Автор: Сегодня в рамках проекта Ольги Хруль «Церковь с человеческим лицом» мы публикуем беседу с Еленой Григорьевной Книжник (Бернштейн), прихожанкой Кафедрального собора Непорочного Зачатия Пресвятой Девы Марии в Москве, кандидатом физико-математических наук, которая 40 лет работала в московском Институте стали и сплавов, а в 1990-х и 2000-х годах активно помогала восстановлению католических структур в столице.
— Елена Григорьевна, где вы родились и выросли?
— Я родилась 26 января 1937 года в Киеве, где после войны закончила десятилетку. Для меня два языка — русский и украинский — родные, потому что в нашей школе в равной степени преподавались как русский, так и украинский. Я писала сочинения на двух языках. Школа была русская, поэтому математика, история, география и остальные предметы преподавались на русском, но мы хорошо знали творчество Тараса Шевченко, Леси Украинки, Юрия Коцюбинского, Павло Тычины, учили наизусть, декламировали, даже постановки делали на украинском языке…
Мы жили в Киеве, отец был врачом, работал директором детского туберкулёзного санатория в Пуще-Водице, на северо-западной окраине города. Киев начали бомбить буквально с первых дней войны. Мы спускались в погреб, который был во дворе, и там пережидали бомбёжку. Мне было всего четыре года, но в памяти до сих пор вой сирен, и я всегда вздрагиваю, вспоминая то время бомбёжек…
Отец, как и все врачи, пошёл на фронт, а нас со всем санаторием, оставшимися семьями, погрузили на поезд и отправили в эвакуацию на восток. Мы доехали до Волги, а потом на пароходе поплыли в Сталинград. Тогда никто не думал, что фашисты дойдут до этого города. Отец в 1943 году получил контузию и после смог разыскать маму со мной и братом. Его направили начальником туберкулёзного эвакуационного госпиталя под Уфой в Аксакове. А уже после эвакуации отец вернулся восстанавливать госпиталь для инвалидов в Пуще-Водице, там много озёр, чистая вода, сосновые леса.
— Как вы познакомились с будущим мужем?
— Генрих Соломонович тоже родился в Киеве, наши родители были знакомы ещё до войны. Уже после войны я ехала через Москву с отцом-астматиком в Казахстан – там горы, сухой воздух, благоприятный климат для астматиков. Генрих уже был студентом первого курса, ему было 17 лет. А я училась в восьмом классе, и он, паршивец, стал целоваться в тот же вечер.
После школы мне пришлось поступить в Брянский институт транспортного машиностроения, потому что в те годы уровень антисемитизма в Киеве был очень высокий. Я поступила в институт самостоятельно, это было легко, а у брата я просто жила. Он там был начальником испытательного стенда для турбин тепловых электростанций, позже стал главным конструктором завода.
Женихались мы с Генрихом пять лет, а поженились в 1958 году, когда я уже была на третьем курсе института. После свадьбы перевелась в московский институт стали и сплавов. А повенчались мы в 1991 году в нашей квартире, когда здесь гостил вспомогательный епископ варшавской архиепархии Бронислав Дембовский. Его к нам привёл священник Тадеуш Пикус (теперь он епископ в Польше). Я помню, как приезжали у нас ночевать четыре семинариста-поляка. Когда они узнали, что в этой комнате ночевал епископ Дембовский, то мы очень поднялись в их глазах!
— А как вы пришли к католичеству?
— Мой путь к католичеству был непростым. Он был связан с трагическими событиями. Наш сын работал в Институте теоретической физики имени Ландау в Черноголовке. К этому времени он уже входил в десятку сильнейших теоретиков мира в самой сложной области этой науки – теории поля.
В 1987 году – совершенно неожиданно и необъяснимо – у нашего сына остановилось сердце. Ему было 25 лет, и он был совершенно здоров. Это случилось 25 декабря. Он ехал в институт на семинар со своим докладом, и в метро на станции «Бауманская» у него остановилось сердце. Его не смогли запустить ни врачи скорой помощи, ни реаниматологи в больнице Склифосовского.
