Автор: 30 июня 2018 года диакон Даниил Радько был рукоположен в священники. Очень скоро он начнет своё служение в приходе Успения Пресвятой Девы Марии в Нижнем Новгороде, а пока он рассказал нам о своём пути к священству, интересе к социальной антропологии, вызовах, стоящих перед католическими общинами в России, и о любимой футбольной команде.
— Отец, расскажите немного о себе. Кто ваши родители?
— Я родился в Москве в обычной советской семье. Моя мама была православной, но не воцерковленной, так же, как и её родители. Отец с нами не жил, но у него в семье такая же ситуация – все православные, но не воцерковленные. Самая типичная семья, в которой религия занимала очень маленькое место. Меня знакомили с религией только с культурной точки зрения, как с некой культурной ценностью. И, хотя я родился в Москве, моё раннее детство прошло в Прибалтике, где жили родители моей мамы. Поэтому у меня перед глазами были и Католическая, и Лютеранская Церкви.
— А когда вы сами сознательно пришли в Церковь?
— Это произошло, когда я учился в университете. Впервые я начал серьёзно задумываться над вопросами веры в возрасте 18-19 лет, и тогда я впервые переступил порог нашего кафедрального собора в Москве. На тот момент у меня было весьма поверхностное представление о Католической Церкви, но этот момент, когда я, кажется, случайно зашёл в католический собор, стал началом более глубокого моего интереса к Церкви и к её учению.
— Вы сказали, что учились в университете. А по какой специальности?
— Моя специальность – социальная антропология, Факультет социологии РГСУ в Москве. У меня со школы был интерес к гуманитарным наукам, к наукам о человеке, об обществе. Мне были интересны различные культуры, этносы, традиции разных народов, а социальная антропология занимается изучением именно этого. Поэтому в эту сферу я пошёл по интересу.
— А поработать по профессии успели?
— Это научная специальность. Надо было продолжать учиться. Но я работал после окончания университета в социальной сфере. Это было связано с факультетом социологии, но только отчасти, не напрямую.
— Когда у вас появились первые мысли о призвании?
— Первые серьёзные мысли появились после университета, когда я уже работал. Я вставал на ноги и думал, чем я буду заниматься в дальнейшем. И процесс распознавания призвания было бы очень сложно пройти одному. В течение первого года, когда я размышлял о том, чтобы стать священником, я переживал эти мысли в одиночестве. Мне особенно не с кем было это обсудить. И, наверное, по-настоящему серьёзным это намерение стало, когда я решился поговорить о нём с кем-то, поделиться этими мыслями с Церковью в лице конкретного священника. Мой первый духовный отец, о. Августин Дзендзель SDB, единственный знал о моих мыслях о призвании. Серьёзных же шагов на пути в семинарию я не предпринимал сразу по нескольким причинам. Во-первых, у меня был ещё очень маленький опыт воцерковления. Я понимал, что ещё рано, и поэтому ждал. А во-вторых, у меня не сразу появились друзья и знакомые в Церкви, с которыми я мог бы это обсудить. Мои близкие друзья были не католики. Я до сих пор с ними общаюсь. Но именно в Церкви, в большом приходе, в первые годы мне было сложно найти компанию. Потом, когда появились друзья в Церкви, я стал обсуждать своё призвание с ними. И община Церкви сыграла значимую роль – эти друзья помогли мне обратиться к священнику и предпринять первые серьёзные шаги на этом пути.
— Вы сразу думали о епархиальном священстве? Жизнь в монашеской общине не рассматривали?
— Когда я впервые думал об этом, то был, конечно, романтический ореол вокруг монашеских орденов Католической Церкви, некоторыми я интересовался. Например, меня всегда привлекала духовность иезуитов. Но когда я столкнулся с этой реальностью немного ближе, съездил на реколлекции к иезуитам, познакомился немного ближе с салезианцами, я понял, что это довольно специфический образ жизни и специфическое призвание. Я не ощутил в себе призвания к общинной жизни. В то время как епархиальное священство больше всего отвечало той потребности, которую я чувствовал внутри себя, — служить людям здесь, в России, тем, кого я знаю, из которых я вышел. То есть быть священником из народа и для народа. По-моему, в этом и заключается центральная духовность епархиального священства.
— А был кто-то из священников, глядя на кого, вы могли с уверенностью сказать: «Вот, хочу жить так, как он»?
— Да, именно с этого и началось моё призвание. Оно началось с отца Августина, которого я уже упомянул. Я смотрел на этого человека и видел, что он прожил уже долгую жизнь и он счастлив, потому что многих людей привёл к Богу и знает, что прожил эту жизнь не зря. Именно с признания красоты его жизни всё началось. Правда, в первое время я совсем не мог применить к себе такой путь. Я понимал, что это здорово, но я даже не думал, что это может быть мой путь. Я из не католической семьи, только-только стал католиком, у меня была девушка на тот момент.
— И как же вы решились поступить в семинарию?
— К счастью, у нас в семинарии были организованы и продолжают проводиться реколлекции для молодых людей, которые задумываются о призвании к священству. Пока я продолжал работать и размышлял, я два раза ездил на такие реколлекции и мог ближе познакомиться со священниками и семинаристами, с бытом семинарии. И реальность, которую я увидел, в общем, совпадала с моими ожиданиями, так что в этих поездках я укрепился в желании туда поступить. Решение оставить работу было не таким простым, но и не скажу, что слишком сложным. Самым трудным было объяснить коллегам, с которыми я тоже сблизился, что я ухожу, потому что поступаю в семинарию. Конечно, это вызывает шок, но и они это поняли и приняли. Мы общаемся до сих пор, и они даже были на моём рукоположении.
— Задержимся ещё на времени учёбы в семинарии. Какой у вас был любимый предмет?
