Автор: «И, окончив все искушение, дьявол отошел от Него до времени» (Лк 4.13).
Место, которое, пожалуй, ближе всего к пустыне – это море. Морская стихия, своевольная и неподвластная человеку, подобно пескам и скалам заставляет его осознать свое одиночество, слабость и понять, что все в руках Божиих. За водной гладью скрывается первобытный хаос, усмирить и преобразовать который может только Господь. Мало того, из этого хаоса Он может сотворить нечто новое, новый мир. Это особенно остро чувствовал художник-маринист Иван Айвазовский. В его ярком и солнечном творчестве присутствуют три работы, посвященные этому сюжету и, на первый взгляд, полные безысходности.
Первая – это его еще юношеская работа «Хаос». Он написал ее в годы поездки в Италию. Тогда она произвела настоящий фурор в Риме. Ее даже приобрел Папа для своей коллекции. Над вздымающимися темными волнами, столь высокими и мощными, что за ними почти не различимо небо, поднимается сотканная из золотого света фигура. Она подобна солнечному лучу, прорезающему тучи и предвещающему скорое окончание ненастья. Второе название этого полотна – «Сотворение мира». Перед нами – момент не гибели, а созидания, рождения нового мира из бездн морских.
Картина была написана под влиянием о. Габриэла Айвазовского, старшего брата художника, известного армянского религиозного деятеля и просветителя. В те годы он тоже был в Италии, поскольку принадлежал к ордену мхитаристов (Congregatio Mechitaristarum Monachorum Armenorum sub Regula S. Benedicti, CAM). Он жил в Италии с четырнадцати лет, обладал удивительной способностью к языкам и жаждой знаний. И всем сердцем он был обращен к родному армянскому народу, новым просветителем которого он и стал. Отец Габриэл получил блестящее богословское образование и щедро делился знаниями и своим видением мира с младшим братом. Отсюда и внимание молодого и жизнерадостного живописца к темам, связанным со смыслом жизни, размышлением о смертности всего живого и, наконец, о состоянии падшего человечества.
Через много лет после «Хаоса», будучи уже зрелым, известным на весь мир художником, Айвазовский обратится к теме Всемирного потопа. Это, наверное, самое пессимистичное полотно, вышедшее из-под кисти художника. Кажется, что в нем нет и тени надежды на спасение. Обычно художники помещали ковчег Ноя в самый центр изображения, или же делали яркий акцент на нем. У Айвазовского все иначе: на первом плане гибнущие люди. Они пытались спастись на скале, но вода захлестывает и ее. И где-то очень далеко, как блик на водной глади, — удаляющийся ковчег. Перед нами раскрывается вся палитра человеческих эмоций. Современники сравнивали полотно с «Последним днем Помпеи» Брюллова. Айвазовский изобразил свое апокалиптическое видение, когда первобытная стихия вырывается наружу, сметая все на своем пути и уничтожая человечество, забывшее своего Творца.
Для древних армянских манускриптов характерен свой особый взгляд на Потоп. Он подчерпнут из древних преданий, которые находят свое отражение и в иудейской традиции. Для Библии потоп – это не только гигантское наводнение, это и нечто перемешивающее и, в то же время, преобразующее. Когда речь идет о допотопном человечестве, оно подобно новой одежде. В нем есть грубая основа и тонкие нити, создающие узор и красоту материала. Под этими «тонкими нитями» понимается особая связь допотопных людей с миром природы. При внимательном чтении книги Бытия можно обратить внимание, что природа чутко реагирует на неправедное поведение человека. Древние армянские источники вслед за еврейскими мудрецами начала первого тысячелетия делают предположение, что земля, страдающая от грехов, людей все больше и больше погружалась в хаос, т.е. уходила под воду. Только в окрестностях самой высокой горы, Арарат, сохранялись плодородные земли и было место для спокойной жизни человечества. Тем не менее, развращенность людей была столь велика, что они сами постепенно разрушили свою связь с миром природы. И потоп стал просто завершающим аккордом этой грустной истории. Воды потопа смешали и смыли то немногое, что осталось в людях от древнего человечества, и безвозвратно унесли удивительные отношения сыновей Адама и всего творения.
Главное действующее лицо на этом полотне – стихия. Не зря многие критиковали Айвазовского, что он пожертвовал выразительностью и даже просто четкостью написания фигур ради передачи волн, брызг – всего столь близкого для него в морском пейзаже.
При всей пессимистичности картины Айвазовский не был бы самим собой, если бы не оставил маленький, практически незаметный лучик надежды. Жизнерадостный художник никак не мог без этого обойтись! Надежда – в новом творении мира, новом его созидании через Ноя. И созидание это должно начаться с горы Арарат, к которой пристанет ковчег.