Накануне вечером сын кому-то звонил и сказал, что, наконец, понял одну важную проблему и об этом расскажет на семинаре. В его записях была формула, над которой в научном мире работают до сих пор. Среди физиков-теоретиков ходило мнение, что ему открылось что-то, что человечеству ещё рано знать, и поэтому его забрали. Сослуживец и друг сына, ныне член-корреспондент РАН Александр Белавин, человек глубоко верующий, отвёз меня в Новую деревню и познакомил с о. Александром Менем, после бесед с которым мне становилось чуть легче. Я как-то сказала ему, что поверить у меня не получается (мне тогда уже было пятьдесят лет). Он посмотрел на меня внимательно, сказал, что понимает меня, что понятие «подвиг веры» существует недаром.
Отец Александр Мень проповедовал экуменизм, и я считаю это правильным. Ведь Бог един, а разные верования – это следствие национальных особенностей. Может быть, если бы о. Александра Меня не убили, я пришла бы к православию. Не вижу особой разницы, но когда я об этом думаю, вспоминаю слова Цветаевой: «Когда я захожу в православный храм, я вижу тело, уходящее в землю. Когда я захожу в храм католический, я вижу душу, взлетающую в небеса». Католичество – светлая религия, а любимая моя икона – образ Владимирской Богородицы «Умиление». Кстати, она висит в Нунциатуре в Москве. Католичество стало моей религией. Молюсь я часто, в основном, на Розарии, который подарили нам с мужем в Ватикане. Смешно, но когда я что-то прошу у Матери Марии, и вдруг это свершается, я очень удивляюсь и благодарю её и это не просто красивые слова. Я же 50 лет в атеизме прожила, думая: «Кому до меня дело есть?» А рука Творца всё же есть, и Богу всегда есть дело до меня.
— А где рука Творца в науке?
— Сын в седьмом классе задал нам вопрос: «Как оно всё на самом деле устроено?» Греческий философ Анаксимен писал: «Наше знание – это круг. Внутри круга – то, что мы знаем, вне круга – неизвестность. Чем больше мы узнаём, тем шире круг нашего знания, и с тем большей неизвестностью мы соприкасаемся». Эйнштейн говорил: «Чем глубже мы познаём мир, тем ярче видна рука Творца». Учёные в своей работе познают законы природы. Когда закон познан и сформулирован, открывается его простота и изящество, и логичность. Творца этого всего нельзя называть гением, это гораздо больше и глубже, и поэтому меня поражает безмерная глубина христианства. Наверное, обряды тоже важны, но главное, как я думаю, это вера внутри себя. Когда храм на Малой Грузинской ещё не был восстановлен после передачи его Церкви, службы проходили на улице, на ступенях крыльца. Я помню, как я была удивлена, когда увидела, что православный священник исповедуется, стоя на коленях, настоятелю храма католического.
Так вот, возвращаясь к тому, как я пришла в католичество. От внезапно умершего сына осталась нам жена с дочкой Анечкой двух с половиной лет. Нужно было выживать.
— И как вы выживали?
— Я работала старшим научным сотрудником в Институте стали и сплавов. Моя подруга, сотрудница кафедры, при которой была наша лаборатория, вернулась из Польши после конференции и рассказала мне, что в городе Лодзь в университете есть лаборатория, которая работает над теми же материалами, что и наша лаборатория. У них тоже есть электронный микроскоп, и результаты их исследований схожи с нашими. Она им рассказала об этом, и они предложили нашему институту заключить с ними контракт на три года об обмене исследователями. Контракт был заключён, а так как основным исследователем структуры этих материалов была я, то меня и послали в Лодзь, в университет. Разговорного польского языка я не знала, но он очень быстро в меня вошёл, так как я ещё в Москве много читала по-польски. По дороге в Лодзь я остановилась в Варшаве. Приятель сына, узнав, что я еду в Польшу, посоветовал мне зайти к костёл св. Яна в Варшаве и купить там Библию (а в России тогда купить Библию было практически невозможно). Настоятель храма, к которому я обратилась, Библию мне не продал, а подарил, и ещё вдобавок – много книг и молитвенников на русском и польском языках: Библия для детей на русском языке, книга святой Терезы Малой (Младенца Иисуса) на польском языке. Настоятель посоветовал читать Евангелия в такой последовательности – сначала от Матфея, потому что у него текст не сложный, а потом уже от Иоанна. Так я и начала читать. Вообще тот священник очень тепло ко мне отнёсся, как будто почувствовал моё состояние.
