Автор: «Тогда Иисус возведен был Духом в пустыню, для искушения от диавола, и, постившись сорок дней и сорок ночей, напоследок взалкал. И приступил к Нему искуситель» (Мф 4,1-3).
Господь, подобно древним пророкам Моисею и Илии, проводит в пустыне, в посте и молитве, сорок дней. Мы можем предположить, что это время полного одиночества и блужданий среди скал, время размышлений и общения с Отцом Небесным. И это же – время миражей и искушений, усталости и пустоты. Подобно одному из миражей, перед Иисусом предстает дьявол, предлагая Ему вполне понятные и простые вещи. А что было бы, если бы Господь согласился? Если бы Он превратил камень в хлеб, например?
На эти вопросы можно найти ответ в картинах Василия Верещагина. Одна из них — «Апофеоз войны». Все войны ведутся из-за ресурсов, в то время это были плодородные территории, т.е. обладание хлебом, грубо говоря. Второй причиной войны является гордыня царей, полководцев, а иногда и целых государств. За всем этим стоит власть князя тьмы, стремящегося к разрушению и смерти.
Василий Верещагин происходил из семьи потомственных военных. Он с детства получал соответствующее образование, но военная служба никогда не притягивала его. В результате, едва закончив училище, Василий поступает в Академию Художеств. Его отец возмущен, он прекращает посылать сыну всякое довольствие и запрещает упоминать его имя. Своевольный юноша кажется ему предателем семейного дела. И в этом смысле отец художника, несомненно, был неправ. Верещагина в первую очередь притягивают батальные сцены, но он не пишет бравурно-патриотических полотен. Он пытается проникнуть в глубину человеческого сердца, упоенного жаждой битвы, передать состояние раненного и умирающего. В своих записках художник отмечает, что умирает с каждым написанным им солдатом. Верещагин смотрит на войну не как на неизменную спутницу человеческого существования, а как на великую трагедию, которую не могут оправдать никакие геополитические мотивы.
Известнейшее полотно Верещагина «Апофеоз войны» имеет посвящение «Полководцам прошлого, настоящего и будущего». Считается, что это – единственная картина, на которой признанный художник-реалист изобразил то, чего никогда не видел. Не зря же долгое время это полотно еще называли пирамидой Тамерлана. Да и сам художник изначально именовал ее «Торжество Тамерлана». Великий полководец прошлого любил строить пирамиды из голов своих врагов, чтобы показать свое величие, власть над смертью, и в назидание всем непокорным. Удивительно, но это странное «наследие» Тамерлана сохранялось в Средней Азии многие века. Сколько велись войны, столько и возводились эти жуткие пирамиды. Когда в конце XIX века русский художник оказывается участником Туркестанской компании, он видит небольшие пирамиды, возводимые мелкими азиатскими ханами. Впоследствии эта тема отрубленных голов, отделенных от тела будет появляется в различных картинах художника, как самый большой ужас войны, оставивший в его сердце глубокий отпечаток.
Некоторые исследователи говорят о том, что первые наброски картины Верещагин сделал, узнав о страшной судьбе австрийского исследователя и альпиниста Адольфа Шлагинтвейта. Он и два его брата были известными путешественниками и географами, труды которых высоко ценились по всему миру. В свой последний год Адольф решил проникнуть в Восточный Туркестан, чтобы подняться на местные вершины, сделать зарисовки и карты. Эта экспедиция оказалась для него крайне неудачной. Двигаясь на восток, он оказался в Кашгаре (сейчас это территория Китая), где и попал в плен к местному жестокому правителю Вали-хану. Так и не удалось узнать, что послужило причиной недопонимания между путешественником и диким правителем, но Шлагинтвейну отрубили голову, и она оказалась в одной из «памятников» — пирамид, которые воздвигались по приказу Вали-хана. Эта история получила известность благодаря Николаю Федоровичу Петровскому, ставшему послом в Кашгаре. Он приложил усилия не только по розыску останков и вещей исследователя, но и по созданию памятника на месте его убийства.
