Автор: От детства под немецкой оккупацией — до медали за заслуги перед Отечеством. Можно ли пройти весь этот путь с иконкой в кармане и верой в сердце? С одним из старейших прихожан московского Кафедрального собора Станиславом Язеповичем Барканом побеседовала Ольга Хруль в рамках авторского цикла «Церковь с человеческим лицом».
— Станислав Язепович, где вы родились и выросли?
— Я родился в 1934 году, 10 августа, в крестьянской и очень верующей католической семье в Латвии, в Лузенском районе, в деревне Оренски. Там я жил, учился, принял Первое Причастие и миропомазание. В семье было двое детей: я и сестра, которая на 6 лет старше. Дома папа всегда перед едой молился, и мы все вместе с ним тоже.
Детство было трудное. Помню, в начале войны, прямо утром 22 июня 1941 года три немца на мотоциклах и больше 15 латышских наемников проехали через все посевы и забирали на хуторах все подряд, что могли увезти. В первую очередь – кур, яйца, масло, и требовали, чтобы мы давали им эту продукцию регулярно, каждую неделю. А урожай-то был вытоптан, и кур с первого дня уничтожили… Вот и живи, как хочешь.
В 1944 году, при отступлении, немцы сожгли посевные поля. С 1945 по 1947 годы была сильная засуха, и урожая никакого мы не смогли собрать. Люди голодали, но, как видите, я выжил, хотя очень тяжело было. До сих пор помню и всем говорю, что хлеб – это богатство и его надо беречь.
Отец умер в 1946 году и перед смертью передал мне хозяйство – все, что было нужно для обработки земли, а ее у нас было больше 15 гектаров. Мне было 12 лет, и все хозяйство легло на мои плечи. А в 1948 году все частные хозяйства забрали в колхоз.
— А как вы во время войны готовились к таинствам?
— В воскресную школу я начал ходить в 1942 году, когда уже учился во втором классе обычной школы. У меня была хорошая подготовка дома, поэтому меня сразу приняли во второй класс, минуя первый.
— Оккупация же была, но школа все равно работала?
— Да, работала, мы ходили. В школе, с первых дней оккупации, нас приучали к молитве. Перед уроками мы читали «Отче Наш», «Радуйся, Мария» и «Слава Отцу и Сыну и Святому Духу». Сзади в классе стоял полицейский, а по окончании молитвы уходил.
В 1944 году немцы ушли, пришла советская власть. Она пыталась меня воспитать как советского человека. В 1950 году, когда мне исполнилось 16 лет, меня загнали в Комсомол, как и всю нашу молодёжь. А в конце года меня встретили наши «лесные братья» и сорвали с моего суконного, домотканого пиджака комсомольский значок. Сказали: «Красный гадёныш!»
— А где они вас встретили?
— Из школы домой я обычно возвращался через лес, вот тут-то они меня и встретили. Латышские националисты, которые ненавидели советскую власть, пошли в лес. Они советскую власть потихонечку уничтожали, а их ловили. К 1953 году их всех убили или отправили в лагеря, и жить стало спокойнее и легче.
Меня в 1951 году из церкви выгоняли, потому что я в Комсомоле был. Мы с мамой в церковь ходили, она в хоре пела, я с ней был постоянно, тоже пел. А меня оттуда вытаскивали.
— Как сложилась ваша жизнь после школы?
— Я поступил в военное авиационно-техническое училище в Вольске. Там мы изучали теорию полета самолета, теорию двигателя, конструкцию самолета и авиадвигателя, их эксплуатацию. Там же строили самолеты.
После училища, когда я получил звание лейтенанта, 16 лет работал техником самолетов, командование признало меня лучшим техником, потом стал начальником группы. Прослужил я 30 лет, все время был отличником боевой и политической подготовки. После армии в 1980-1987 годах работал в Латвии в Элейской средней школе, где преподавал начальную военную подготовку, трудовое обучение и историю. С 1987 года работал старшим инженером в институте «ВОДПОЛИМЕР».
Награжден 13 медалями, из них три получил уже во время гражданской жизни, после увольнения из армии: 40 лет Вооружённым Силам, 50 лет ВС, 60 лет ВС, 70 лет ВС; 20 лет Победы над Германией, Три Знака Отличия в Военной Подготовке, медаль За Заслуги перед Отечеством, Ветеран Советской Армии, 100 лет В.И. Ленину и две серебряные медали ВДНХ (за технологии нового оборудования в тепличном хозяйстве института «ВОДПОЛИМЕР» и за успехи в патриотическом воспитании молодёжи).
— И вы все эти годы молились, посещали богослужения?