И когда я приехала в Лодзь, то в первый раз пошла в костёл. Потом я уехала, приехала вновь, а в 1991 году у меня в Лодзи случился приступ механической желтухи, меня прооперировали, а госпиталь закрывали на капитальный ремонт, и сёстры, которые служили в госпитале предложили «уйти в монастырь» после чего я и оказалась в монастыре. Я думала, что в монастыре все в молитвах, в служении, а ко мне пришли молодые монахини, принесли мне радиоприёмник, потом они пришли ко мне с гитарой и устроили светский концерт… Я тогда уже ходила потихоньку, но спуститься вниз мне было тяжело, поэтому мне приносили еду, она была на подносе, в супнице, второе тоже закрыто под крышкой, это было невероятное что-то!
Меня потрясло у них всё: их обитатели, их жизнерадостность, их терпимость, широта их взглядов, сила их духа, их деликатность и, наконец, глубина их веры, без рисовки, без фальши, без стремления что-то доказать, чем-то завлечь. Никакой «пропаганды», никакой «агитации». И когда я выстроила всё, что со мной происходило, мне показалось, что меня вела чья-то рука. Сёстры вытаскивали меня два месяца, желчный перитонит, было очень плохое состояние после госпиталя.
Настоятельница приходила ко мне, мы беседовали, абсолютно не было никакой агитации, какую можно бы себе представить. Ну и когда я уже поправилась, стала выходить на улицу, стала собираться домой, я почувствовала, что мне нужно принять католичество – видимо, это моя религия. Я всё равно уже была готова принять христианство. Меня в этот монастырь Господь поместил. Отца Александра Меня уже не было, Господь не дал мне уехать и оставил в монастыре.
Я сказала сестре Елене о своём желании принять католичество. «О! — сказала она. – Мы должны спросить разрешение у епископа, Вы же из православной страны». Через пару дней епископ поспрашивал обо мне и дал разрешение провести обряд крещения. Он даже был готов приехать и крестить меня сам. Меня крестили в часовне, это было очень красиво! По национальности я еврейка, отец моего отца был раввином и очень дружил со священником, потому что они жили на Украине, и в те времена часто у мальчишек были «разборки» между русскими и евреями. Как-то раз под предводительством сына его младшего брата еврейские мальчишки побили стёкла в храме перед Пасхой! Можете себе представить: священник пришёл к моему деду-раввину и сказал: «Погрома не избежать, если вы не исправите ситуацию». И мой дядя Лев за одну ночь собрал всех стекольщиков, что были в городе, и застеклили храм, всё привели в порядок. Таким образом город избежал погромов. Я же блондинка с голубыми глазами. Отец мне рассказывал, что его род был из самаритян – очень древний род.
Всё это сёстры рассказали епископу в Лодзи и он, зная всё, совершил таинства крещения и миропомазания. И был большой праздник, и была совместная трапеза… Меня ещё потрясло то, что во время молитвы сестра Елена произнесла: «Боже, дай возможность евреям молиться в Своём храме». C какой радостью я произнесла со всеми вместе: «Услышь нас Господи!» Это было незабываемо! Так я и стала католичкой.
В 1991 году было открыто представительство Ватикана в России – нунциатура. И в неё приехали сёстры из того монастыря, в котором я крестилась, и они меня сразу здесь разыскали. Вот они: сестра Мария и сестра Ядвига. С ними мы очень дружили. Ещё была замечательная сестра Мария Швейцер, она меня очень опекала, обучала, я же воспитана в атеизме, ничего не знала вообще.
Это был незабываемый, необыкновенный период и в моей жизни, и в жизни страны, и в жизни католиков в Москве.
В восстановлении храма на Малой Грузинской я участия не принимала, я только училась там молиться, исповедоваться. До отца Иосифа был другой священник (отец Тадеуш Пикус), который любил отца Александра Меня и он о нём книжку написал, уже когда был в Варшаве.
В первое паломничество в 1992 году после убийства отца Меня пригласил меня православный священник отец Александр Борисов, духовный сын отца Меня, настоятель церкви Космы и Дамиана, который знал, что я крещена в католичестве. То паломничество было во Францию, в город Лизье, где покоятся мощи святой Терезы Младенца Иисуса. В огромной базилике собралось около пяти тысяч паломников со всего мира. Мы были вместе с сёстрами из Общины «Беатитьюд» («Блаженств»), которая была учреждена по благословению Папы Иоанна Павла II. В этой общине особо подчёркивалось, что иудеи — «старшие братья» христиан. В конце каждой службы все вставали, брались за руки, и эта огромная лента людей, ведомая монахом, двигалась, танцуя под музыку «Фрейлехс», по периметру всей базилики к статуе Богоматери, кружа вокруг неё и далее… Музыку создавал своеобразный «оркестрик», куда входили скрипка, пианино, африканский там-там и др. Захватывающее впечатление.
