В октябре 2019 года в прокат вышел фильм Андрея Кончаловского “Грех” — драма величайшего художника, разрываемого на части враждующими кланами, раздираемого собственными противоречиями, истерзанного борьбой между величием замыслов и трудностью их воплощения. Один из заказчиков (и преследователей) скульптора, герцог Урбино говорит ему в лицо: “Ты — мразь. Но ты — божественная мразь. Ты — гений, и за это мы тебя терпим”. Сам маэстро выражает взгляд из другого ракурса: “Я творю красоту для развратников и убийц… Я урод, не достойный своих творений”.
Рефреном в фильме звучит фраза “Ты будешь гореть в аду!” Микеланджело преклоняется перед Данте. Наизусть знает “Ад” из “Божественной комедии”. Шепчет строки из “Ада”, когда взбирается на одну из самых крутых Каррарских скал.
Фильм красивый — каждый кадр, как произведение искусства. Кто-то сказал: “камера работает, как паралитик, стоит и снимает из одной точки”. А по-моему, это возможность насладиться живописью в кинематографе. Прекрасные пейзажи, замечательные композиционные решения. Как прогулка по музею. Щедрые отсылки к живописи, архитектуре, литературе Возрождения.
Фильм глубокий. Название провоцирует вопрос: почему “Грех”? И с настойчивостью метронома на зрителя сыплются ответы — обвинения в грехах, угрозы адского наказания, страх перед бесами, искушения. Режиссер показывает “обратную сторону луны” — Микеланджело-не-художника. Образ главного героя соединяет два полюса, две бездны — величие человека и его низость, нищету, способность к величайшему злу. “Бездна бездну призывает голосом водопадов Твоих; все воды Твои и волны Твои прошли надо мною” (Пс 41,8).
Фильм противоречивый. По крайней мере, отзывы часто диаметрально противоположны. И значит, проект удался. Такая реакция приглашает посмотреть и вынести собственное суждение. Как говорил Оскар Уайльд: “Искусство — зеркало, отражающее того, кто в него смотрится, а вовсе не жизнь”. Возможно, для Кончаловского этот фильм — попытка переосмыслить собственный путь.
Подбор актеров, костюмы, декорации — очень удачны. Картина погружает в атмосферу и быт Италии начала XVI века, показывает “закулисье” скульптурной мастерской Микеланджело, позволяет вдохнуть мраморную пыль каррарских карьеров.
Семь
В фильме прослеживается перечень семи главных грехов. Так или иначе, Микеланджело обвиняется во всех этих грехах. И в то же время зрителю очевидно, что это лишь поверхностный суд или даже просто уловка, манипуляция. “Меня вынуждают сильные мира сего”, — Микеланджело пытается понять, почему он втянут в водоворот зла, несмотря на свое огромное стремление к совершенству и красоте.
В начале фильма есть две сцены о чревоугодии — Микеланджело за столом с отцом и братьями видит их неумеренность и жадность. Это он говорит, что его семья ест мясо и пьет дорогое вино, а он “продал себя в рабство”. Ученики в мастерской ропщут на скудную еду. И опять появляется тема чревоугодия. Микеланджело трудно обвинить в этом грехе. Его образ в фильме полон парадоксов — все признают его гениальность, но с трудом переносят его увлеченность работой, из-за которой он забывает о насущных потребностях. Такая увлеченность граничит с одержимостью. И если Микеланджело неповинен в злоупотреблении едой, то уж точно неумерен в творчестве.
Когда приходит срок сдавать потолок Сикстинской капеллы, художник почти впадает в безумие — на его взгляд, работа несовершенна. Принужденный уступить силе и разобрать леса к приходу Папы Юлия II, он произносит: “Я не знаю границ. Я не могу остановиться”. Неумеренность — главная черта всех смертных грехов. Та граница, где человеческая слабость как раз и становится грехом. Странно, но на фоне одержимости Микеланджело работой появляется тема лени. Точнее, заказчики на протяжении всего фильма будут обвинять скульптора в лени. Ведь он заключает и перезаключает договоры из года в год, постоянно продлевая сроки их выполнения. И все же многое остается незавершенным.
