Автор: Очередная публикация проекта Ольги Хруль «Церковь с человеческим лицом» посвящена супругам Наталье Мирской и Евгению Топтунову, которые пришли в Церковь уже в зрелом возрасте, а впервые встретили Католическую Церковь в мусульманской стране. О своём пути к храму и о многих священниках и мирянах, сыгравших важную роль в их жизни, они рассказали Ольге Хруль.
Ольга: До сих пор у нас были интервью с нашими старейшими прихожанами, у которых католичество «в крови»: в большинстве своем они были воспитаны в католических семьях, приехали из Белоруссии или из Польши. А вы — совсем другое дело: москвичи, пришедшие в Церковь в зрелом возрасте. И потом, вы такая замечательная пара! Расскажите, пожалуйста, как вы познакомились?
Евгений: Мы познакомились на филфаке, филологическом факультете Московского университета, на первом же курсе, и пять лет были хорошими друзьями…
Наталья: Женя был замечательным другом, к нему все шли со своими горестями, он всегда выслушивал очень внимательно и помогал, если мог.
Евгений: Да, все годы в университете мы дружили, и только в день получения дипломов, в 1969 году, когда мы отправились вчетвером — Наташа с подругой и я с другом — отпраздновать это событие, «все завертелось». Вскоре мы сыграли две свадьбы.
Наталья: Тогда еще было распределение после института, и Жене выдали направление в Пермскую область, учителем в сельскую школу. Его мама и я были в ужасе. И вдруг приходит запрос из московского Института стали и сплавов, МИСиСа: срочно нужен преподаватель на кафедру русского языка! Там он и проработал всю жизнь.
Евгений: Эта специальность — русский язык как иностранный — предполагала зарубежные поездки, и мы провели два года в Гвинее и четыре — в Алжире.
Ольга: Это очень интересно! Расскажите про эти страны! Вы там впервые увидели что-то католическое?
Наталья: Да, как ни странно, хотя обе страны мусульманские. В Гвинее были ужасные бытовые условия. Когда мы спрашивали у тех, кто уже там был, что с собой брать, нам отвечали: «Собирайтесь как на необитаемый остров. Берите все, кроме теплых вещей». И действительно — там не было магазинов, купить ничего невозможно, кроме фруктов. Сломалась зубная щетка — чистишь пальцем, разбился стакан — пьешь из банки. Продукты советским специалистам привозили на пароходе, все консервированное, видимо, из НЗ — неприкосновенного запаса, который время от времени обновляли. Тогда мы впервые попробовали какие-то вещи, которые сейчас кажутся обычными — язык в желе, например, или черешневый компот. Это был 1974 год, и тогда в столице Гвинеи, городе Конакри, появился первый светофор. Асфальта не было нигде. В общем, мы чувствовали себя на краю мира, вдали от цивилизации.
Евгений: Да, и к тому же мусульманская страна, и каждое утро нас будил крик муэдзина. И вдруг однажды — это было Рождество, Сочельник, 24 декабря 1975 года, — мы услышали колокольный перезвон! И мы пошли на этот прекрасный звук, и увидели церковь, а вокруг нее — крестный ход. Маленькие дети, негритята, в белых одеждах были похожи на ангелов.
Наталья: У них были удивительные лица — такие воодушевленные, возвышенные. Дети притворяться не умеют, раз они так идут, так чувствуют, — значит, что-то в этом есть… Такая была мысль тогда. И ощущение чего-то родного. Вот мы далеко от мира, от цивилизации, а Господь — здесь, и от этого чувство, что мы дома.
Евгений: А в 1981 году мы поехали в Алжир. Хотя это тоже мусульманская страна, но она долгое время была французской колонией, и в ней еще осталось много французского. Про город Оран говорили, что это второй Марсель. В самой столице, городе Алжире, колониальная архитектура, множество красивых памятников, собор. А мы жили в шестидесяти километрах от столицы, в маленьком городке Бумердесе, который можно назвать академгородком — одни советские специалисты, и, конечно, совсем другие условия, нежели в Гвинее.