Недалеко протекала маленькая речушка. Водитель нашего автобуса попросил отца Александра, и тот совершил над ним обряд крещения в этой речушке, на котором присутствовали и мы. И вдруг мы увидели, что к нам идут пасшиеся неподалёку животные: лошадь, две коровы и овцы. Остановились поблизости, посмотрели до конца обряда и ушли.
А прах Терезы Малой действительно нетленный, мы это видели.
Второе паломничество – по монастырям Европы – состоялось после открытия Детского приюта в Филях. Руководила группой паломников сестра Мария Стецка. Мы проехали Польшу, были в Ченстохове, поклонились Матери Божьей Ченстоховской. Проехали Венгрию. Во Франции посетили Собор Парижской Богоматери и поклонились Младенцу Иисусу в Марселе.
Во время третьего паломничества мы посетили Лурд во Франции, искупались в святом источнике, поклонились Святой Бернадетте, помолились Богоматери. Посетили Ассизи в Италии, поклонились святому Франциску. Я тогда впервые узнала его историю и его веру.
Сам город – это какое-то чудо. Древние узкие улочки с такими же древними домами. Странно было видеть современные автомобили, взбирающиеся по этим улочкам. Потом нам рассказали, что внутри этих домов – обустроенные, совершенно современные квартиры со всеми современными удобствами.
Побывали в Венеции, в Монте-Кассино, в монастыре бенедиктинцев, помолились во время их службы, постарались понять, что такое обет молчания, когда слышишь Бога и себя. Почтили память солдат польской бригады, которая сумела отбить у немцев эту высоту – она мешала высадить войска союзников и отрезать немцев в Южной Италии от остальных войск. Там погребено 1700 поляков. Могилы расположены вокруг гигантского лежащего креста.
Побывали ещё в одном францисканском монастыре, где после службы нам устроили ужин, и на нём попросили моего неверующего и некрёщеного мужа рассказать о России, о тех переменах, которые происходили в ней в то время. Фотография этой встречи сохранилась.
И, наконец, Рим. Поселили нас в небольшом лагере, в предместье, что-то вроде туристической стоянки. Отдельные домики-купе с двумя двухэтажными кроватями, двумя шкафчиками и тумбочкой-столиком. Такая улочка двусторонняя, посредине которой стоит круглый стол и гуляет огромный и очень гордый страус. Паломники его, конечно, угощают. Из рук он не берёт. Нужно положить угощение на стол, и тогда он снисходительно берёт угощение и гордо уходит. Санузел – отдельное общее помещение с кабинками и такая же душевая.
Сначала нам показали Рим с его архитектурой, и вот мы в Государстве Ватикан. Служба в соборе Святого Петра. Затем состоялась встреча с Папой Иоанном-Павлом II. Могу гордиться тем, что с нами он разговаривал как с физиками. Он удивился, что мы физики, и он с нами разговаривал целых 40 секунд, когда все остальные обошлись тремя-пятью. Он произвёл на нас огромное впечатление! И оно никуда не делось, и до сих пор оно в нас. Ощущение того, что Папа – человек какой-то совершенно неземной. Мы до сих пор, когда думаем об этой встрече, тогда вспоминаем этот момент, ощущаем в себе то волнение, то потрясение, которое почувствовали при прикосновении к его руке. Его голос, слова простого участия помогли, как нам кажется, стать сильнее в этой жизни. Я думаю, если бы он сейчас был жив, то у России с Польшей были бы совсем другие отношения.
В Риме мы увидели ещё одно чудо – огромный подземный храм, по стенам которого установлены окна с цветными витражными картинами, повествующими о Крестном Ходе Христа. Картины подсвечены, в храме царит полумрак и тишина.
В бенедиктинском монастыре нашей группе подарили большой поднос с маленькими горшочками, в которых были новорожденные кактусики. Их разделили между всеми паломниками. И нам тоже достались три кактусика. Они у нас выросли и размножились, и некоторые даже цветут.
— А с кем из католических священников в России вы общались чаще других?
— С отцом Иосифом Заневским. Он обратился ко мне с просьбой помочь ему с открытием Дома для детей из неблагополучных семей и беспризорных. Рассказал, что это служение ордена салезианцев, к которому он принадлежит.
