Автор: Господь, Господь, Ты дай мне силы,
Души тревоги удали,
Не только крест, но тень могилы
Как Волю Бога, дух, прими!
Я не хочу ни уз, ни воли,
Я лишь хочу, что хочешь Ты,
Прославься в немощи и боли,
Яви десницу силам тьмы!
(Отрывок из стихотворения отца Иосифа Свидницкого «Камерные размышления», 19 декабря 1984г.)
Моя жизнь с самого начала была связана с Католической Церковью, я узнавал о Господе из великого предания Римской Церкви, председательствующей в любви, как писал Святой Игнатий Антиохийский. В моих жилах течет кровь многих народов, в прошлом веке один из моих предков был православным священником. В юности, встречаясь с греко-католическими священниками, я узнал о том, насколько богата наша традиция, которая включает в себя не только византийское христианство, но и армянское и сирийское. Ныне в Католической Церкви существует семь видов крестного знамения, свыше двух десятков обрядов. В своем священническом служении я стремился преподать людям разных национальностей ту христианскую традицию, в которой они родились, к которой принадлежали их предки. Только так Католическая Церковь может быть подлинно вселенской, думал я, а не польской, немецкой или итальянской.
— Отец Иосиф, что из вашего богатого пастырского опыта могло бы быть полезным для устройства сегодняшней приходской жизни в России?
— Для веры — нужно просто любить! Если есть глубокое покаяние, есть молитва и чтение Библии.
Сегодня, прежде всего, нужно живое общение, не только знания, а практические умения. Для того чтобы последовать призванию к священству, надо «перевариться», переболеть, перестрадать, и только тогда становиться на путь служения. Очень хорошо сделал епископ Верт, когда постановил, что кандидат в семинарию должен два года поработать физически. Это, как мне кажется, очень важно, чтобы будущий священник знал цену корочки хлеба.
Cвященник должен быть жертвенным, он должен много молиться, гореть желанием нести Благую Весть, любить это и быть готовым страдать и умереть за это.
«Я дошел до центра и сфотографировался в ателье в тюремной одежде. Это нужно для истории. Каждая страница должна быть сохранена».
Если у него этого нет, если хочется машину получше и устроиться на приходе поуютнее, то лучше ему туда не идти, тут не должно быть никаких иллюзий. Если нет воздержания, он туда не годится. У нас есть разные проблемы, но если священник воздержанный, не гоняется за модой, это приход оценит (сужу по себе). Семинаристов нужно воспитывать как монахов — в воздержании (и в первые годы служения — не машины, а велосипед, городской транспорт).
В приходе хотя бы раз в неделю следовало бы организовать встречу, чаепитие где-нибудь в зале, чтобы люди могли познакомиться и со священником, и между собой. Cвященник должен каждого знать очень хорошо, посещать пожилых людей, и не только для причащения, но и для простой беседы. И должна быть группа людей в приходе, которая время от времени должна посещать престарелых, многодетных и не только католиков, но и православных.
Я в Душанбе распределил весь приход на 9 групп (до 12 человек в группе), и получил за это 8,5 лет. Важно, чтобы люди знали друг друга, чтобы совместно читали хоть третью часть страницы Священного Писания. А уж Новый Завет они должны знать, как таблицу умножения. К сожалению, даже священники плохо знают эти цитаты, не говоря уж о верующих. Сути как не знали, так и не знают Священного Писания. Когда я задаю вопрос: «Назовите краеугольный камень нашей веры?» — не знают, затрудняются с ответом. А это прямо написано в 16 главе Евангелия от Матвея (16:18): «На тебе построю Церковь мою… и т.д. Я говорю тебе также, что ты — Пётр, и на камне этом Я создам Церковь Мою, и силы смертные не одолеют её». Это католики должны знать наизусть!
— Это выражение стало вашим жизненным девизом?
— У меня есть книга «Верую во Единую, Вселенскую…», в ней ко всем догматам и таинствам подобраны цитаты из Священного Писания. Cвященник должен это повторять очень часто, чтобы люди – вольно или невольно – запомнили это. А мы этого не знаем, и такой наш недостаток используют другие религиозные группы, которые лучше знают Библию. Конечно, не все ходили к протестантам, как я в течение10 лет (5 лет ходил к пятидесятникам, 5 лет — к адвентистам). Они, беседуя со мной, не раз пытались меня обратить. Католический священник, особенно если он не любит дискутировать, должен правильно защитить свою веру на языке тех, с кем общается, а с протестантами лучший аргумент – цитаты из Священного Писания.