Представим, что Микеланджело не был бы одержим своими замыслами, а просто выполнял заказы — пусть не очень хорошо, но в срок. Хотя трудно это представить. Ведь мир лишился бы его шедевров. Он оставил бы после себя много хороших работ. Но не тех шедевров, которые не перестают восхищать человечество вот уже несколько столетий.
Заказчикам приходится снова и снова выдавать деньги на выполнение своих заказов. На Микеланджело сыплются обвинения в алчности и корысти. Ему вменяют в вину растраты его семьи во Флоренции. И опять режиссер показывает контрасты. Великолепие обвинитилей и нищету художника. Его способность обходиться без еды и хорошей одежды — и грудой денег, которые он даже не замечает. Интересен эпизод в Карраре, когда он перекупает у Сансовино огромную глыбу мрамора, переплачивая втридорога и обещая рабочим за спуск этого “монстра” годовую оплату. В какой-то момент прозвучит фраза: “Там где деньги — всегда подлость”.
Микеланджело живет, как аскет. Но среди скал Каррары всплывает тема похоти. Опять же, едва касаясь главного героя. Но все же. Один из учеников, Пьетро, листает книгу скабрезных стихов с порнографическими рисунками. Когда один из каменотесов читает вслух несколько строк, Пьетро оправдывается: “Это поэт из Ареццо… И мастеру нравится. Правда?” Микеланджело улыбается. И тема сходит на нет.
Несколько сцен в фильме — это вспышки гнева у Микеланджело. Но это именно вспышки. Ни разу эти вспышки не становятся топливом для мести. Скорее наоборот, они примиряют художника с людьми и ситуациями.
Зависть опять же прослеживается в отношении к Микеланджело других художников и скульпторов. Но он сам не завидует. Он уверен в собственном таланте. А о других говорит: “В вас нет силы, титанической силы… вам не стоит заниматься скульптурой”. Он зол на Рафаэля, но не из зависти, а оттого, что Рафаэль “ворует чужие идеи”. И все же, когда Рафаэль умирает, Микеланджело признает его гениальность.
В гордыне, самом страшном грехе, художника обвиняет Лев X. Фраза “Гордыня — большой грех!” звучит в ответ на готовность Микеланджело заняться фасадом Сан-Лоренцо: “Я сделаю все сам. Они мне будут только мешать”. Значит, “Грех” — это гордыня?
Сны мрамора
Сны мрамора — рабочее название фильма. Оно отсылает к самому известному сонету Микеланджело:
И высочайший гений не прибавит
Единой мысли к тем, что мрамор сам
Таит в избытке, — и лишь это нам
Рука, послушная рассудку, явит.
(Сонет 60)
Микеланджело — гениальный скульптор. В глыбах мрамора он видит сокрытые в нем образы. Убирает лишнее и делает “сны мрамора” явью. Действие фильма происходит примерно с октября 1512 по июль 1514 года. Округлим до 1513. И тут жирным выпячивается “13”. Для скульптора это время работы над фресками Сикстинской капеллы — “пост” от мрамора. Мы слышим тоску художника по его любимой работе: “Я только хочу работать с мрамором…” Эта тоска преследует его на протяжении всего фильма, принимая демонические образы.
В эпизоде, когда на художника нападают бездомные псы, он кричит Сансовино: “Это был дьявол, бес! Он уже 5 лет ходит за мной!” (те пять лет, что ушли на фрески и подготовку мрамора в Карраре).
Мраморный блок “Монстр” — второй герой фильма. Именно “Монстр” воплощает мощь вдохновения и искушения мастера. “Монстр” вынуждает Микеланджело предать Сансовино — сначала перехватив заказ Сансовино на мрамор, а потом и на фасад “Сан-Лоренцо”. Спуск “Монстра” приводит к смерти молодого каменотеса. Расчеты Микеланджело верны. Но кузнец напортачил с креплениями. Разгневанный скульптор бежит в кузницу, чтобы разобраться с виновником. Но тот уже мертвый лежит в луже крови. “Монстр” уже запятнан человеческой кровью. Но продолжает свое шествие по Карраре. С “Монстром” связано и предательство маркиза Маласпины и каррарских каменотесов. Не получив денег от Медичи, Микеланджело пытается хитростью вывезти “Монстра” из Каррары. Что приводит к ужасающим последствиям.
