сохраниться при любом правлении?
— Францисканцы оказались здесь во время Крестовых походов, но не вместе с крестоносцами. Не в составе рыцарских орденов, столь здесь тогда могущественных. Отношение францисканцев к жизни было совсем другим, чем у крестоносцев: быть не политически сильными, а следовать Евангелию. В первую очередь – Евангелие, безо всяких интерпретаций. А в Евангелии есть и про другую щеку, и Нагорная проповедь.
Св. Франциск, основатель ордена, писал в своем правиле, что когда ты идешь к сарацинам – так в то время называли мусульман, – нужно следовать двум принципам: быть христианином, то есть жить по-христиански, при любом правлении, и, когда Св. Дух тебе возвестит, проповедовать о том, что Иисус есть Господь. Жить по-христиански, где бы ты ни был, в какой бы стране и при каком правлении ты бы ни оказался…
Большинство францисканцев было родом из Средиземноморья – Испания, Италия, Южная Европа. Так что по своей культуре они были не очень-то далеки от арабов.
На Святой Земле францисканский орден оставался далеким от политики. Его братья работали с людьми, трудились на святых местах и на политику не обращали внимания.
— Когда в 40е гг. 19 в. Латинский патриархат вновь утвердился на Св. Земле, то католиков здесь не было вообще… «Миссионерствовали» тогда в основном среди христиан других конфессий. Каково отношение современных католиков к тому подходу?
— Конечно, сегодня так уже никто не поступает. И мы сожалеем о том, что предпринималось в те времена: экуменического диалога тогда не было, церкви боролись друг с другом, каждый воспринимал свою церковь как единственную (что неверно). Ловить рыбу на чужой территории было ошибочным! И сегодня мы не стыдимся это признавать.
Но сегодня есть то, что есть. Мы не можем изменить прошлого. Но мы можем его исправить, улучшая отношения друг с другом и не приветствуя никакие переходы. (Не обращение, а именно переходы). Мы не можем изменить прошлого, но мы должны учиться на ошибках прошлого, чтобы не совершать их в будущем.
— И у православных, и у католиков на Святой Земле часто получается, что большинство верующего народа говорит на одном языке (по-арабски), а его «начальство» — на другом. У православных патриарх и большая часть епископов здесь – греки. Вы – итальянец, хотя Ваши недавние предшественники были – один иорданец, другой палестинец. В чем смысл? В том, что церковное руководство таким образом оказывается вне арабо-израильского конфликта?
— Наша ситуация немного отличается от ситуации православного Иерусалимского патриархата: не все наши решения принимаются на местном уровне. Многое решается заграницей. В Католической церкви мы всеми силами стараемся избегать национализма. Не всегда успешно, но стараемся. Национализм — это что-то очень неправильное. Как католики, мы убеждены, что Иерусалимская церковь – это единая идентичность, это поместная церковь. Но при этом она разнообразна. Иерусалимская церковь обращена ко всем народам. И паломники тоже часть нашей идентичности. Этот вселенский аспект очень важен.
То, что сейчас во главе Латинского патриархата находится итальянец, а не палестинец или иорданец, ни в коем случае не связано с политикой, это просто вопрос человеческих ресурсов в настоящее время. И это вовсе не значит, что в будущем Латинский патриарх не может быть арабом. Это вопрос людей, а не их паспорта.
— Церковь и конфликты. Каков в этом опыт Католической церкви на Святой Земли? Некоторые их Ваших предшественников занимали в здешнем арабо-израильском конфликте очень понятную позицию – позицию своего народа.
— В прошлом наша церковь переживала непростые времена, и в чем-то такая позиция, возможно, была оправдана. На Востоке национальность и религиозная принадлежность очень часто совпадают. Но сегодня мы должны это различать. Я не должен быть голосом палестинцев, я должен быть голосом церкви. Церковь не исключает из себя разные составляющие, она, напротив, их объединяет. Она инклюзивна. Это не значит, что церковь должна молчать по политическим вопросам, особенно когда это касается прав человека, семейных вопросов, проблемы нарушения их прав. Право людей владеть своей землей здесь тоже важно. Мы должны говорить об этом открыто, но так, чтобы это не разделяло.
— В составе Латинского патриархата есть и ивритоязычное викариатство. Какова его роль сегодня?