— А что сделать для того, чтобы община была дружной, неразобщённой?
— Я бы взял по 10 квартир под «опеку» и, как у лютеран, назначил бы двое или трое старших, которые должны знать духовное и материальное состояние своих подопечных, время от времени звонить старикам, чтобы их проведать – как к родственникам в семье. Это главный принцип, главный успех всего прихода. Если священник отслужил и всё — ноль цена ему. Ещё раз говорю: священник регулярно должен приглашать не только своих старушек, но и весь приход, чтобы как то действительно была «вечеря любви», разговор о каких-то проблемах, узнать, в чём они нуждаются, перепоручить какой-то семье какую-то старушку. Очень важно, чтобы никто в приходе не был просто прихожанином, а был активным членом общины. Семейная обстановка очень важна в приходе, и она имеет успех. Если люди останутся разобщёнными, то рано или поздно они увядают, становятся равнодушными.
К сожалению, я часто вижу, что священники подают прихожанам как бы «кислородную подушку» в виде Мессы и больше ничего. А люди просто приходят освятить еду, к Пасхе освящённой водички взять… В православии таких называют «свечкоставленники». И у нас тоже есть что-то подобное: пришёл, посидел, послушал и ушёл.
После каждой воскресной Мессы священник должен быстро разоблачиться и пригласить всех на дружескую беседу, подходить к каждому, подавать руку, просить задавать себе вопросы… Например: «Я очень рад вас видеть. Кажется, мы раньше не виделись?» Или: «Давно вас не видел! Как ваше имя? Вот, запишите мой номер телефона! или я ваш запишу…» Вот такая беседа. А один раз в месяц – обязательное чаепитие c прихожанами! Чтобы их в Церковь тянуло, чтобы было интересно, чтобы они чувствовали себя общиной!
— Ирина Языкова назвала вас «аэромонахом». Вас так называли друзья?
— Да, потому что три года я летал в семь-восемь приходов на Урале и в Сибири, и ещё семь приходов было в Средней Азии. А расстояния были огромные! От первого до последнего пункта — три тысячи триста километров. Я так и жил: две недели в дороге, две недели дома. Это было ещё до назначения епископа Верта…
Меня как раз освободили в 1987 году. А через год началась перестройка, и уже не надо было спрашивать у уполномоченного разрешения, чтобы служить Мессы. И я летал везде, где была надежда найти католиков, которые нуждаются в священнике.
Конечно, я не прилетал на голое место, у меня всегда был какой-то адрес – допустим, чьей-то сестры, допустим, в Волгограде, а они уже по цепочке передавали дальше, что в такое-то время будет священник, можно с ним встретиться, исповедаться, пообщаться… Иногда меня спрашивали: «А о чём говорить-то будем?» Я отвечал: «Я найду, о чём говорить!» Да хоть просто о болячках начну, и так выйдем на веру.
Однажды я познакомился на улице в Ташкенте с одной девушкой. Через месяц она собрала у себя дома 20 человек. Я в начале знакомства даже не говорил, что я священник, представился историком, который в первый раз в городе. И попросил рассказать мне немного о городе. Постепенно наше общение переросло в регулярные встречи и эти двадцать человек (в основном — молодёжь 18-25 лет) подписали заявление о создании прихода (а в те времена огранизатором прихода должна была быть так называемая «двадцатка», которая впоследствии и становилась приходским советом).
Сегодня кафедральный собор Святейшего Сердца Иисуса — красивейшее место Ташкента, а начиналось это всё фактически с прогулки «дамы с собачкой». Мне собачка понравилась, я остановился, поздоровался и попросил рассказать о городе, потому что я свежий, приезжий. На этом мы разговорились.
Девушка была медсестрой. Потом я купил на её имя дом, из него сделали часовню (я поехал в Германию, там мне помогли деньгами, чтобы купить). Потом я встретил священника из Кракова, который приехал в гости на Урал, повёз его показать всё это и позвал: «Оставайся». Он остался, и за десять лет кафедральный собор восстановили. Это был сгоревший полуразрушенный храм, а сегодня там епископ и четыре священника из монашествующих — францисканцы конвентуальные. Фото этого собора я поместил на обложку моей третьей книги «Верую во единую…».