История исчезновения австрийского исследователя всколыхнула все ученое европейское сообщество. Первым к этой теме обратится Жюль Верн. В романе «Клодиус Бомбарнак» он опишет свирепые нравы Кашгара и смерть несчастного исследователя. За французским писателем к этой теме обратится и Верещагин, который не только читал и писал в своих записях об ужасах войны, но и видел ее собственными глазами.
Все в Верещагине восстает против военных действий. Он пишет картину за картиной, пытаясь донести до зрителя боль и ужас происходящего, надеясь, что будет услышан. Но вместо этого в его адрес звучит только осуждение. Его обвиняют в недостаточном патриотизме. Написанная им груда голов воспринимается не как упрек власть имущим, отправляющим солдат на смерть в угоду своим политическим пристрастиям. Некоторые критики говорят, что это воспевание противника, его силы и боевой мощи.
На самом деле, полотна Верещагина и особенно «Апофеоз войны» стали настоящим шоком для изнеженной столичной публики. Она готова была согласиться с психологизмом, привносящим что-то новое в привычные классические сюжеты. Она готова была разглядывать восточные орнаменты или изучать элементы среднеазиатского быта. Но кровь, грязь, ужас и смерть, запечатленные на полотне, ее пугали и отталкивали. Слишком много в этих картинах было призыва к переосмыслению действительности.
Верещагин создает по-настоящему апокалиптическое полотно. В нем нет ни одного живого человека. Жизнь здесь представляют вороны, птицы-падальщики. Иногда говорят о том, что эти птицы почти инфернальны, они не отбрасывают тень. На самом деле, у них есть тени. Просто освещающее их солнце находится в зените, и тени слишком коротки и почти незаметны. Идея с отсутствием теней принадлежит советскому искусствоведению, которое не могло объяснить, почему эта картина вызывает страх и трепет у зрителя. А причина весьма проста: потому что эта картина, написанная весьма реалистично, ставит перед зрителем вопросы о жизни и смерти, о бытие и небытие, о смысле победы. Готов ли человек ради своей цели пойти по головам? Готов ли оставить после себя гору черепов как памятник своей ратной/профессиональной/духовной доблести? Сколько стоят наши победы?
Каждый череп на этой картине индивидуален. И каждый передает свое эмоциональное состояние: от ужаса до смиренного принятия своей участи. Художник добивается этого, нарушая естественные законы. Его черепа наделены нижней челюстью, чего не может быть при естественном разложении. И благодаря этой нижней челюсти создается ощущение, что каждый череп вопиет к зрителю, стоящему по эту сторону картины. Сухие кости жаждут воскресения. Груда черепов подобна груде камней, из которых Господь может сотворить новых сыновей Адама.
На заднем плане картины виднеется какой-то замок. Он не похож на строения, которые Верещагин мог видеть в Туркестане. Скорее это некий собирательный образ восточного человеческого жилья. Может быть, кто-то поднимался на эту башню, чтобы увидеть все царства мира и ради их обладания поклониться лукавому?
Столкнувшись с ужасами войны, Верещагин пересматривает всю свою систему ценностей. Он пытается по-новому переосмыслить свою веру. Для этого он едет в Святую Землю и привозит оттуда целую серию картин. Современного зрителя они не удивили бы и не смутили, но тогда, в конце XIX века, созданные Верещагином полотна вызвали бурю возмущения. Он создает образы обычных людей, живущих не где-то на пороге райских кущей, а в обычном восточном городе. Тут дети играют в пыли, по дворам бегают курицы, быт прост и, даже можно сказать, грязен. Эти люди знают цену боли и страху, бесправию и надежде. Даже Воскресение Верещагин изображает очень по-своему. Его Христос не восстает из гроба с хоругвью в руке и не принимает красивые позы, словно зная, что с Него будут писать портрет. Христос Верещагина выползает, выкарабкивается из могилы. Он в прямом смысле разрывает путы смерти.
