В конце прошлого года, выступая в Страсбурге, Папа Франциск напомнил депутатам Европарламента, что каждый человек – это личность, наделенная трансцендентным достоинством. И сразу же повторил: «Я чувствую себя обязанным подчеркнуть тесную связь между этими двумя словами: «достоинство» и «трансцендентность». Говоря попросту, Папа сказал, что достоинство человека не может иметь оснований в этом мире. Если оно не исходит от Бога, его нет. Буквально на следующий день, как будто специально, чтобы проиллюстрировать мысль Святейшего Отца, французские депутаты проголосовали за резолюцию, признающую аборт «фундаментальным правом человека». Оттолкнувшись от этих двух событий, попытаемся найти ответы на вопросы, почему права человека – это христианская концепция, как ее неверное использование может стать оружием в руках дьявола, в чем суть «культурных войн» нашего времени и что решается в ходе этих «войн»?
Прежде всего, заметим, что право одного – это всегда ограничения, накладываемые на других. Ваше право на собственность означает, что я не могу взять вашу вещь, даже если она мне очень нравится, и я точно нашел бы ей хорошее применение. Мое право на жизнь – что вы не можете меня убить, даже если я вам очень мешаю. Право сотрудника на оплачиваемый отпуск – это обязанность работодателя платить один месяц в году за отдых столько же, сколько он обычно платит за работу. Право одного и обязанность другого всегда неотделимы друг от друга как две стороны одной медали. Поэтому любое право можно переформулировать как обязанность или запрет, а любую обязанность – как право. Скажем, принятый в прошлом году закон, запрещающий пропаганду гомосексуализма среди несовершеннолетних, называется так: Федеральный закон «О внесении изменений в статью 5 Федерального закона «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию» и отдельные законодательные акты Российской Федерации в целях защиты детей от информации, пропагандирующей отрицание традиционных семейных ценностей». Ограничение права на свободу слова или защита права детей на воспитание в здоровой информационной среде? Зависит от точки зрения, но звучит очень по-разному! Как бы парадоксально это ни звучало, но гарантия государством определенных прав и государственный запрет на определенное поведение – это одно и то же. Наше право на жизнь и на собственность, на защиту доброго имени, на выходные и отпуск, на спокойный сон по ночам и любые другие права на практике обеспечиваются рядом запретов.
Понимая это, зададимся вопросом: как государство может определить, какие права ему защищать и какие запреты для этого устанавливать? Какими критериями оно при этом может руководствоваться? В античности право понималось как установление богов. Справедливые законы в обществе считались отражением объективно существующего божественного мироустройства, а несправедливые – его искажением. Иногда при этом справедливыми и богоустановленными объявлялись совершенно неприемлемые с нашей точки зрения вещи. Например, Аристотель, оправдывая рабство, говорил о «рабах по природе» (точка зрения, не разделявшаяся другими философами античности). Но в любом случае задачей законодателя было – отразить вечные законы справедливости в жизни общества. С появлением христианства такое понимание права еще больше укрепилось – ведь теперь у людей для того, чтобы узнать о божественных законах, существовала не только философия, но и Откровение.
Принципиально новый подход к законам пришел вместе с философией Просвещения. Ее антиклерикальный настрой опирался на следующие принципы. «Человек по природе добр», то есть первородного греха нет. Человек совершает злые поступки только в ответ на причиненное ему зло. В справедливо, разумно устроенном обществе все люди будут добродетельны, справедливы и счастливы. Только сам человек силой своего разума может установить, что справедливо и что нет. Создать справедливое, разумное общество, где все будут вести себя идеально, — это задача философов и государственной власти. В XVIII веке под влиянием философии Просвещения принимается несколько деклараций о защите государством прав человека и гражданина.
На первый взгляд, все это звучит красиво, но вспомним, о чем мы говорили выше. Защита права – это всегда введение определенных запретов или обязанностей. И государство при конфликте интересов между людьми всегда вынуждено определять, какие права оно защищает и что считает нарушением этих прав. Право на собственность должно быть защищено, а воровство наказано. Но значит ли это, что Геккельберри Финн был прав, когда переживал, что «украл негра у бедной старушки, которая ничего плохого ему не сделала», и собирался сдать беглеца Джима хозяйке? Для ответа на этот вопрос необходимы критерии, позволяющие оценить, что является правом, а что нет. С католической точки зрения, таким критерием являются Божьи заповеди, данные в Откровении. При этом, если считать Откровением только Священное Писание, без Священного Предания, нам будет нелегко обосновать, почему не существует «права» на владение рабами.
Мы можем и не прибегать к трансцендентному основанию достоинства человека, не считать, что его права даны ему Богом. Тогда права будут опираться просто на закон, государственный и международный. Государство будет вправе решать, какие права у человека есть, а каких нет. Оно сможет сужать список этих прав или расширять их по усмотрению власть предержащих, причем выше уже говорилось о том, что расширение прав может оказаться лишь более красивой формой введения новых запретов и, по сути, ограничения прав. О таком подходе лучше всего сказал Честертон: «Когда люди не верят ни во что вне этого мира, они начинают поклоняться миру. И прежде всего они начинают поклоняться самой сильной вещи в этом мире. Самой сильной вещью в мире оказывается государство».
Продолжение следует…
Евгений Розенблюм