— А как у вас складывались отношения с мусульманами в странах Средней Азии, где их большинство?
— Когда я жил в Таджикистане и Узбекистане, они меня уважали, потому что я всегда на улице здоровался с их детьми, давал конфетки, жевательную резинку. Они видели моё отношение к их детям. А там есть семьи по 12-15 детей.
После того как я уехал, священника вызвали в горисполком и сказали: окрестишь хоть одного ребёнка из мусульманской семьи — без головы останешься! А ко мне ходило по 50 детишек, садились на пороге, приходили мусульмане просить благословение для семьи, для больных. Конечно, это было неофициально: то есть надо устанавливать такие братские отношения, меня муллы приглашали в гости, теперь и не знаю, приглашают ли…
Я мог по-таджикски и по-узбекски поздороваться, спросить о здоровье и объясниться на простые темы.
Потом, когда я приехал в Сибирь, то приветствовал их на базарах. Можете себе представить удивление таджиков, когда я спрашивал у них по-таджикски «Откуда вы? Сколько это стоит? Как ваше здоровье? Есть ли у вас ночлег?» Они позже приехали ко мне на машине и пригласили на обед.
Если будешь по-человечески со всеми – и с людьми, и даже с собаками – то и они будут отвечать тебе добром. У меня хобби есть: если собака на меня лает, то я беру стульчик, сажусь в метре от неё и разговариваю с ней: «Ты же хорошенькая? Хорошенькая! Кусочек колбаски — один, два, три… смотрю – а на четвёртый она хвостиком и виляет!
— А какова роль приходских советов, по вашему мнению?
— Приход имеет право сказать священнику — уходите по-хорошему. Если епископ не смог помочь приходу и прихожанам, не сменил настоятеля, тогда надо сказать настоятелю, что в этот храм больше никто не придёт. Раз, два, три будут пустые воскресные Мессы — и так мирным путём можно всё же решить проблему.
В Советском Союзе в приходском совете было 20 человек — так называемая «двадцатка». Я думаю, что в нормальном приходе для совета достаточно и 12 человек. Одни отвечают за духовное, и другие — за материальное. И священник, если речь заходит о ремонте, обычно им не занимается. Вот такой порядок существует на Западе.
Ватиканский Собор старался, чтобы не всё лежало на священнике. Строительство, организация приходской жизни, благотворительности – дело совета.
Важно, чтобы этот совет был в братских христианских отношениях cо священником. И это не лёгкое волонтёрство, это огромная ответственность.
При СССР в совет могли входить и неверующие, лишь бы доносили в органы, и обязательно был кто-то из горисполкома, который мог сказать «да», и мог сказать «нет»… А сейчас община выбирает достойных.
Приходские советы нужны, особенно в тех случаях, когда несколько лет в приходе нет священника. Вот церковный совет и должен отвечать перед общиной: сколько денег собрали в год, на что потратили, расход-приход. Должен быть обязательно бухгалтер, который занимается расчётами, работает с налоговой инспекцией и другими государственными органами.
Я многие годы, к сожалению, этим занимался один.
— Как должны разрешаться конфликты в приходах?
— Когда епископ переводит священника с места на место, священник должен подчиниться, но если 80% общины просит, чтобы его оставили, как хорошего проповедника и организатора, епископ может пересмотреть своё решение ради блага душ людских.
Если священник говорит: «Я не хочу переезжать в другой приход», то епископ вправе запретить его в служении. Он пишет в Ватикан и объявляет общине, что на основании таких-то канонов и по такой-то причине за нарушение послушания священник запрещён в служении.
Много есть пунктов, по которым епископ может наказать священника. Допустим, есть какое-то увлечение (рыбалка), и священник из-за него систематически опаздывает на службу, или если есть какие-то жалобы, епископ предупреждает священника, делает два замечания, и если нет послушания – может запретить в служении.
Ещё пример конфликта: между верующими образовалось несколько групп, одни хотят гараж построить сзади храма, другие против, ну, и ссорятся между собой. В таком случае голосование на приходском совете может спасти ситуацию. И священник решению приходского совета должен подчиниться.
— Каким должно быть место латинского языка в Церкви?
