«Тогда Иисус возведен был Духом в пустыню, для искушения от диавола, и, постившись сорок дней и сорок ночей, напоследок взалкал» (Мф 4,1-2).
Что делал Иисус в пустыне сорок дней и сорок ночей? Какие мысли посещали Его? Евангелисты не словом об этом не обмолвились. Более поздние авторы, размышляя о том, для чего Иисус был возведен Духом в пустыню, предлагали разные версии, от встречи с Отцом до принятия всех грехов мира. Говорят о том, что и Его яркие притчи сложились в пустыне в период одиноких размышлений, времени подготовки к публичному служению. Иисус создает удивительные по своей лаконичности произведения, которые запомнились слушателям и обросли минимальными деталями. Интересно, а как Он себе представлял этих слушателей? Каково было Его внутреннее видение? Прикоснуться к этой тайне нам могут полотна Михаила Васильевича Нестерова.
Картина «Святая Русь» была написана в 1905 году. Ее создание совпало с Первой русской революцией. Многие современники и друзья художника встретили изменение государственного строя с радостью. Им казалось, что грядут прекрасные перемены, которые тормозила костная монархия. Нестерова же охватывают совсем иные думы. И дело совсем не в том, что он был монархистом, что, расписывая для членов царской семьи храмы, он со многими из членов императорской фамилии познакомился очень близко, поэтому испытывал личную привязанность. Речь идет скорее о предчувствии катастрофы, витавшем в воздухе и ощущаемом многими представителями Серебряного века. Большинство из них были более философами, чем людьми верующими. Они спорили о Христе и Антихристе, о грядущем Суде и будущем веке, но за красивыми разговорами в большинстве случаев не стояло никакого подлинно-религиозного переживания. Это была интересная игра, в которой забывалось посещавшее их леденящее чувство надвигающейся катастрофы. Нестеров также чувствовал, что грядет нечто большее, подобное цунами, сметающему все на своем пути. Он пытался осмыслить эти предчувствия с позиции своей веры. Так и рождается «Святая Русь».
Перед нами вполне узнаваемый русский пейзаж. Это Соловецкие острова. Как интересно переплетается прозрение художника и последующая история. Ведь пройдет совсем немного времени, и его старцы, те самые иноки, которых он писал, готовясь к созданию «Святой Руси» станут здесь узниками, а не насельниками. Соловецкие острова станут частью русской Голгофы. Эти места как нельзя лучше подходили для создания образа пустыни, где встречаются ангелы и демоны, где миражи выдают одних за других. Перед нами совсем не Иудейская пустыня с ее яркими горками и переливами песка. В отличие от многих своих собратьев по художественному цеху Нестеров никогда не был в Палестине. Да и из восхитившей его Европы он на всех парах мчался на Родину. К нему как нельзя лучше применимы слова его современника, находившегося совсем по другую сторону баррикад, «я б сдох как пес от ностальгии в любом кокосовом раю». Впоследствии художник предпочтет эмиграции непростую жизнь при советской власти, но останется верен своей Родине. Нестеров создает очень русскую пустыню. Здесь все покрыто снегом, и в надвигающихся сумерках короткого северного дня слышно, как потрескивают от мороза ветки деревьев. Тонкие березки, маленькие елочки, чахлые кустики подчеркивают хрупкость и иллюзорность всего происходящего. Художник посвятил более пятнадцати лет росписи храмов. Об этом он сам не раз упоминал в письмах. Это и храм св. Георгия в Абстумане на Кавказе, и Владимирский собор в Киеве, и Марфо-Мариинская обитель в Москве. Михаил Васильевич писал не просто образа. Каждая его икона была плоть от плоти русского народа. Не зря же во время работы в Киеве они с Васнецовым мечтали о создании некоего русского стиля, в котором будет отображение родных просторов и широты русской души. Нестеров уже не раз вводил в создаваемые библейские сцены простых людей. А в его большом программном произведении эти люди выходят на первый план, являя собой Святую Русь.
Понятие Святая Русь появилось в русской литературе на заре XVI века. Оно включало в себя весь мир православия. Нередко говорят о том, что Святая Русь – это многочисленные святые, которых дала миру Православная Церковь. Тем самым оставляя за пределами этого понятия простых верующих. Нестеров не согласен с таким взглядом, для него Святая Русь – это русский мир с центром в Небесном Иерусалиме. Осмысляя это понятие, он стремится соединить земное и небесное. Художник всматривается в лица пришедших ко Христу людей. Эта земная Русь ближе ему и понятнее, чем небесная. И потому получается она значительно более живой и интересной, чем сошедший на землю Христос и идущие за Ним святые. Злоязыкий граф Лев Толстой сравнил Христа, созданного Нестеровым, с итальянским тенором. И ведь правда, Михаил Васильевич создал совершенно типичный классический образ, в котором есть красота и величие, но очень мало жизни. Его Христос статен и величав, Он пришел судить Россию, но навстречу Ему не выходит никто равный по величию, все сплошь какие-то калики перехожие, да женщины в старинных салопах. Господь-Судия разительно выделяется на фоне всего окружения картины, но Он холоден и как-то даже несколько инороден в Своем красиво задрапированном наряде. В первых картонах к картине Иисус был более изящен. Взгляд Его был также устремлен поверх голов, но руки благословляли и притягивали к Себе.