Взгляд художника, не один раз видевшего умирающих и убитых, наделенного сердцем, полным сострадания, жаждущего воскресения всем павшим, сильно отличается от привычных для его современников норм. В России Палестинскую серию не только не приняли, но и запретили цензурой. В Австрии началась целая компания травли художника. Ее возглавил кардинал Гангльбауэр, а некий монах Иероним облил одну из картин серной кислотой. В результате Верещагин увез картины в Америку и после выставки их распродал. Так что современная публика о многих полотнах может судить только по скудным сохранившимся описаниям.
И все-таки продолжением «Апофеоза войны» стоит считать не Палестинскую серию, и даже не картины, посвященные казням, распятию, казни повстанцев в Индии или казни народовольцев в России. Продолжением этой картины можно считать «Панихиду». Второе название этой картины «Побежденные». Она основана на вполне реальных событиях. Василий Верещагин и два его брата стали участниками русско-турецкой войны 1877-1878 гг. В воспоминаниях художника сохранились записи о штурме Плевны. Он был совершенно не подготовлен, да еще и погода не благоприятствовала. Тем не менее, было принято решение не откладывать штурм, чтобы сделать подарок Александру II ко дню тезоименитства. Результатом этого подарка стали сотни убитых. В этом бою был убит один из братьев художника, сам он и его младший брат были ранены. Верещагин описывает ход боя, вспоминая при этом, что на холме, в ставке императора в это время пили шампанское за победу русского оружия.
Через три года Верещагин возвращается в эти места. В его записях – жуткие описания того, что осталось на полях сражений: груды крестов и памятников, осколки гранат, оставшиеся незахороненными кости солдат… И только на одном холме нет ни одного креста, зато в траве виднеется множество пробок от шампанского.
Затем художник направляется в сторону Телиша, села неподалеку от Плевна. Здесь сражался его товарищ по Туркистанской компании генерал Скобелев. По дороге Верещагин встречает священника и причетника из солдат. Они стоят на краю поля и молятся о погибших. Священник сильно расстроен, потому что его вещи отстали где-то в дороге, и он вынужден служить панихиду в праздничном красном с золотом облачении. И это, пожалуй, единственная деталь, которую мастер изменил в этой сцене. Дневниковые записи поражают описаниями жестокости турок и разгильдяйства русского военного начальства. Верещагин постарался передать увиденное в максимально смягченной манере, но, если внимательно рассматривать картину, трудно не увидеть головы и другие части человеческих тел, скрывающиеся среди травы и похожие на маленькие бугорки. Стараниями Верещагина и его друга генерала Струкова несчастные солдаты были похоронены. Художник написал картину, которая снова вызвала скандал. Его обвиняли в намеренном искажении истории. На счастье, за него заступился священник, отважно выступивший перед публикой и сказавший, что все изображенное на картине – чистая правда, и что это именно он изображен с кадилом в руках.
Но «Панихида» — это не только напоминание об ужасах войны. Это еще и напоминание о поле костей пророка Иезекииля (Иез 37). Священник и солдат стоят на краю поля, наполненного костями, подобно пророку. И они молят о мире и воскресении для тех, кто оставлен среди травы, чей покой нарушают дикие животные.
Поле, изображенное Верещагиным, это своего рода аналог пустыни. Здесь нет песков, но и жизни здесь тоже нет. Здесь нет палящего солнца, его здесь просто нет. Природа пасмурна, ни один лучик не пробьется среди туч. В этих местах надежда не живет, только отчаяние. Видевший своими глазами, что сделали турки с останками противника, Верещагин словно стремится передать тоску этих мест, сказать, что тут не говорит Бог, но царствует дьявол. И кто найдет в себе силы противостоять всей этой безнадежности и звенящей тишине?
Пустыня человеческой гордыни, где сильный не жалеет слабого, где все средства хороши для достижения цели, где нет места раскаянию, где нет надежды и нет воскресения. Это ответ на вопрос, что происходит с человечеством, ищущим не Бога, а хлеба, власти и богатства. Это то место, куда приводят эгоистичные мечты. И посреди этой пустыни звучат слова Господа, открывающие новую страницу для тех, кто уже не чаял обрести надежду.
Анна Гольдина