— Я учился на латыни, я служил на латыни, и очень жалко, что её, так сказать, полностью «вывезли на свалку». Латынь – это связь со Священной традицией, и поэтому она должна занимать достойное местов в Церкви… Напомню, что в России до революции в гимназиях изучали латынь как основу всей и Западной и Восточной культуры.
Колоссальные шедевры написаны на латыни! Мессы, коронации королей проводились на латыни. Великие музыкальные шедевры написаны для Месс на латыни. Это очень ценно, и я думаю, что ни один настоящий музыкант не может быть настоящим музыкантом, не зная этих шедевров классического искусства.
Папа Римский Иоанн Павел II считал, что одна из воскресных Месс, если их служится несколько в одном храме, может быть на латинском языке, а уж проповедь и чтения – на национальных языках.
Я знаю, что в Ялте после вечерней Мессы у доминиканцев был латинский хор 18 лет тому назад, и Кyrie, Gloria, Сredo у них было, теперь уж не знаю… но тогда я сам слышал. И так должно быть в каждом храме на центральной Мессе.
— А какой, на ваш взгляд, должна быть музыка в храме?
— Во время Литургии должна быть серьёзная и традиционная, возвышенная музыка — нормальный хор и нормальная музыка, а не эти крики до небес на гитарах… Вне Литургии – и танцы могут быть, и рок, и джаз… И концерты в храмах тоже могут быть.
— А какое место в Церкви для женщин, как вы считаете?
— Женщины в Церкви имеют огромное влияние. На Западе, например, они могут наравне со священниками не только изучать богословие, но и преподавать в семинариях, участвовать в научных конференциях и быть катехизаторами в храме или в группах, ими же и созданных.
— А девочки-министрантки – это хорошая практика?
— Я в Сибири уже это практиковал в 80-х годах, и ничего страшного не вижу, что они в беленьких платьицах стоят, как ангелочки. На Западе, как правило, если министрантов много, то священники стараются делать так, чтобы была половина мальчиков и половина девочек, и они прислуживали вместе. И это хорошо! Пусть они видят, что Церковь не делает разницы. Но, конечно, всё должно быть в меру и прилично.
— Какой в наши дни оптимальный формат проповеди?
— Проповедь должна быть не менее пятнадцати минут, но и не более получаса. По воскресеньям — на тему текстов Священного Писания, толковать то, что было прочитано. А для этого уж самому священнику нужно посидеть и поработать, чтобы достойно приготовиться и быть услышанным. Каждая Литургия должна сопровождаться вступлением, проповедь в простые дни – до 10 минут.
— А какими, по-вашему, должны быть католические СМИ?
— СМИ должны, прежде всего, писать правду. И для проповеди Евангелия не должно быть никаких ограничений – нужно проповедовать любыми доброкачественными методами и любыми средствами. Что касается тематики, то в католических СМИ прежде всего должны быть проповедь Евангелия на понятном языке и отражение жизни Церкви! Без критики и без политики. История веры, свидетельства наших прихожан — это и есть основание, это знак поддержки тех, кто сохранил веру.
В Новосибирске очень интересный был случай: были сёстры матери Терезы, которые ухаживали за пациентами больницы. В этой больнице две недели лежал директор фабрики, который спросил у сестёр, сколько им платят за их служение. Они ответили: «Мы ради Христа это делаем, а не ради денег. Мы находим время и приходим сюда помочь, потому что не хватает уборщиц». Он сказал, что перевый раз увидел, чтобы так тщательно мыли и убирали. Этот директор после выздоравления пришёл к ним и сказал: «Я пришёл узнать, что за вера ваша, что вы за монахини». Это для нас честь и по сегодняшний день я горжусь, что неверующий пришёл узнать, что за люди, которые безвозмездно так тщательно, более аккуратно убирали и ухаживали, чем те, которые получали за это хорошие деньги.
В Душанбе мы ухаживали за пожилой женщиной, которая раньше была директором школы, но к старости осталась в одиночестве. Она не была католичкой, но католики её похоронили — безвозмездно. Потом весь город об этом узнал, а для нас честь была, что сделали всё по-людски.
Также у меня в Душанбе была группа рабочих-строителей (по штукатурным работам, по водоснабжению и канализации), и мы ходили даже к православным старушкам, которые не имели никакой помощи, и даром устраняли разные неполадки. Если надо, заново перекрывали крышу, проводили водопровод, канализацию… Очень скоро о нас по всему городу распространились вести, пошла добрая молва. А это очень важно — какую о себе вы создаёте репутацию. За это ратовал и православный священник отец Александр Мень: важно, чтобы члены общины включались в добрые дела для всех людей.
