Автор: В последние выходные перед Рождеством предлагаем провести ревизию в наших сердцах. Для этого Анастасия Бозио приглашает пересмотреть историческую музыкальную драму «Отверженные», основанную на одноименном романе Виктора Гюго.
«Отверженные» – далеко не самая рождественская бродвейская постановка, но для меня совершенно точно самая христианская. Она предлагает нам взгляд на встречу человека с Тайной – встречу, способную перевернуть всю нашу жизнь, если мы только скажем «да» Тому, Кто всегда первый проявляет инициативу. Давайте же в эти последние дни Адвента посмотрим на то, как это происходит в нашей жизни и в великой истории, созданной Виктором Гюго.
Сразу оговорюсь, что в этом размышлении я не буду обращаться к роману, равно как и к оригинальной бродвейской постановке. Я предлагаю вам пересмотреть полнометражный музыкальный фильм, снятый Томом Хупером по сценарию Уильяма Николсона, Алена Бублиля, Клода-Мишеля Шёнберга и Герберта Крецмера в 2012 году, и получивший три премии «Оскар» и три «Золотых глобуса» (а уж номинаций и не счесть). Лучше всего найти для просмотра версию с субтитрами на родном для вас языке, чтобы точно не потерять ни одного оттенка смысла. Обещаю, вы получите колоссальное удовольствие не только от содержания, но и от эпичной музыки, и потрясающих костюмов. Но перейдем к сути.
Наше рабство и сила милосердной любви
В первой же сцене мы знакомимся с главными антагонистами этой истории – каторжником Жаном Вальжаном и его надзирателем Жавером. Мы видим мужчину, который 19 лет пробыл в заключении из-за того, что украл хлеб для ребенка своей сестры, умиравшего от голода. Это человек недюжинной физической силы, исполненный ненависти к государству, которое превратило его в раба, уничтожило его достоинство, его прошлое и будущее, ведь отпущенный на свободу в конце этой первой сцены он будет всюду нести с собой клеймо бывшего каторжника. Он больше не человек, а заключенный номер 24601, о чём не перестает напоминать ему Жавер.
Оказавшись на свободе, главный герой скитается, не находя ни работы, ни крова, ни даже доброго взгляда, пока внезапно не находит приют у епископа Мариэля, который первый за всё это время смотрит на Вальжана как на человека. Но сердце бывшего каторжника так очерствело, что он уже неспособен заметить и оценить исключительность этого взгляда – поужинав, Вальжан той же ночью убегает от епископа, украв у него мешок серебряной утвари. Когда его ловят и возвращают обратно, происходит нечто невообразимое: Мариэль не только утверждает, что сам подарил ему серебро, но и упрекает его за то, что тот забыл самые ценные подарки – два серебряных канделябра (их мы вновь увидим ближе к концу истории; всю жизнь они буду напоминать Вальжану о встрече с Тайной, превратившей его из каторжника в «короля»).
Обратите внимание, что епископ не просто дарует Вальжану то, что тот взял обманом, но даёт ему в разы больше (как говорит нам Послание к Римлянам, «когда умножился грех, стала преизобиловать благодать», Рим. 5:20). Серебро из знака вины Вальжана превращается в символ бескорыстной и милосердной любви, а изобилие дара – в выкуп за его душу. Канделябры, которые дарит ему епископ, стоят больше всего, что он украл, вместе взятого. Таким образом Мариэль даёт ему не просто прощение, но истинную свободу, возможную только для того, кто встретил бескорыстную любовь. После этого былые обиды и гнев за украденные десятилетия жизни больше не имеют власти над Вальжаном. Его новой мерой становится милосердная любовь.