«Всемирный потоп» показывает не только гибель цивилизации, это полотно – еще и вопрос к зрителю. Как это часто бывает у Айвазовского, кажется, что вот сейчас волны выплеснутся и затопят музейные полы и стены, поглотят стоящих рядом с золоченной рамой. И зритель ужасается, созерцая бедствия. Именно к ним прикован его взгляд. Будущее кажется темным и непроглядным, потому что в нем нет места прощению и милосердию. Очищающие воды убивают все на своем пути. Это размышления об участи мира и участи каждого грешника. Перед нами – победа смерти, окончательная и бесповоротная. Свет удаляющегося ковчега кажется закатными лучами солнца, которые исчезнут буквально через пару секунд. И только если сопоставить эту работу с картиной «Хаос», становится понятно, что эта страшная картина, в которой кажется, что даже чувствуется запах и соленый привкус набегающей на утес воды, говорит не о страхе суда, а о грядущем новом творении, новом мире с Богом.
Между «Хаосом» и «Всемирным потом» в творчестве Айвазовского, одного из самых плодовитых художников, каких знало человечество, есть еще одна знаковая картина, которую выделял и сам живописец. Это «Девятый вал». В этой картине спрятан ключик и к «Хаосу», и к более позднему «Потопу».
На первый взгляд, сюжет картины прост. Шторм, крушение, выжившие люди хватаются за обломок мачты, едва начинающий брезжить солнечный свет. Но, на самом деле, за этой работой скрывается множество дум и устремлений мастера. И, надо сказать, что и здесь не обошлось без влияния брата и особого религиозного чутья, свойственного Айвазовскому. Первое, что бросается в глаза зрителю, это гигантская волна, грозящая накрыть собой спасшихся от кораблекрушения. Но какое впечатление создает картина в целом? Это же конец бури. За огромной пенящейся толщей скрывается рассветное солнце, на которое и указывает один из моряков. Главное действующее лицо полотна – это грядущий свет. Для живописца свет символизирует собой спасение и надежду. В этом смысле он глубоко укоренен в христианской традиции. И чтение картины «Девятый вал», как и большинства полотен великого мариниста, стоит начинать именно с этого света, а не с всматриваться в бегущую на зрителя волну. Надо сказать, что такую ошибку делали даже великие художники. Однажды Айвазовский решил разыграть Репина и внезапно распахнул дверь, за которой находился «Девятый вал». Молодой живописец инстинктивно отпрянул от мчащийся на него массы воды.
Но начинать смотреть на эту картину нужно со света встающего солнца, столь похожего на пламенеющую фигуру из «Хаоса». Лучи встающего солнца еще не достигли несчастных моряков. Стоит обратить внимание, что явилось для этих людей орудием спасения – мачта утонувшего корабля. Это довольно древний символ. Стоит вспомнить, что Церковь нередко ассоциируется с кораблем, в центре которого стоит мачта – крест. И вот, картина великого мариниста уже приобретает иное смысловое звучание. Спасение возможно только через крест. Оказавшиеся в море житейских бурь, в хаосе, который предстает как бушующее море (эта идея также подчерпнута из древних трактатов), нужно ухватиться за крест. Даже если есть ощущение, что твоя община, церковь, разрушены и никогда не восстановятся. Ведь армяне не раз переживали подобное в своей истории. Страшные события разворачивались практически на глазах современной Айвазовскому Европы. Ему самому не раз приходилось оказывать помощь беженцам, прибывавшим к Крымским берегам на утлых суденышках. Сохранение армянской самости и культуры, армянского самосознания, возможно только через верность христианству. И своим полотном художник еще раз напоминает об этом. Даже если огромная волна бедствий закрывает от глаз грядущее спасение, оно все равно близко. Картина «Девятый вал» вполне могла бы называться «Надежда не постыжает» (Рим 5,5).
Айвазовский был влюблен в морскую стихию. Для него она была пустыней в библейском смысле этого слова, т.е. места, где к нему обращался Бог. Создаваемые им на полотнах отзвуки демонических сил, за которые можно было бы принять наносящие ущерб огромные волны, оказываются лишь орудием в руках Бога. Искушения, с которым они подступают, позволяют переосмыслить свою жизнь и начать все заново. Так воды Всемирного потопа становятся подобны очищающей силе покаяние, а в бурях житейских можно найти только одно орудие спасения – крест.
Айвазовский был очень жизнерадостным человеком. Проходя по своей жизненной пустыне, он всегда чувствовал, что идет вслед за Спасителем по воде. И это ощущение он и передавал в своих полотнах, стараясь донести до зрителя простую мысль: даже когда кажется, что силы ада одолевают, когда кажется, что тонешь, ищи свет Креста и стремись к нему. Стремись к свету!
Анна Гольдина
Изображение обложки: «Девятый вал», Wikimedia