— Должна ли Церковь раскрывать сексуальные злоупотребления духовенства?
— Конечно, всякое преступление есть преступление! Священник даёт обет, его готовят в семинарии шесть лет, и за это время он должен испытать себя — может он один жить или нет? Священник — это как солдат. Солдатам, убегающим из армии, в Советском Союзе давали семь лет, и я с такими дезертирами сидел. А во время войны за дезертирство вообще был расстрел на месте.
По-моему, сексуальная жизнь священника — это предательство. И я бы не венчал таких. Никогда. До смерти. Раз ушёл – живи, как хочешь! Тебя шесть лет спрашивали, прежде чем стать священником: «Согласен? Сможешь?» И перед алтарём, перед стечением народа, ты свидетельствовал и давал обет, присягу. В Церкви до 11-12 века к священникам, оставившим служение и вступившим в сожительство с женщинами, относились очень строго, а потом вышло некое послабление. Но это послабление не укрепило веру, по-моему.
— Имеет ли право священник осуждать преступную власть, злоупотребления политиков?
— Всякое преступление достойно осуждения. И долг священника – вынести этому преступлению моральную оценку в соотвествии с Учением Церкви. Cвященник всегда с народом! В любом случае! Если он даже не выходит на демонстрацию, то он в душе со своей паствой. Священник — посвящённый для народа и с народом.
В 1946 году, когда из западных областей Украины и Белоруссии массово депортировали людей в Сибирь, то некоторые священники догоняли эти повозки или машины, и просили сопровождать людей — в Сибирь, на Урал. А там позже им давали сроки по 10-15 лет как шпионам Ватикана. А ведь многие из них могли уехать в Польшу и прожить остаток жизни там припеваючи.
Греко-католическому митрополиту Иосифу Слипому, в 1965 году ставшему кардиналом, органы безопасности три раза предлагали уехать за границу. Но он 19 лет отсидел – в шахтах, лагерях, колониях… Две с половиной тысячи греко-католических священников, которым предлагали просто написать письменное заявление на переход в РПЦ, отказались это сделать и были отправлены в Сибирь! Я встречал тех, которые отсидели по 24 года, и каждые пять лет их вызывали органы и спрашивали: «Поумнел или нет?» Но они оставались верны Вселенской Церкви! Ну, и получали ещё 10-15 лет лагерей. После выхода на свободу — уже больными — они не уезжали, а находили какую-то комнатку и жили там, и служили там. Вот я их и сменил — престарелых, 85-летних, 90-летних…
— А можно ли мирянам критиковать духовенство?
— В Нагорной проповеди Христос говорит: «Если же согрешит против тебя брат твой, пойди и обличи его между тобою и им одним; если послушает тебя, то приобрел ты брата твоего; если же не послушает, возьми с собою еще одного или двух, дабы устами двух или трех свидетелей подтвердилось всякое слово; если же не послушает их, скажи церкви; а если и церкви не послушает, то да будет он тебе, как язычник и мытарь».
Я видел нехорошее поведение одного священника (это было в Прибалтике) и сказал ему в глаза: «Будет плохо!» Потом я вижу, что всё дальше продолжается, я сказал епископу, тот выслушал, но промолчал. И я даже предсказал, через сколько месяцев этот священник выступит с обвинениями против Церкви… Так и случилось, но это уже грехи этого священника и этого епископа.
Однажды один журналист спросил одного кардинала: «А вас можно критиковать?» Кардинал ответил: «Если мы даём повод, вы имеете право». То есть, если мы даём повод, если есть причина. В любом случае надо искать причину того, почему есть недовольство — она должна быть ясна. Тогда и кардинала можно критиковать.
— Отец Иосиф, что бы вы сейчас сказали прихожанам, которых окормляли за 50 лет священства?
— Во-первых, я молюсь за всех, кого я встретил на cвоём жизненном пути, за тех, кого исповедовал, кому преподавал Таинства, за моих благодетелей…
Обращаясь сегодня к моим прихожанам, я бы сказал так: мои прихожане, вы были жертвенны и набожны, во много раз больше, чем сегодня, сейчас. Для вас работать в Церкви было в радость. Были дни, когда в Душанбе строить храм приходило до 200 человек. Одни работали, а другие полдня молились об успехе строительства. Самопожертвование временем тогда было несравненно выше сегоднешнего. Сегодня этой жертвенности не было бы.