Остановимся на этом моменте, чтобы посмотреть на собственную жизнь. В плену каких обид находится наше сердце? Какая несправедливость воспламеняет в нас гнев и жажду мщения? А может быть, наша собственная вина заставляет нас закрыться, бежать и защищаться, не ожидая больше ничего доброго от жизни? Адвент – лучшее время, чтобы посмотреть в истине на все раны нашего сердца, назвать их по имени и оплакать, признавая, как сильно эта реальность расходится с тем, чего мы на самом деле желаем. Но не для того, чтобы впасть в отчаяние, а чтобы заметить, что существует нечто большее – ответ на крик нашего сердца существует.
Боговоплощение. Тайна из Тайн. Глядя на страдания людей, Господь не решает наши проблемы. Он идёт немыслимо дальше – Сам становится человеком, чтобы разделить с нами всё. И познаёт несправедливость с первых же мгновений земной жизни, родившись почти на улице, у пары беженцев, преследуемых паранойей кровожадного тирана. Господь входит в глубину несправедливости, озаряя её смыслом. Ответ на нашу жажду существует. Но он совсем не такой, как мы ожидали.
Идол справедливости и мера Бога
Противостояние Вальжана и Жавера проходит красной нитью через весь фильм. И это не просто погоня инспектора за бывшим каторжником, который загадочным образом исчез, перестав выполнять требования закона в отношении досрочно освобожденных. Нет, их противостояние превращается в столкновение двух принципиально разных подходов к жизни.
Семя искупления, посеянное Мариэлем в сердце Вальжана, прорастает в жизнь, полную щедрости — щедрости, которая заставляет его на протяжении всей дальнейшей истории действовать согласно логике, отличной от логики мира. Вальжан, хоть и стал благородным и состоятельным человеком, не освобожден от трудностей жизни – его свобода постоянно оказывается на перепутье. Например, когда он узнает, что некоего человека приняли за него и собираются судить, он добровольно предстает перед судьями и свободно возвращает себе имя и номер, которые изначально гневно отверг: «Я Жан Вальжан. Я 24601!»
А когда он бросается спасти придавленного тяжелой телегой Фошлевана, он прекрасно осознает, что демонстрацией своей невиданной силы выдаст себя перед Жавером, своим неугомонным преследователем, но всё же делает это, поскольку нет ничего дороже человеческой жизни. Неслучайно в этой сцене мы слышим ту же самую музыку, что в самом начале фильма, когда Вальжан поднимает корабельную балку на каторге. Сила его гнева превратилась в еще большую силу бескорыстной любви.
Позиция Жавера иная. Он не плохой человек. Он честно исполняет свою работу. Но в плену своих схем (по сути – формализма и морализма, за которые часто справедливо критикуют и Церковь) он не видит перед собой человека. Идеал его жизни – справедливость, которой он служит ревностно, как Богу. Апофеоза его конфликт с Вальжаном достигает в момент, когда он оказывается полностью во власти своего соперника, но тот, вместо того, чтобы раз и навсегда покончить с Жавером и освободиться от преследований, отпускает его. Встретив в Вальжане ту же милосердную любовь, что и Вальжан в Мариэле, Жавер оказывается не в состоянии её принять. Его протест против такой меры настолько радикален, что он убивает себя, и песня, которую он поёт перед этим, – одно из самых ярких и точных выражений того, что мы переживаем, когда наша мера встречается с мерой Бога.
Кто этот человек? / Что это за дьявол? / Он поймал меня в ловушку / И отпустил меня на свободу. / Это был его шанс / Поставить точку в моей судьбе. / Уничтожить прошлое / Стереть меня с лица земли. / Нужно было лишь движение ножом, / Он мог отомстить, но он вернул мне жизнь. / Я буду проклят, если я буду обязан жизнью вору. / Я буду проклят, если уступлю и закончу охоту. / Я – Закон, а над Законом не смеются. / Я брошу его жалость ему в лицо. / Мы никогда не будем действовать вместе. / Будет либо Вальжан, либо Жавер!
<…>
И можно ли сомневаться мне, / Если я не сомневался все эти годы? / У меня каменное сердце и все же оно дрожит. / Мир, что я знал, потерян во тьме. / Он из рая или из ада? / И понимает ли он, / Что подарив мне сегодня жизнь, / Он этим самым меня убил? / Я у цели, но я не достиг её. / А звезды темны и холодны. / Я смотрю в пустоту мира, / Который не может согреть. / Я уйду от этого мира, / От мира Жана Вальжана.
