Во всяком готическом изображении Рождества присутствует дырка в кровле. Чтобы звезда могла видеть Младенца, Младенец — звезду, а зритель — всё трогательное убожество Их приюта. И в нищете — открытость взгляду Творца, заботе Отца. Как будто все наши дыры — в стенах, в душе, в бюджете — и есть то окно, через которое только и можем Его увидеть; через которое Он с милосердием смотрит на нас.
Как вышло, что самой сладкой картинкой семейного очага, самым сердцем домашнего уюта в сознание человечества навсегда впечатался этот Вертеп?
Двое, по сути дела, бездомных. Мужчина и женщина, не выбиравшие друг друга, не имевшие ни капли романтической любви. Соединённые только общим обетованием, ярче которого не было ничего на свете. Но всё же, даже мало знающие друг друга пока. Почти чужие.
Им разрешили переночевать со скотиной в хлеву. И там Она, бедная, в этой антисанитарии ещё и рожала. Как можно было роженицу не перенести в комнату, не уложить в постель — понять я не могла и не могу. Всем вечно плевать, что тогда, что теперь. Что чувствовал Иосиф? Чем спеленали Младенца? Как отмывали кровь? Вся эта горечь осталась за страницами Евангелия. Но ведь она была.
Пожалуй, проводил Его мир даже чуть лучше, чем встретил. Хотя бы были Иосиф и Никодим со своими финансовыми возможностями и связями: поговорили с Пилатом, забрали тело, омыли, обвили благоуханными пеленами и в новой пещере с почётом погребли…
Его пелёнки были беднее Его плащаницы.
Бездомность, хоть и весьма относительная (не настоящая, уличная, бездомность, а пресловутые «ступени чужого крыльца») — звезда, вечно стоящая над моей жизнью. Когда я родилась, мои родители были бездомны, что-то такое снимали. Сейчас же, когда многие оказались слишком далеко от дома и накануне Рождества лишены такого привычного праздничного уюта, уже очень здорово, что есть свет и тепло.
Но вот, размышления Адвента выворачивают эту мысль наизнанку.
Мы видим овин. Им очень там холодно, а нам — смотрящим — тепло. Им страшно, быть может (через несколько дней Ирод перебьёт всех младенцев) — нам радостно. Как такое возможно?
Так может быть и должно, потому что там — в нищем вертепе — Господь. Его любовь согревает дни Рождества. Наш дом всегда там, где Он пребывает с нами. Где Он, через дыры в кровле, смотрит на нас. И взгляд этот всюду отныне с тобой, где Он — там и дом. Никто не отнимет, никто не прогонит. И нет больше никакой бездомности, и печали никакой нет.