За Христом идут самые популярные на Руси святые: Сергий Радонежский, Николай Чудотворец и Георгий Победоносец. Все они очень узнаваемы. Особенно Сергий, образ которого был одним из любимых для Нестерова. Выходящие из скита святые словно прислушиваются к какой-то мелодии. Их головы наклонены, на лицах читается грусть. Может быть, они тоже разочарованы, что столь мало людей пришло на встречу со Спасителем? Но ведь это же пустыня! Кто из сильных и великих сможет добраться сюда, не растеряв своей силы и величия?
Нестеров искал образы для своей картины. Сначала персонажей было совсем мало, но художник решает наполнить свое полотно живыми, реальными образами. В женщинах читаются черты матери, сестры и няни художника. Стоящая в центре картины девочка разительно напоминает ребенка, которого Михаил Васильевич встретил где-то на рынке. Тогда девочка поразила его своей худобой и болезненностью, но образ произвел на художника столь сильное впечатление, что он изобразил его на картине «Видение отроку Варфоломею». Девочка потеряла косы, став юным пастушком. А в «Святой Руси» она предстает в своем истинном облике, в длинном с чужого плеча тулупе и белом расшитом платке. Скрестивший руки на груди мальчик в бурсацкой одежде, высокий монах в очках, странницы – все это люди, встреченные Нестеровым на Соловках. Художник запечатлел тех, с кем он рядом молился в церкви. Среди них еще можно встретить девушку из хорошей семьи, но уже нельзя найти молодого или средних лет мужчину. Интересно, что в одном из набросков среди персонажей, идущих ко Христу, был Максим Горький, с которым Нестеров был хорошо знаком и даже, можно сказать, дружил. Тогда художнику хотелось привести к Господу самых ярких представителей русской интеллигенции, но в «Святой Руси» это не получилось. Произведение вобрало в себя ту Святую Русь, которую живописец встречал, приходя на службу в храм. Во многом это диагноз православия того времени: женщины, дети, старцы… Видимо поэтому духовник предложил Нестерову эпиграфом к картине выбрать слова «Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я упокою Вас; возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим; ибо иго Мое благо и бремя Мое легко» (Мф 11,28-29).
Русский Апокалипсис происходит где-то в глубокой провинции, на берегу Северного моря, посреди холодной зимы. Его замечают только сирые и убогие. В 1905 году никто еще не понял, что «уже и секира при корне дерев лежит: всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь» (Мф 3,10).
Картину «На Руси», написанную в 1914 – 1916 годах, можно считать продолжением размышлений художника о судьбах Родины. Сначала в ней тоже должен были присутствовать Христос. Теперь Он шел во главе процессии, Крестного хода, идущего по осенним берегам любезной сердцу мастера уральской реки Белой. Русь уходила. И в этой картине, созданной буквально накануне Октябрьской революции, сконцентрировалось все видение автора грядущего России. Суд уже вынесен, агнцы отделены от козлищ. Святая Русь, увлекая за собой русскую интеллигенцию, уходит в небо. Впереди всех идет хрупкий мальчик, прообразом которого стал сын Нестерова. Теперь эпиграфом картины становятся евангельские строки «если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное» (Мф 18,3). Художник противопоставляет тишину русской природы мятущимся по стране духам революции. Среди тех, кого он изобразил на своем полотне, — Достоевский и его персонаж Алеша Карамазов, Толстой и Владимир Соловьев. На переднем плане – сестра милосердия, поддерживающая молодого солдата из бывших гимназистов, потерявшего зрение во время газовой атаки. Это отражение духа времени. В набросках здесь стояла монахиня — излюбленный образ художника, нашедший отражение во многих его полотнах. Его прообразом была рано ушедшая первая жена Нестерова. Но события Первой Мировой войны вносят свои коррективы. На полотне появляется ослепший солдат, а монахиня, спрятав свечу, становится сестрой милосердия. Напротив этой группы на самом берегу реки три женщины окружили юродивого, фигура которого словно сошла со старинных икон. Цари, священники, схимники и «жены непорочны» стоят вокруг старинного лика Спаса. Не зря второе название этой картины «Душа народа», того самого, что составлял Святую Русь. После 1917 года она останется только на картине Нестерова.
Художник создает два монументальных, очень печальных полотна. В них нет надежды и радости. В них есть ощущение катастрофы и опустошенности. Да-да, та самая пустыня, в которой ночью гуляют холодные злые ветра. От них не скроешься в одной из горных пещер, которыми богата Иудейская пустыня. Здесь все громче звучат голоса демонов, идущих разорвать, разметать и рассеять, поработить слабое, неукорененное и сомневающееся.
Некоторые богословы говорят о том, что, находясь в пустыне, Господь предвидел все бедствия грядущих веков. Тогда, наверное, перед Ним прошла и потерянная душа русского народа.
Эти картины предлагают задуматься не только о судьбах России, но и просто о духовной жизни человека. Оказавшись в силу разных жизненных обстоятельств в пустыне, среди испытаний и проблем, мы являем Господу сирое и убогое, что есть в нас. И это не вопрос того, что «Церковь – это полевой госпиталь». Вопрос о том, готовы ли мы позволить Богу быть центром жизни. Не стоять где-то там на периферии, не выходить из скита и принимать правильные позы, а быть в центре боли и радости, побед и достижение, поражений и неудач. Ведь, выйдя из пустыни, можно внезапно обнаружить, что все то доброе, что хранилось и взращивалось, незаметно ушло, оставив опустошение и порядок. А в этом случае демоны, как известно, «войдя, там поселяются. И в конце концов человеку тому становится еще хуже, чем было вначале». (Мф 12,45 – перевод РБО).
Анна Гольдина