Автор: Церковь готовит нас к радости Рождества воистину странным образом. На протяжении всего Адвента мы вынуждены читать о конце света.
Рассмотрим евангельское чтение первого воскресенья Адвента:
И будут знамения в солнце и луне и звездах, а на земле уныние народов и недоумение; и море восшумит и возмутится;
люди будут издыхать от страха и ожидания бедствий, грядущих на вселенную, ибо силы небесные поколеблются,
И тогда увидят Сына Человеческого, грядущего на облаке с силою и славою великою. (Лука 21:25-27)
В это воскресенье мы говорим о фигуре Иоанна Крестителя — пророка Страшного Суда, а на следующей неделе нам предстоит услышишь ужасающее предупреждение:
Иоанн всем отвечал: я крещу вас водою, но идет Сильнейший меня, у Которого я недостоин развязать ремень обуви; Он будет крестить вас Духом Святым и огнем.
Лопата Его в руке Его, и Он очистит гумно Свое и соберет пшеницу в житницу Свою, а солому сожжет огнем неугасимым. (Лука 3:16-17)
Эти пророчества не совсем соответствуют духу Рождества. Никакого упоминания о рождении девой, Царе мира, Эммануиле или о свете миру. Конечно, именно в чтениях Ветхого Завета мы находим всю эту пророческую радость. Но тогда встаёт вопрос: почему чем ближе мы подходим в библейской истории к рождению Христа, тем мрачнее становится тон повествования?
Простой и очевидный ответ состоит в том, что, вспоминая о первом пришествии Христа, мы должны смотреть вперед, на второе пришествие, но сам по себе этот ответ кажется неудовлетворительным. Можно ли найти более глубокую связь между ними?
Дальнейшее размышление над чтением, кажется, предполагает утвердительный ответ. Церковь слишком настаивает на сопоставлении чтений Адвента и Апокалипсиса, чтобы считать эту связь поверхностной.
Кажется, Церковь хочет, чтобы, читая о радости Рождества, мы помнили об Апокалипсисе. И дело в том, что то же беспомощное дитя, лежащее в яслях, вернётся Судьей. Тот самый Сын Человеческий, «грядущий на облаках небесных с силою и славою великою» в день, когда небеса сотрясутся, а люди погибнут в страхе, является тем же младенцем, которому пришли поклониться пастухи и волхвы.
Таким образом, сопоставление Адвента и Апокалипсиса подчеркивает истину Воплощения как союза божественного и человеческого, союза неба и земли, Слова и плоти. Это одновременно и радость, и потрясение. Действительно, правда о Воплощении всегда должна нас удивлять. Мы должны выйти из глубокого сна. Как сказано в Ефесянам 5:14: «Пробудись, спящий!»
Чтения Апокалипсиса не только выводят нас из зоны комфорта, но также внушают нам благоговение перед Младенцем Иисусом. Они напоминают нам, что Он является тем самым, который будет судить всех людей в конце времен.
Фактически, первое пришествие делает возможным второе. Ибо именно в силу Своей земной жизни и смерти Христос является судьей. Он занимает уникальное положение Судьи человечества, потому что Он был человеком. Как отмечает средневековый богослов Николай Кузанский в своей проповеди о сошествии Христа в ад, Сын Божий судит всех согласно стандарту, который Он установил Своей земной жизнью. И стандарт, который Он установил, был стандартом «абсолютного послушания» Отцу. Николай заключает: «Ибо Его послушание — образец всякого послушания, так что в соответствии с ним судятся все люди. Итак, Он Судья живых и мертвых».
Таким образом, Воплощение с самого начала, еще до Креста, приводит в движение события, ведущие к концу света. Поэтому очень уместно вспомнить об Апокалипсисе во время Адвента, учитывая, что именно таков пункт назначения, к которому нас подталкивает это время года. Великим утешением Адвента является то, что наш будущий судья явился прежде для того, чтобы утешить нас, укрепить и преобразить нас, чтобы мы были готовы.
Стивен Бил
Источник (англ.): Catholic Exchange
Перевод: Юлия Кабьер