— Бога я никогда не отпускал. В 1957 году я женился, жена у меня полька, католичка. Мы нашли священника. В шикарной военной авиационной форме я пришел в костел в 1959 году, чтобы попросить его нас обвенчать. Священник обвенчал нас дома, но никаких документов не дал. Когда я уже демобилизовался, мы пошли в храм и возобновили брачные обеты, получили документы.
Я всю жизнь верил, но из-за службы не мог показывать свою веру. Дома мы с женой молились всегда, а когда я обслуживал самолет, командир полка крестился и улетал, а мне наказывал, чтобы я молился о его благополучном возвращении домой.
В Бресте однажды священник сказал, что в октябре надо вести молитву Розария и подарил большие четки. Мы носили их по домам, молились в каждом. Каждый день. Вечером принесем в один дом, молимся, на следующий вечер – в другой.
А в Щучинском районе, где я 14 лет служил, в мае читали и пели литанию Деве Марии. Храм там был, но не действующий, закрытый. На одном конце деревни штаб дивизии располагался, а на другом конце жили священники. И к ним втихаря люди ходили. Жена тоже ходила постоянно, с базара или из города – возле двери останавливалась и молилась. Я, правда, не мог ходить, потому что меня каждый раз в политотдел таскали. Я в 1968 крестил девочку, племянницу. За это таскали немножко, ну это не так страшно…
Однажды в политотдел армии вызвали: «Ты веришь в Бога?» Ну я говорю: «Верю. Но я верю и партии». Да, я был комсоргом и парторгом. Вот еще со мной был случай – тестя хоронили. Я, конечно, в костел заходил – там ведь Мессу служили, потому что тесть тоже верующий был. И снова меня вызывают: «Опять в церковь ходишь?» Отвечаю: «Ходил, потому что надо было проводить человека в последний путь». Ничего, все обошлось, выжил. Благодарю до сих пор Бога.
Дай Бог, что бы было все хорошо и всем было хорошо. Жалею, что сына я не довел до таинств, но он в Бога верует. Библию прочитал от корки до корки. Когда в Чите на даче пожар случился, сгорела вся библиотека, а Библия уцелела, потому что у него дома была.
— Вы много переезжали?
— После демобилизации поехал в Латвию, на родину. Они там меня не поняли, вернее, я не понял их. Потому что в 1985 начался Народный фронт, вся эта суматоха. Оказалось, что я служил в армии оккупантов, и видеть меня на родине не хотели.
И я уехал в Беларусь, в Лиду. Там 10 лет прожил и, конечно, ходил в храм. Мы там фундамент закладывали нового храма на улице Тухачевского. Я помню, заливал этот фундамент до кровавых мозолей. Нужна была мужская сила, отец настоятель тогда попросил. Я и пошел. Это в самом начале девяностых было. Потом архиепископ Кондрусевич освятил храм этот.
Сын жил в Забайкалье, я там служил и его там оставил. Он там и школу окончил и медицинский институт, женился. А потом сын мне говорит: «Мы работаем, сын в школу ходит, а после школы неприкаянный, некому за ним приглядывать, а ему 14 лет, нужно, чтобы вы переехали к нам». И в 2002 году мы поехали в Читу смотреть за внуком, и там прожили 20 лет. Я там в 2003 году нашел католическую церковь и ходил постоянно.
А в 2021 мы с женой приехали сюда, в Москву. Надо было выручать уже внука. Он к тому времени вырос, уже правнук появился, 3 года исполнилось, надо было как-то присматривать и за ним. А у нас тут ни кола, ни двора, но все равно приехали на съемную квартиру.
— А как вы нашли храм в Москве? Вам кто-то посоветовал?
— Я еще в Чите про католический собор знал, и, когда переехал в Путилково, мы с внуками и правнуком приезжали сюда на Мессу. Но внук каждое воскресенье меня не мог на машине возить, а на городском транспорте мне было сложно ездить. Так что я ждал момента, когда сам смогу добраться. Потом сын с невесткой купили квартиру для внука у станции метро Народного ополчения, я туда заселился три года тому назад. Оттуда до храма автобус ходит, ехать недалеко.
— А чтобы вы посоветовали молодым, которые еще только в начале своего пути?
— Верить в Бога! Когда я уходил в армию, мама дала мне иконку. Она у меня всегда с собой. Ношу уже более полувека. Она уже вcя мятая и потёртая, но до сегодняшнего дня сохранилась. Все я пережил и вернулся. И она со мной.
Беседовала Ольга Хруль
Благодарим за помощь в подготовке материала Ирину Касаткину
Фото обложки: Ольга Хруль