К святым, которые на земле

От редактора: Данная статья — своеобразное предисловие к циклу переводов агиографических текстов, подготовленных Константином Чарухиным. Первым нашу виртуальную книжную полку пополнит «Житие блаженного Иоанна Коломбини» Фео Белькари, ранее не переводившееся на русский язык. Уже на следующей неделе Константин познакомит нас с этим агиографическим памятником эпохи Кватроченто и его автором. А пока разберемся с тем, что делает жития святых, при всей их литературной безыскусности, уникальными по мощи воздействия на читателя произведениями, не умолкающими в веках.

Хорошая книга в подходящее время – великая сила. Да и неподходящее время может обернуться неожиданной стороной. Флорентинец XV века, гуманист, латинист и член цеха шерстянщиков Белькари сообщает такой знаменательный случай:

«В год Господень 1355-й, вернувшись однажды домой и желая поесть, Иоанн не обнаружил, вопреки обыкновению, готовой трапезы на столе и, рассердившись на жену и служанку, попрекал их за нерасторопность, ссылаясь на то, что ему по неотложным причинам надлежит поспешить обратно к торговым делам; на что его жена благодушно молвила в ответ: «Добра у тебя премного, а издержек – чуть, и что ты так хлопочешь?» И умоляла его набраться терпения, потому что поесть будет готово очень скоро. «А пока я распоряжусь насчёт обеда, – добавила она, – ты возьми эту книжку и почитай»; и положила перед ним томик житий святых. Но Иоанн в возмущении схватил книгу и, швырнув её на середину комнаты, молвил жене: «Это тебе больше нечего делать, кроме как легенды читать, а мне нужно торопиться обратно в лавку!» Однако, говоря эти слова и много других, он начал немного ощущать уколы совести, поднял книгу с пола, сел на место и, когда открыл её, предстала перед ним по Божьей воле чудесная история Марии Египетской, грешницы, что была обращена Богом к дивному благочестию.

Между тем, пока Иоанн читал, жена приготовила обед и звала его, коль скоро ему угодно, пожаловать к столу. Иоанн отвечал ей: «Теперь ты немножко погоди, пока я не дочитаю эту легенду». Повествование оказалось длинным, а поскольку оно было исполнено небесной мелодии, которая умягчала его сердце, то он не хотел прерывать чтения, пока не дошёл до самого конца».

Дальше начинается история нового святого – Иоанна (Джованни) Коломбини, рассудительного юродивого, чей подвиг мало напоминает тот, что совершала великая египетская пустынница. Но если не жажда подражания, то что же заставило случайного читателя «Золотой легенды» оставить богатство, семейную жизнь, сословные почести и метаться много лет по Италии с толпой оборванцев? «Небесная мелодия»! Больше нечему.

Не всякий современный читатель, открыв том Иакова Ворагинского, или «Цветочки», или
«Жизнь пустынных отцов» Руфина, сразу ощутит этот тихий звук. Стиль древних (да и относительно новых) житий узнаваемо простоват, несмотря на унаследованные от риторов украшения, а сам сюжет зачастую переполнен общими местами и навязчивой дидактикой. Это чтение напоминает паломничество по пустыне: сухие кусты, невнятные шорохи, полустёртые следы на песке… однако, если уж оазис, то оазис! Опытный путешественник угадывает близость воды издалека; при постепенном, медленном чтении подобной литературы вырабатывается особый слух. «Мелодия» проникает внутрь, оплодотворяет. Но это труд – сродни, пожалуй, урокам сольфеджио. «Обычно он читал главу из житий святых отцов каждый день, – пишет агиограф о святом Филиппе Нери, – но чтобы сделать чтение своё плодотворным, он делал это медленно и с паузами; а когда чувствовал от прочитанного тепло в себе, то не продолжал, а останавливался и обдумывал текст; когда же чувство спадало, продолжал чтение, и так последовательно двигался от отрывка к отрывку».