В идее “Монстра” прослеживается линия идолопоклонства. Неумеренное стремление воспеть красоту человека приводит художника к идолопоклонству. Красноречивы кадры с волами, везущими “Монстра” к будущей славе. Один из последних образов похож на ночной кошмар — брошенный на безлюдном берегу блок мрачно поблескивает в серебристом свете полной луны. Микеланджело просыпается: “Монстр! Ты погубил меня!”
Фальмотр
Режиссер показывает Каррару как место, где Микеланджело просыпается от своих снов. Где он способен встретиться с самим собой… И где он встречается с духом Данте.
Данте скрывался в замке маркиза Маласпина. Комната великого поэта окружена особой заботой. Только равному по мощи таланта Микеланджело позволяют поселиться в тайном убежище создателя “Божественной комедии”. Следуя таинственному зову, со стихами Данте на устах, скульптор ночью взбирается на вершину скалы. Очнувшись утром высоко над бездной, он не может объяснить, как туда попал. Высота, одиночество и непонимание — возможно, Кончаловский пытается показать чувства гениального художника, с которыми приходится жить гениям среди “обычных” людей.
Маркиз Маласпина, показанный Кончаловским, — это мост между Мекеланджело и Данте, он же “совесть” Микеланджело. Маркиз указывает скульптору на его предательство и предупреждает об опасности: “Фальмотр — будь осторожен. Один неверный шаг, и ты погиб”.
Маркиз говорит о каррарцах, которые ничего не боятся. Ведь они каждый день готовы к смерти. Готовность в любой момент предстать перед судом вынуждает жить просто, прозрачно. Не безгрешно. Но бесстрашно. В фильме есть сцена перед спуском “Монстра” — огромные грубые каменотесы становятся на колени и молятся, прежде, чем приступить к смертельно опасной работе. Каррарцы лишены страха, потому что встречают опасность с молитвой. А Микеланджело?
Скульптор знает, что многие злы на него. Он боится предательства и мести, постоянно говорит, что враги хотят отравить его. Но смерть приходит к нему не таким образом. Смерть прикасается к самому дорогому, оставляя мастера способным дышать и творить.
Огромным потрясением становится убийство ученика Микеланджело, Пьетро, и его молодой (и беременной!) жены, Марии. “Мои враги убили двух невинных детей”, — так говорит художник. Убит любимый ученик, убита прекрасная модель (образ Девы Марии по фильму). Смерть подошла вплотную. Рядом с телами Пьетро и Марии дух Данте, наконец, является Микеланджело. Художник произносит: “Ты пришел, день смерти. Я хотел приблизиться к божественному. Но выразил лишь красоту человека. Все любуются моими творениями. Но никто не молится перед ними… Покажи мне выход!” — “Молчи… Слушай…”
Последние кадры — восторженный Микеланджело несет в руках макет Собора Святого Петра. Звучит музыка Джузеппе Верди. Возможно, никто не молится перед творениями Микеланджело. И слава Богу! Но люди молятся под куполом Собора Святого Петра, молятся рядом с творениями Микеланджело. И его прекрасные образы воспевают величие и красоту Божьего замысла.
Маранафа
Лично для меня фильм вышел в очень удачное время — перед Адвентом. В мире, где Адвент и Рождество стали частью светской культуры, трудно задуматься о безднах человеческой души. А фильм передает идею Данте о человеческой душе, как “желании Бога”, “устремленности к Богу”. Одна моя подруга пришла к вере, прочитав роман о Микеланджело “Муки и радости” Ирвинга Стоуна. Сейчас она монахиня. Я обязательно посоветую ей посмотреть и фильм Кончаловского. Потому что фильм как раз о “желании Бога”. Потому что фильм о том, что свобода — внутри. Но что дар этот хрупок. Что сокровище мы носим в глиняных сосудах.
В прекрасных декорациях итальянского Возрождения царят грех, разложение и уродство. Режиссеру удалось показать контраст между мечтой о человеке и реальностью человеческой слабости. Пожалуй, мечта о величии человека — это и есть дантово “желание Бога”, искра, заложенная в каждого от рождения.
“Фальмотр — будь осторожен. Один неверный шаг, и ты погиб” — это не о том, чтобы спасти свою шкуру. Это о спасении души.
Наталья Ивашковская