Остановимся на этом моменте и подумаем, как часто мы проходим через кризис, подобный этим мукам Жавера. Когда наша мера (наши желания, ожидания, представления о справедливости или о том, как должно) встречается с мерой Бога, которая есть милосердие. Его солнце сияет над добрыми и злыми, восходит каждый день над грешниками так же, как над праведниками, восходит над убийцей, жертва которого больше не увидит рассвета. Наши обидчики получают отпущение грехов – Господь стирает их, словно их никогда и не было, – пока мы продолжаем страдать от боли, которую нам причинили. Прощение, милосердие – это самый великий скандал в мире. Но такова мера Бога. Способны ли мы принять Его скандальную щедрость? Кто мы в эти предрождественские дни? Вальжан или Жавер? Позволим Господу разрушить нашу меру и отдаться безграничности Его благодати.
Когда наступит завтра
Размышление над этим фильмом можно было бы продолжать на десятки страниц. Линия Фантины – самая душераздирающая в этой истории – также даст вам немало пищи для рефлексии, я уверена. Поэтому предлагаю перейти к просмотру. А напоследок обращу ваше внимание лишь на один факт.
Финальная песня мюзикла полностью повторяет музыкальную тему начала Июньского восстания, когда угнетенный народ Франции впервые призывает подняться на баррикады:
Ты пойдешь в наш крестовый поход? / Кто будет сильным и встанет рядом со мной? / Будет ли за баррикадами / Тот мир, который мы желаем видеть? / Тогда участвуй в битве, / Которая даст тебе право быть свободным!
Вы слышите, как поют люди? / Они поют песню рассерженных. / Это музыка людей, / Которые никогда больше не будут рабами. / Когда биение твоего сердца / Совпадает с ударами барабана, / Тогда жизнь только начнется, / Когда наступит завтра.
В финале Вальжан умирает, в покое и любви. Его встречают Фантина и Эпонина и принимают в свой хор «отверженных», погибших от чудовищной несправедливости мира. Те же, кто призывал бороться за свободу на баррикадах, теперь поют:
Вы слышите, как поют люди, / Потерянные в долине темноты? / Это музыка людей, / Которые стремятся к свету. / Для отверженных земли / Это пламя, что никогда не погаснет. / Даже самая тёмная ночь закончится, / И взойдёт солнце. / Они будут жить на свободе / В садах, где правит Бог. / Они будут ходить за плугом, / Они сложат свои сабли. / Цепи порвутся / И каждый получит свою награду.
Вы пойдете в наш крестовый поход? / Кто будет сильным и встанет рядом со мной? / Будет ли за баррикадами / Тот мир, который мы желаем видеть? / Вы слышите, как поют люди? / Скажите, вы слышите бой барабанов? / Они принесут с собой Будущее, / Когда наступит завтра! / Наступит Завтра!
Они провозглашают, что существует это «завтра», когда не будет больше слез и несправедливости. Но все они мертвы. Желанная свобода наступает по ту сторону, «в садах, где правит Бог».
Самый прекрасный знак этого обетования – беззащитный Богомладенец в яслях. Он Сам пришёл за нами, чтобы взять нас с Собой в царство свободы. Свободы от греха, свободы от зла, свободы от наших мер, свободы от несправедливости мира. Мы знаем, что такое «место» существует, потому что мы видели лицо Бога в Человеке, Иисусе Христе. Он Бог-с-нами, Эммануил. Ждем ли мы Его? Ждем ли мы от Него всего в это Рождество?
Анастасия Бозио
При написании этой статьи я вдохновлялась размышлениями Паоло и Давиде Проспери, а также замечаниями моих друзей, Франческо и Саши, которые показали мне этот фильм.
Фото: www.film.ru