— Я не очень люблю говорить про «роль». В первую очередь мы должны быть церковью, а не думать о какой-то «роли». Ивритоязычная католическая община – маленькая. И в настоящее время она меняется. В ней есть, наверное, несколько сот ивритоязычных израильтян еврейского происхождения, но в основном сегодня это дети мигрантов и иностранных рабочих, которые здесь уже многие годы. И это несколько меняет состав викариатства. Эти люди здесь живут в израильском еврейском контексте, поэтому они вряд ли пойдут в арабоязычные христианские общины. Главная задача церкви – пастырская. И мы должны заботиться о тех католиках, которые здесь живут в израильской еврейской среде и говорят на иврите.
Также это дает возможность диалога и поиска взаимопонимания с еврейской общиной. Но первая задача – пастырское окормление тех католиков, которые живут в израильском еврейском контексте.
— Одним из основателей ивритоязычной общины был отец Даниэль Руфайзен (1922-1998). Как соотносится его видение с современной реальностью?
— Даниэль Руфайзен и его единомышленники того поколения были замечательными людьми, очень сильными и с очень четким видением. Но реальность сегодня совершенно другая. Молодое поколение больше не понимает мечты этих людей, в особенности Даниэля Руфайзена. Даниэль мечтал о христианстве, полностью интегрированном в еврейскую среду, в том числе – в религиозном плане. Я не думаю, что по прошествии двух тысячелетий легко достичь такой интеграции. И молодое поколение это понимает: они хотят быть полностью израильтянами в социальном смысле, и католиками – в религиозном. Они не хотят смеси, они хотят принадлежности к конкретной общности, которая их признает, а не к чему-то не очень понятному.
— То есть можно сказать, что в этом вопросе они более практичны?
— Да, более практичны. Несомненно.
— О монашестве на Святой Земле. Здесь много монашеских общин, состоящих из иностранцев. Но, по крайней мере у православных, здесь не видно арабских монашеских общин.
— Вы здесь сыпете соль на наши раны. В арабских христианских общинах, особенно в Израиле, есть стремление к монашеской жизни. К жизни в монастырях или в религиозных братствах. Но они не находят себя в наших католических монашеских общинах, потому что наши общины для них – слишком западные. Их ментальность, несмотря на давнее здесь католическое присутствие, остается православной. Восточной, очень восточной. Куда более восточной, чем в православном греческом или русском мире. И это культурное отличие – главное препятствие.
Мы много говорили об этом с молодежью. Я здесь уже 30 лет и видел много молодежи, которая приходила с сильным и искренним желанием монашеской жизни. Но они уходили, потому что не могли следовать образу жизни западного монашества, оно не для них. Они должны жить в своем культурном контексте. И эта ситуация с монашеством — одна из ран нашей церкви. И у мелькитов (греко-католиков) здесь тоже нет монашеских общин.
Я очень хочу, чтобы они были. Но, при всей важности монашества в латинской традиции, культурные отличия таковы, что здесь арабских монашествующих – единицы.
— О структуре Католической церкви на Святой Земле. Тут есть Латинский патриархат, а есть множество орденов, монастырей, где за богослужением поминают патриарха, но во всем остальном, кажется, они совершенно независимы. А если патриарх не хочет, чтобы здесь присутствовала какая-то община?
— С административной точки зрения, с точки зрения управления или недвижимости, эти общины на 90% независимы. С патриархатом их связывает каноническое право: в важных решениях они нуждаются в согласии епископа. Без согласия епископа нельзя открыть новый монастырь или закрыть старый. Если мне не нравится какая-нибудь монашеская община, я могу им сказать: я не хочу, чтобы вы были в моей епархии. И они должны будут уехать: нельзя быть в епархии, но не в общении со своим епископом. А то, что они независимы с точки зрения недвижимости и управления – слава Богу и для нас, мы избавлены от лишней головной боли.
Конечно, представительства больших и древних орденов могут ощущать себя совершенно независимыми: они существуют по всему миру. А общины в 2-3 человека наоборот нуждаются в поддержке, в помощи местного епископа.
Если епископ решит выслать салезианцев или иезуитов, которые здесь давно, то это будет скандал. Но теоретически – может. А если новые общины хотят здесь утвердиться, то им нужно согласие епископа.