Сегодня я бы сказал так прихожанам: многие ваши дети неверующие. Не давите на их веру. Взрослый человек за свои дела отвечает всегда сам. А вы только молитесь и приносите Богу эти маленькие жертвы молитвенно и действенно. Жертвуйте сегодня за своих детей-атеистов.
Но! Не переживайте! Ваша молитва не идёт в никуда. Она идёт по конкретному адресу: к Богу-Отцу. Рано или поздно она будет услышана. Я бы им приводил множество примеров, даже хотя бы примеры из жизни своих родственников, по убеждению – бывших сталинистов. Под конец жизни они обратились, покаялись и с Господом отошли. Любовь и терпение выше, чем давить и напоминать каждый раз: перекрестись, помолись, исповедуйся, сходи в церковь…
«Я всего лишь обычный служитель Вселенской церкви, несу в меру своих немощей дар священства и пытаюсь передать дары Святого Духа окружающим. Радуется сердце, когда этот дар проникает в чью-то душу — это цена твоих усилий и плата за твой труд. Сжавшись от боли, удались в потаённое место ради целостности твоих трудов, ради мира и единства: не им, а Ему — служение твоё!»
Беседовала Ольга Хруль
Епископ Иосиф Верт, ординарий Преображенской епархии в Новосибирске:
До 1991 года все католические структуры на территории Советского Союза были разрушены. Свою службу несли лишь священники-«бродяги», которые, по мере сил, трудились в разных городах, не имея ни своего епископа, ни своего прихода. Самого известного священника-«бродягу», отца Иосифа Свидницкого, прозвали «Аэромонахом». Он приходил в аэропорт и брал билет туда, куда отправлялся ближайший рейс – хоть в Красноярск, хоть во Владивосток – собирал там местных католиков и совершал богослужения. В Новосибирске он служил с 1982 по 1984 год, пока его не посадили в тюрьму. Так что слово «бродяга», согласно каноническому праву определение отрицательное, у нас служило синонимом стойкости и мужества.
Свидетельство Ирины Языковой, советского и российского искусствоведа и общественного деятеля, из газеты «Свет Евангелия» от 8 cентября 1996 года № 29(89), написанное к 25-летнему юбилею священства отца Иосифа Свидницкого, когда Папа Иоанн Павел II назначил его монсеньором и своим почетным прелатом за особые заслуги перед Католической Церковью:
Четверть века на службе Богу и людям
Отец Иосиф Свидницкий — фигура почти легендарная в истории христианского движения страшных, хотя ещё таких недавных лет советского застоя. Его дело в КГБ составляло не один том, десятки чекистов гонялись за ним по всей стране, обнаруживая следы его «криминальной» деятельности. Но и десятки, сотни людей по всему Советскому Союзу молились за него, благодарные за духовную поддержку, за помощь на пути к Богу. И вот уже нет Советского Союза, а об отце Иосифе продолжают молиться, говорить с большой теплотой и любовью в Москве и в Риге, в Новосибирске и Душанбе, Житомире и Фергане, Омске и Ташкенте…
Ведь всегда, когда нужен священник — крестить, исповедовать, причастить, отпеть — он приходил в дом. Часто появлялся неожиданно — cтремительный, решительный, полный энергии, с доброжелательной улыбкой. И также неожиданно и стремительно уезжал, исполнив своё священническое дело, улетал, потому что где-то в другом городе, на другом конце необъятной страны, кто-то ждал его помощи. Казалось, что перемещаться в пространстве для него не составляло труда. Не случайно самые близкие его друзья в шутку прозвали отца Иосифа «аэромонахом», потому что он «облетал» какое-то невероятное число своих духовных детей и подопечных, живших за сотни и тысячи километров друг от друга. Разумеется, такая бурная деятельность не могла не раздражать атеистические власти, для которых само слово «религия» было чем-то противозаконным. И, конечно, не могли они простить отцу Иосифу, что повсюду после него оставались пусть небольшие, но верные Христу группы, общины христиан. За это, собственно, и пострадал отец Иосиф Свидницкий, став одним из исповедников веры в нашей стране. Об этом стоит рассказать подробнее.