— Наверное, литургика. Я всегда её очень любил, ещё до семинарии сам читал что-то о Литургии Католической Церкви.
— А какой предмет давался труднее всего?
— Библия и экзегезис! И думаю, не только я бы так ответил, но и многие семинаристы моего поколения, и многих поколений до нас. Потому что, чтобы сдавать экзамен, нужно было ещё сдать допуски по каждой из книг Ветхого Завета. Это очень большой объем!
— Ну хорошо, а потом случилось рукоположение! Мне всегда кажется, что семинария – это такая теплица с орхидеями. Вас там оберегают, взращивают, вы с семинаристами поддерживаете друг друга, а потом – бац! и у вас приход: счета за коммунальные услуги, небеленый потолок, недовольные прихожане… Вам не страшно сейчас входить в это всё?
— Да нет, не страшно. Страшно, на самом деле, возвращаться в тепличные условия семинарии. После года практики в тульском приходе было очень трудно возвращаться в семинарию. Да и после двух лет серьёзной работы было непросто входить в эти специфические условия.
— Завидное бесстрашие перед лицом новых вызовов! Скажите, какой самый ценный совет вы получали в своей духовной жизни?
— В самом начале, когда мои мысли о призвании были ещё мало сформированы и я делился ими только с моим духовным отцом, от него я получил, наверное, лучший духовный совет. Он сказал: «Если ты чувствуешь, что Бог тебя призывает, иди, делай всё, что для этого нужно, и не сомневайся, не сомневайся никогда». Я запомнил это, и, действительно, за всё время семинарии у меня ни разу не было сомнений в этом пути.
— Давайте немного поговорим о реалиях, в которых вам предстоит служить. Какие вызовы, на ваш взгляд, наиболее остро стоят перед католическими общинами в России сегодня?
— В силу специфики наших приходов, особенно, маленьких общин, я видел примерно одни и те же вызовы везде, где я был. Обычно это один приход на целый субъект Федерации, один храм на область или республику. Есть небольшое количество так называемых традиционных католиков, которые могут быть сильно разбросаны по области и которые, в зависимости от глубины их духовной жизни, выбираются в храм кто-то – раз в год, кто-то реже, кто-то чаще, кто-то вспоминает, только когда бабушка умерла. Многие из этих людей уже пожилые, кто-то болеет… И на тех практиках, где я был, я часто сталкивался с этим вызовом, что нужно их собирать, ездить к ним, не забывать о них, специально узнавать, где есть такие люди. Иногда мы узнаём о них случайно от дальних родственников, от каких-то знакомых, где-то на похоронах узнаем, что есть ещё католики в семье, и так далее. Собрать таких людей – это один момент, но, конечно, им всё не ограничивается. Параллельно есть люди, которые приходят в Католическую Церковь, и окормление этих людей – это тоже важная задача. Кроме того, за те годы, что прошли после возрождения Католической Церкви в России, уже появились поколения тех людей, которые когда-то пришли в Церковь, но сейчас почти не ходят, и они, и их дети, и даже внуки. Не потерять этих людей – ещё одна наша задача.
— Сейчас идёт оживленная дискуссия вокруг новой концепции приходов, о которой говорил владыка на последней пастырской встрече. Понятно, что многое зависит от самих прихожан, но, по-моему, важную роль в формировании и реализации этой новой концепции могут сыграть именно молодые священники, такие, как вы. Какие, на ваш взгляд, могут быть изменения? В чем нуждаются наши приходы сегодня?
— Эта концепция, которая была озвучена – «от сохранения к провозглашению» — это действительно важно. У нас уже начался или вот-вот начнется переходный период. Если в 90-е годы или в начале 2000-х структуры возрождались и очень многое строилось, то сейчас речь идёт о том, чтобы, во-первых, сохранить то, что уже построено. Приходы маленькие, общины небольшие, но при этом есть огромное здание храма. Молодой священник, который попадает в этот приход, сталкивается с задачей сохранить и поддержать это, при этом не забывая о пастырских задачах. Поэтому была провозглашена такая задача – не просто сохранить стены храма, а передавать веру. Только тогда можно будет сохранить храм. Это задача молодых священников, и моя в том числе, — так гореть своей верой, чтобы передавать её, чтобы эти храмы наполнялись людьми, которые будут жить этой верой. Конечно, нельзя самонадеянно думать, что мы сейчас сотни людей в храм приведем. Скорее всего, этого не произойдет. Но разделять эту веру с теми, кто уже есть – это очень важно и это приносит плоды, хоть и не всегда они видны сразу.
— Ну, и напоследок немного о житейском. Не могу не спросить на волне всеобщего интереса… Футбол смотрите?
— Да, конечно!!!
— За кого болеете?
— На Чемпионате – за Россию, конечно. В самом начале особых надежд не было, но сборная удивляет… А вообще, болею за «Локомотив», который стал чемпионом в этом году.
— А чем ещё занимаетесь в свободное время?
— Очень люблю читать, причем очень разную литературу, начиная от классики и заканчивая комиксами.
— Чтобы завершить не совсем прозаически… Есть вопрос, который очень люблю задавать, потому что он очень много говорит о людях. Кто ваш любимый святой и почему?
— Их несколько. Боюсь, что одного назову, а другой обидится (смеется). Но всё-таки Игнатий Лойола. Мне близки его духовные упражнения и сам метод размышления, который очень помог мне в духовном становлении. Я очень рад, что ещё до семинарии смог съездить на довольно серьёзные недельные упражнения с иезуитами. Это дало мне какой-то базис, который помогал потом в духовной жизни в семинарии.
— Спасибо, отец Даниил! Божьей помощи вам в новом служении!
Беседовала Анастасия Орлова
Фото: Ольга Хруль