При вживании в традиционный (а он и в XIX, и в XX веке может оказаться в известном смысле традиционным) агиографический текст становится понятна безыскусность литературной формы и скупость в передаче внешних фактов – это, как церковный нудно-распевный речитатив, позволяет переключить внимание с работы автора на замысел Автора. Да, жития – это романы. Пожалуй, единственные настоящие, воплощённые. Жития – это жизни, в которых различим сюжет. Хороший роман, как отмечал некий вдумчивый критик, меняет и писателя и читателя. Агиограф молится, записывая историю, а мы – внимая ей.

«Прекрасно! – скажет читатель. – Пойду полистаю «Луг духовный»». И будет прав. Перед ним множество драгоценностей, заключённых в писаниях Мосха, и Двоеслова, и Метафраста, и Григория Турского, и Леонтия Неапольского, и Беды, и это всё не считая всем известных компиляций Димитрия Ростовского, успешно дополняемых год от года новейшими переводами ирландских, галльских, немецких житий, как правило, древних. Но если этот читатель всё-таки вернётся сюда, к нам, то что мы предложим ему после такого пиршества?

Предложим продолжить. Продолжить начало знакомства. Ведь очевидно, что западные святые, жившие после IX века, знакомы нам очень недостаточно. «Истоки францисканства», автобиография св. Игнатия, что-то ещё? Между тем перевода на русский язык до сей поры избежали агиографические шедевры авторов не последнего ряда, среди которых, ни много ни мало, учители Церкви, такие, как, например, Пётр Дамиани и Бернард Клервоский. А какие содержательные и при этом не лишённые литературного вкуса жития создавались в Новое время! Да, существуют сжатые или более-менее развёрнутые очерки, но они, увы, лишены той музыки, которая пленяет и согревает при неспешном чтении. Кто ознакомился с «Портретами святых» Сикари, наверно, мог почувствовать, сколько ещё незнакомого обретается на западной оконечности континента святости, а «портреты» (как открытки с видами дальних стран) скорее дразнят жажду странствий, чем утоляют её. Ведь в житиях хочется пожить. Как в полюбившемся городе. Придышаться к его воздуху, напитать взгляд его оттенками, проникнуться его звуками, его тишиной. Развёрнутые и по мере возможности аутентичные повествования помогают в этом.

Признаюсь, что именно упомянутый выше св. Филипп навёл меня на мысль взяться за перевод чрезвычайно популярной в прошлом книги Фео Белькари о блаженном Иоанне Коломбини (с неё как раз начнётся серия публикаций на этом портале), и, едва приступив, я был заворожён диковатым образом этого ни на кого не похожего человека. Ещё раньше меня влёк образ основателя строгого Камальдульского ордена – св. Ромуальда, – и вот, выяснилось, что его житие считается немаловажным историческим памятником, который исследуют и комментируют современные учёные, а через своего ученика-миссионера Бруно Кверфуртского равеннский отшельник оказался связан с Русью. Любопытство… нет, настоящая жажда погнала меня дальше и не даёт остановиться до сих пор (как тут не вспомнить главного героя «Пятого персонажа» Робертсона Дэвиса!), ведь кто начал читать такие книги, тот потерян для беллетристики, теряет вкус к выдуманному; воистину «к святым, которые на земле, и к дивным Твоим — к ним все желание мое» (Пс. 15:3). Это страна чудес. Я надеюсь поделиться с вами теми сокровищами, которыми она полна.

«Если угодно будет Господу и живы будем», то, закончив перевод жития бл. Иоанна Коломбини, я предложу вам жизнеописания Божьих людей, подобранные как по принципу чисто литературной значимости, так и ради представления разных типов святости: отшельник Ромуальд Камальдолийский, батрак Исидор Мадридский, страстотерпица Фина из Сан-Джиминьяно, святитель Малахия Армский, чудо чистоты Алоизий Гонзага… В этих текстах сила скромного, но мощного письменного слова, как мне кажется, явственно доносит отзвук той «небесной мелодии», которая заражает святостью даже тех, кто вовсе на неё не рассчитывал.

Константин Чарухин

Фото: Flickr