Иосиф Антонович Свидницкий родился на Украине, в польской католической семье, где ему и дали традиционное для благочестивых семей имя Юзеф. И я уверена, что святой Иосиф Обручник покровительствует ему и по сей день, помогая ставить на ноги его духовных детей. Обычная советская школа, в которой учился Юзеф, не предполагала выпускать кандидатов в священники, но, по-видимому, уже тогда у него появилось желание посвятить себя служению Христу. Поступить в семинарию в советское время было непросто, да и католических семинарий было две на весь Союз – в Риге и в Каунасе. И те были практически недоступны. Путь Иосифа Свидницкого к священству был не простым. Он получает светское образование инженера-строителя, живёт и работает в Риге. Внешне он ничем не отличается от обычных советских людей, а по вечерам учится в подпольной семинарии, постигая азы богословия и священнического дела. В Риге его рукополагают в священники. Тайно.
В условиях советского атеистического режима многим перспектива тайного священства казалась наиболее плодотворной, потому что католический священник, служащий официально, становился открытой мишенью для репрессивных органов. За ним всегда был гласный и негласный надзор. По существу священнику ничего не позволялось делать, кроме «отправления религиозного культа», как именовало советское законодательство богослужения в храме. Ни проповедовать Слово Божие, ни учить детей, ни катехизировать взрослых, ни собирать молодёжь, ни навещать больных священник не мог. Всё это считалось противозаконными действиями. Вот почему на поприще подпольного священства для многих открывалась возможность пастырского служения и виделась жизнь, похожая на жизнь первых христиан. Но и как в первохристианские времена, советсткие власти вовсе не желали терпеть некотролируемой, катакомбной, религиозной жизни. И подпольных священников рано или поздно раскрывали – одних отправляли в «места не столь отдалённые», других привязывали к приходам. Так было и с отцом Иосифом — его направили служить в Житомир.
1975 год — отец Иосиф служит в Житомире, в костёле святой Софии, расположенном напротив местной ГБ и неподалёку от горсовета с неизменным Вождём на площади. Активный священник под неусыпным оком власти. Но несмотря на это, отец Иосиф разворачивает в Житомире настоящую миссионерскую деятельность и полусонный городок буквально просыпается для Христа. Он знакомится здесь с молодёжью, находит с ней общий язык, собирает группу-общину, которая встречается дома после богослужений, чтобы читать Священное Писание вместе, обсуждать вопросы духовной жизни. И уже скоро молодёжь сама проповедует своим сверстникам, которые либо выросли без Христа, либо успели забыть дорогу в храм. В Житомире его правой рукой была органистка храма София Беляк, которой тогда было всего 19 лет. Впоследствии она сама пострадала за веру, испытав на себе жестокость советских концлагерей. В 1983 году девушку за её веру посадили на 5 лет. В 1987 году благодаря перестройке она получила свободу.
Но это было потом, а тогда, в 1975-76 гг., всё казалось другим — новым, необыкновенным, полным радости Евангельской любви. Новый священник открыл житомирской молодёжи новый мир, мир Христов. Были забыты танцы, заброшены любовные романы, никто не желал бессмысленно смотреть телевизор или ходить в кино. Все спешили в храм, на Мессу, выстаивали в очереди в исповедальню, читали Библию, с интересом слушали проповеди отца Иосифа. Всё это, конечно, не проходило незаметно для властей. Они неоднократно вызывали непокладистого священника, беседовали, запугивали, угрожали тюрьмой. Не добившись ничего, власти потребовали отстранить отца Иосифа от служения. Cвященник остался без работы, но служения своего не оставил. Устроившись сторожем в детский сад, он продолжал навещать своих духовных детей — крестил, причащал, исповедовал, cлужил Мессы, но уже на дому. В этом качестве он доставил власти хлопот ещё больше, чем когда он был священником при храме.
Именно тогда у житомирской общины установились обширные связи с такими же группками молодых христиан в Риге, Москве, Вильнюсе и других городах. Причём это были группы не только католиков, но и православных, и протестантов. Помимо Христа и Церкви отец Иосиф открыл житомирской молодёжи богатство и многообразие христианского мира. Благодаря его дружбе с Сандров Ригой, лидером экуменической общины, с которым он познакомился, живя в Латвии, Житомир включился в довольно широкое по тем временам (насколько позволяли жесткие условия времени) экуменическое движение. Всё это, конечно, подавлялось властями, но вера молодых христиан пробивалась, как трава сквозь асфальт идеологического давления.
