Автор: Когда кто-то совершает ошибку, мы часто реагируем: «Ну, что же, он (она) всего лишь человек». Это выражение — «всего лишь человек» — подразумевает, что наша природа в чём-то фатально ущербна. Оно игнорирует подлинную природу человека, которая отражается в высочайших человеческих достижениях. О том, что говорят грехи и добродетели о нашей человечности, размышляет почетный профессор Университета Св. Иеронима, бывший член-корреспондент Папской академии жизни и автор 40 книг доктор Дональд ДеМарко.
Услышав концерт Иоганна Себастьяна Баха, философ Габриэль Марсель, сказал, что в нём возродилась уверенность, которую современный мир, похоже, потерял: уверенность в том, что «быть человеком – это великая честь». Быть настоящим человеком значит являть то лучшее, что есть в человеческой природе. Нам необходимы такие переживания, чтобы не отчаиваться и не начать думать, что человек – это всего лишь выродившееся животное, чей единственный удел – грех.
Журналист из «Торонто Стар» представляет читателям убедительные на его взгляд рассуждения о дегенеративности человека. В статье под названием «Людьми нас делает наша греховность» он утверждает: «Грех – это и есть мы». «Несомненно», — пишет он, — «именно грех помогает нам определить, кто мы такие и делает нас людьми».
Это правда, что с исторической точки зрения послужной список человека, мягко говоря, небезупречен. Но только потому, что человек всё ещё не дотягивает до высоты своей подлинной сущности. Джерард Мэнли Хопкинс полностью признаёт слабость человека, но при этом отдаёт должное той славе, которая вложена в его сущность. Своё стихотворение «Природа – Гераклитов огонь» он завершает парадоксом: «Этот Джек всего лишь шутка, бедный черепок, заплатка, спичка, бриллиант бессмертный. Да, бессмертный бриллиант».
Мы, все мы — «бессмертные бриллианты», созданные по образу и подобию Бога. Если бы мы только признали это и жили соответственно! Семь смертных грехов не определяют нас; они предостерегают нас от тех путей, по которым мы можем опуститься в низменное состояние.
Уже упомянутый канадский журналист разбирает семь смертных грехов, отчаянно пытаясь убедить своих читателей, что именно эта семёрка и описывает нашу человечность. «Добродетель же, — предупреждает он, — не даёт нам становиться людьми». Порок приятен, а добродетель может причинить боль. Что такое гордыня, просвещает нас журналист, если не «самоуважение»?! Мы можем гордиться нашими достижениями, нашими приобретениями и всем, что улучшает наши представления о самих себе. Фридрих Ницше – великий апостол гордыни. Его личный девиз – «Воля к власти». Зависть – его «мотивация». Разумеется, Карл Маркс соглашался с этим, подстрекая пролетариат устроить революцию. Гнев – это «праведное негодование». Даже Христос гневался на менял. Кто может не испытать гнева, став жертвой несправедливости? Похоть – это просто биология. И здесь наш писатель найдёт поддержку в мыслях Зигмунда Фрейда и многих других, считающих похоть моральным императивом. В этом проявляется, как утверждает Малькольм Маггеридж, «мистика материализма» для современного мира. Лень – это «способ, которым природа говорит нам, чтобы мы притормозили». Медицина предупреждает нас о личностях «типа А», которые гиперактивны и потому разрушают сами себя. Чревоугодие и жадность наш журналист из своего анализа исключил, но, учитывая его отношение к смертным грехам, он вполне может принимать их за добродетели. Предполагается, что обжорство – это совершенно естественно. Владельцы баров по всему миру вполне могут это подтвердить. А что до жадности, то здесь можно дать слово персонажу Майкла Дугласа из фильма «Уолл-Стрит», Гордону Гекко: «Жадность – это правильно. Жадность работает. Жадность вносит ясность, уходит в прорыв и схватывает сущность эволюционного духа. Жадность во всех её формах: жадность к жизни, к денькам, к любви, знаниям – ознаменовала подъём человечества…»
Язык – очень скользкая вещь. Если мы хотим отличать добродетель от порока, мы должны быть чутки к различным оттенкам смысла, которые несёт в себе то или иное слово. Мы можем обоснованно гордиться чем-то хорошим, что с нами связано. Мы можем гордиться нашей семьёй, друзьями, страной, нашей Церковью. А вот тщеславие, хвастовство, чрезмерное честолюбие и лицемерие добродетелями, очевидно, не являются. И именно они олицетворяют гордыню как смертный грех.
Зависть – это сожаление от того, что другой счастлив. По сути, зависть антиобщественна и самоуничижительна. Нам нужно радоваться чужому благополучию, особенно, если оно заслуженно. Гнев является пороком, когда он чрезмерен и безрассуден. Тогда он ведёт к различным формам мести, включая убийство. Похоть смотрит на человека не как на личность, а как на объект для достижения сексуального удовлетворения. Похоть не имеет ничего общего с любовью, которая ищет блага другому человеку.
Лень – это не покой и нега, как обычно думают. Это нежелание или отказ наслаждаться духовными вещами. Ленивец презирает молитву, религиозные практики, хорошую музыку, чтение и учёбу. Обжорство представляет собой непомерное желание получать удовольствие от еды и питья. Это порок, который может приводить к зависимостям и потому, может стать разрушительным.
И, наконец, жадность, которую также называют алчностью, – это непомерное желание материальных вещей. Она включает в себя элемент эгоизма и может быть препятствием для социальной справедливости.
Добродетель совершенствует человека. Порок для него губителен. Чтобы увидеть добродетель как истинную реальность, которая совершенствует человека, мы должны быть способны к рассудительности. Так, Джозеф Пипер в своей книге «Четыре главные добродетели» утверждает, цитируя св. Фому Аквинского, что «внутреннее благо человека – а это то же самое, что его истинная человечность, состоит в том, чтобы ‘разум, совершенный в познании истины’ внутренне оформлял и запечатлевал его волю и действия». Добродетельная жизнь являет славу человека.
Д-р. Дональд ДеМарко
Источник (англ.): Catholic Exchange
Перевод: Наталья Проскурина