В это время с наукой в России было уже очень скверно, надо было как-то выживать. Мне уже было около шестидесяти, и я ушла на пенсию. Я 40 лет работала в Институте стали и сплавов на электронном микроскопе (это прибор высотой 2,5 метра, для него нужна комната площадью не меньше 20 квадратных метров). А потом началась перестройка, и на науку стало наплевать, и лаборатория наша еле-еле держалась. Я стала работать на единственном в России электронном миллионвольтном-микроскопе который стоял на Ленинском проспекте в институте имени Байкова. Для него было построено специальное здание, высотой с четырёхэтажный дом, но этажей там не было – внутри стоял этот микроскоп. А потом микроскоп разобрали, здание поделили на четыре этажа и сдали в аренду. Прямо как в храме на Малой Грузинской. Что храм науки, что храм веры – одинаковая судьба. В 1998 году был дефолт, и была создана наша семейная фирма по вопросам недвижимости. Благодаря работе этой фирмы Католическая Церковь смогла приобрести необходимые ей здания.
Перед этим наша лаборатория с электронным микроскопом находилась некоторое время на заводе на Кутузовском проспекте. У них был детский сад на Малой Филёвской улице. К тому времени этот садик уже не функционировал и находился в полуразрушенном состоянии. А земли за ним числилось тридцать соток. Отцу Иосифу место понравилось. У меня были хорошие отношения с дирекцией завода, которая и продала участок о. Иосифу. Мой знакомый из Московского архитектурного института, к которому я обратилась за помощью, познакомил меня с доцентом кафедры инженерных конструкций. Этот человек привлёк ещё людей, и была создана проектно-строительная бригада. Я входила в эту бригаду, осуществляла контроль и контакт с о. Иосифом. При этом я мало что понимала в этом сложном деле, но была полна решимости довести его до конца. Доцент меня образовывал, читая мне лекции по строительному делу. В бригаду входил человек, который занимался всей документацией. Деньги на строительство шли из Германии, от немецких католиков.
Много было всяких неурядиц и сложностей, но дом построен и принимает детей уже много лет.
Потом ко мне обратились сёстры из того же ордена, они тоже захотели организовать приют – и это тоже получилось. Этот приют находится недалеко от метро Преображенская. Там нужно было не строить, а только отремонтировать помещение. Потом о. Иосиф попросил меня найти помещение для Католического колледжа. Здание нашлось недалеко от метро Бауманская. Оно требовало основательного ремонта, и это было сделано той же бригадой. Ещё я нашла здание для францисканцев, ремонт начала та же бригада, дальше францисканцы закончили его сами.
Потом о. Иосиф сказал, что нужно построить Курию, и хорошо бы это сделать позади храма Непорочного Зачатия, на его же территории. С этим проектом было много сложностей. Нужно было получить разрешение на строительство большого здания, порядка 4500 кв. метров, а там проходит ветка метро неглубокого залегания. В Архитектурном институте был сделан проект и окончательно утверждён.
Потом строительство – это песня! Несущая колонная стоит криво. Раствор купили не той марки. Денег потребовали больше, чем оно того стоило… И так далее, и тому подобное. Но в результате Курия стоит и действует. Благодарение Богу! Конечно, больше всего греет душу сознание своей причастности к существованию детского дома и приюта.
С о. Иосифом меня связывает довольно большой и непростой период жизни. Я понимала, как ему было нелегко в нашей стране. Он проявил себя не только как преданный служитель Церкви, но и как незаурядный политик. Я вспоминаю, мне рассказывала настоятельница монастыря в Лодзи, сестра Елена, что во времена, когда у них были пустые продовольственные магазины в 1980 году, фермеры поддерживали монастыри – привозили им продукты, а они делились ими с Православной Церковью. Подобного отношения к Католической Церкви я в России не наблюдала. Иногда, когда особенно накатывала тоска, после разговора с о. Иосифом становилось спокойнее.
Два человека сыграли большую роль в моей жизни: православный священник Александр Мень и католический священник Иосиф Заневский. Я всегда вспоминаю о них с большой благодарностью и теплотой.
Бытует мнение, что Бог нужен только слабым людям. Я не уверена в этом. Я знаю очень сильных людей, глубоко верующих, да и себя я не считаю слабым человеком. И в том, что во мне в моём возрасте открылась эта дверь в веру и надежду, я не вижу проявления слабости.
Беседовала Ольга Хруль
Фото обложки: Ольга Хруль