Наконец, терпению властей пришёл конец. Они выслали отца Иосифа из Житомира. Ему пришлось вернуться в Ригу. Здесь он работает сторожем, истопником, исполняет самые простые работы, но продолжает свою пастырскую деятельность. В Риге он знакомится с немцами-католиками, которые живут в Средней Азии, куда они были высланы советской властью как враги народа. Там, среди пустынь, пытались восстанавливать Церковь, мечтали построить храм. Но где найти священника, который согласился ехать, лететь (туда можно добраться только самолётом) за тысячи километров, на край света? Такой священник находится — это отец Иосиф Свидницкий. Недолго раздумывая, он решает помочь народу, на долю котрого выпало столько страданий. Он едет в Душанбе. Пески, жара свыше 40 градусов, приход – немцы, язык котрых он понимает с трудом. Но нет припятствий для того, кто посвятил себя Богу. Вскоре, в тяжелейших условиях, в Душанбе возникает община и даже начинается строительство храма, на месте дома, который отдала под нужды прихода одна из прихожанок. Достраивал храм уже другой священник — отец Бенедикт, францисканец, литовец, попавший в Душанбе также чудесным образом, не без промысла Божия. Но это уже другая, не менее интересная история. Но один отец Бенедикт не сделал бы ничего, если бы отец Иосиф не заложил основы храма и самого прихода. Здесь ему снова помогла молодёжь. Молодой органист Георг Гсель (песни которого до сих пор поют по всему бывшему Советскому Союзу), его сестра и её подруги взяли на себя попечение о храме – мыли, убирали, готовили на кухне, собирали детей и взрослых. Брат Георга — Антон, ныне отец Антоний, священник в Томске, первые азы веры, получил именно тогда. Казалось, что весь приход в Душанбе состоит из молодёжи и детей. Хотя и взрослых и стариков было много, но тон задавала молодёжь. Конечно, это не могло понравиться властям и они снова стали преследовать отца Иосифа.
В 1981 году отец Иосиф из Душанбе приезжает в Новосибирск. И снова начинается работа строителя (не случайно по мирской своей профессии он строитель) — строится храм, создаётся община, разумеется, вокруг активного священника опять молодёжь. Помимо всего, он продолжает ездить, летать по стране, навещая свои прежние приходы и духовных детей там, где нет храма. Его ждут в Москве, в Поволжье, на Украине, в Латвии, в Литве. Долго это продолжаться не могло. В 1984 году органы КГБ арестовали отца Иосифа и приговорили к трём годам лишения свободы. У сотен его духовных детей в разных городах были произведены обыски, им также угрожали тюрьмой. Вышел отец Иосиф только в 1987 году, когда подули ветры перемен.
В Новосибирск ему вернуться не разрешили. Тогда он поселяется в Фергане, где строит храм, и организует приход — дело привычное для него: начинать всё заново. Теперь он уже проповедует открыто и не только в храме, но и на улицах. Общительный характер отца Иосифа располагает к нему людей, нередко беседа, завязавшаяся прямо на улице, заканчивается разговором о Христе, приглашении прийти в храм. И люди приходили. И не только католики. Он всегда дружил со всеми христианами, устраивал встречи, беседы, молитвы с православными и протестантами. Но также и с мусульманами. Ещё в Душанбе он активно интересовался их верой, их образом жизни, а в Фергане со многими мусульманами его связывала крепкая дружба. О, как нужен такой христианско-мусульманский диалог, особенно в свете того, что сейчас происходит в Таджикистане!
И, конечно, не переставал трудиться отец Иосиф для своей Католической Церкви. После Ферганы были Ташкент, Омск, другие города. И ещё будут. Потому что от Бога дано этому человеку чрезвычайно много духовных даров. Щедро одарил его Господь, и отец Иосиф щедро раздаёт всё людям. И четверть века его служения – это не итог, а только начало славного служения. Дай же Бог ему силы, здоровья, неутомимости и того огня Святого Духа, которым всегда пламенеет его сердце, от которого зажигаются другие сердца.
Ирина Языкова
Материал подготовила Ольга Хруль
Читайте также: Прелат Иосиф Свидницкий. Воспоминания узника