— Есть ли какие-то ограничения для христиан в израильском обществе? Можно ли, например, стоить новые церкви?
— С точки зрения закона нет запрета строить церкви. И мы их стоим. Конечно, невозможно их построить в полностью иудейском или мусульманском месте. Можно их строить там, где есть христиане. Или же на святых местах. Это занимает немало времени, за это приходится сражаться. Легко здесь можно строить синагоги и мечети, но не церкви. За церкви приходится бороться. Это не враждебное отношение, но скорее недостаток внимания к христианам, к их нуждам. Но все равно мы строим церкви. Важно, чтобы это не мешало другим, нашим нехристианским соседям.
Проблемой скорее является то, что у нас слишком много церквей, которые мы должны поддерживать, содержать и ремонтировать.
— А к какой среде здесь христианам жить сложнее, в иудейской ли мусульманской?
— Сложно и тем, кто живет с мусульманами, и тем, кто живет среди иудеев, честно говоря. Но в Израиле есть закон. Если есть проблемы, то можно пойти в суд, можно отстаивать свои права. В Палестине это сложнее, и становится все более и более сложно. Для наших верующих-арабов, конечно, более привычно и естественно жить с мусульманами. Так что есть «за» и «против» в обеих ситуациях.
Но в Израиле жизнь гораздо лучше, чем в Палестине, это тоже важно.
— А в чем здесь миссия христиан, если нет миссионерства?
— Миссионерская деятельность здесь, как Вы знаете, запрещена законом. Значит ли это, что мы не можем свидетельствовать о нашей вере? Первое, что мы должны делать, это жить как христиане. А жить по-христиански не означает просто ходить в церковь и участвовать в церковных таинствах. Еще это школы, больницы, старческие и сиротские дома, в которых большинство – не христиане. В первую очередь в таких местах мы и свидетельствуем о том, что христиане существуют, и не только для самих себя. Работая в таких местах, мы свидетельствуем, – как об этом говорится в послании Иакова, – в Кого мы верим.
Мы не хотим заниматься прозелитизмом: надо уважать людей. Но это не значит, что мы не можем говорить о нашей вере. А потом пусть уже действует Святой Дух. Так что можем оставить Ему основную часть работы.
— Диалог с иудаизмом. Каковы его основные темы сегодня?
— До недавнего времени мы занимались тем, что разрушали стены, нас разделяющие. Стены вражды. Но разрушать – недостаточно. Не пришло ли время строить что-то положительное?
Некоторая сложность состоит в том, что католический мир – един. А еврейский – нет. Мы можем иметь очень хорошие отношения с теми или иными группами внутри еврейского мира. Но это еще не говорит о еврейском мире в его целостности.
Далее, мне кажется важным, чтобы иудаизм признал тот факт, что мы – не язычники. Для многих иудеев мы не язычники. Но для ортодоксальных евреев мы – язычники. Так они нас воспринимают, так к нам и относятся.
Как католики, мы четко разделяем веру и политику. Но для многих иудеев вопрос земли, принадлежность Земли Израиля – это вопрос веры. Но это и политический вопрос. Об этом надо говорить сегодня, хотя мы всегда избегали эту тему в нашем диалоге.
Думаю, сегодня мы должны оставить простую риторику и быть искренними, говорить о болезненных для каждого из нас темах.
Не забывая о том, что, как говорил апостол Павел, отношения Бога с еврейским народом – это тайна, которую мы не можем объяснить.
— Диалог православных и католиков. Где мы в этом отношении находимся сегодня?
— На Святой Земле сегодня очень хорошие отношения между католиками и православными. Мы много сотрудничаем. Я помню это еще по тем временам, когда был главой Францисканской Кустодии. Да и сегодня. Мы в хороших отношениях вот просто по-человечески. Да, одни церкви более открыты в литургическом отношении, другие менее. Одни более жестко прочерчивают границы вокруг своей церкви, другие менее. Но сегодня я не вижу больших проблем богословского характера. У нас те же представления о таинствах, о священстве, те же пункты Символа веры. Есть вопрос первенства Петра. Но, в отличие от прошлых времен, сегодня мы можем это интерпретировать по-разному. Самая большая проблема, я думаю, это проблема власти: кто главный.
— Спасибо большое, Ваше Блаженство.
Беседовал диакон Александр Занемонец