Наталья: Мы много путешествовали, ездили на экскурсии — по римским развалинам, в Сахару. И вот однажды поехали в столицу, город Алжир, и там, на высоком берегу, над морем, над городом возвышался огромный католический собор — Нотр Дам д`Африк, Африканской Богоматери. Кажется, его еще называли Stella Maris, Звезда над морем, и моряки считали Деву Марию своей покровительницей. И вот в этом соборе шла по кругу надпись по-французски, которую я стала по складам разбирать, а потом попросила Женю помочь. Оказалось, что там написано: «Если ты будешь благодарить Бога за то, что Он тебе дает, у тебя не останется времени быть несчастным». Меня поразили эти слова — ведь действительно, так и есть! Это было в 1984 году, и все эти годы они много раз поддерживали меня — и не только меня, я часто пересказывала их другим людям.
Ольга: И после этого вы стали искать в Москве католический храм?
Наталья: Нет, мы не знали, что в Москве есть католический храм, и нам даже в голову не приходило его искать!
Евгений: И Наташа, и я со времен отрочества, ранней юности, были не воцерковленными, но в глубине души верующими людьми. Случалось, заходили в храм — в православную церковь, конечно, — помолиться тихонько о чем-то важном, может быть, поставить свечку… Очень любили небольшую церковь Преображения Господня в Переделкино, но в те годы даже предположить не могли, что в Москве есть католический храм. Хотя католицизм привлекал всегда — особенно если обратиться к истории и литературе и вспомнить, что католиками были князья Гагарины, декабрист Лунин, писатель Венедикт Ерофеев…
Наталья: А я еще в юности прочитала роман Томаса Манна «Иосиф и его братья» и очень любила его пересказывать, например, соседкам по палате, когда лежала в больницах, и что удивительно — все с интересом слушали! Может быть, это можно назвать своего рода катехизацией? Говорят, что машинистка Томаса Манна, закончив перепечатывать этот роман, сказала писателю: «Ну наконец-то мы знаем, как все на самом деле было!»
В Алжире у нас была очень насыщенная творческая жизнь — мы устраивали поэтические вечера, проводили обзоры литературных журналов, создали даже свою литературную студию… А когда вернулись в Москву, почувствовалась какая-то пустота. Женя вернулся к своей работе в институте, я работала в школе, но это было не то. К счастью, Господь всегда дает то, что необходимо: вскоре мы познакомились с поэтом Давидом Самойловым, которого очень любили и уважали еще с юности, и даже дочку назвали благодаря его стихам — «Пестель, поэт и Анна» и «Названья зим», — а тут познакомились лично, и я стала его литературным секретарем. Это было счастье, это была необыкновенно интересная работа, а самое главное – общение. К великому горю, Давид Самойлович умер в 1990 году, и мне казалось, что жизнь потеряла смысл, что ничего хорошего больше не может быть. Но Господь показал, что это не так, — и в 1991 году мы пришли в Церковь.
Ольга: Как это произошло?
Наталья: Благодаря дочке — она собралась в паломничество в Ченстохову, и мы тоже решили участвовать. Там была группа для людей среднего возраста, не молодежи, которые могли не идти пешком из Варшавы или Кракова, а сразу на поезде приехать в Ченстохову и там принять участие во встрече с Папой. Жить надо было в чистом поле, в палатке…
Евгений: А надо сказать, что мы никогда не были туристами, не ходили в походы, а всегда предпочитали комфортный отдых. И вот я беру в прокате палатку, совершенно не представляя, как ее надо ставить, и мы едем. Приезжаем на место поздно ночью, и тут начинается гроза. Представьте себе — в темноте, под проливным дождем, впервые в жизни я ставлю палатку, Наташа подает мне колышки. Ну, вроде поставили, залезли внутрь, заснули. Утром просыпаемся, выглядываем — светит солнышко, а вокруг стоят наши попутчики и восхищаются: «Женя, ну вы мастер! Как вам удалось?» Оказалось, у всех палатки просели, намокли, а наша стоит идеально! Крепко, ровно, натянуто! Это было чудо от Господа, сам я никогда бы так не поставил.
Наталья: И вот мы пошли встречать входящие в Ченстохову группы паломников. Это зрелище нас потрясло так же сильно, как крестный ход в Гвинее. Идут священники с гитарами, сестры — смеющиеся, поющие… Мы не знали, что такое бывает! Представления о Церкви были совсем другие.
И особенно удивительно было наблюдать за молодежью. По всему городу были развешены экраны, на которые транслировалось выступление Папы. Я смотрела не столько на него, сколько на молодых людей, почти детей, которые его слушают. Понимаете, мы ведь выросли в атмосфере вранья со стороны властей, мы привыкли, что если кто-то выступает с речью — это пустое, в одно ухо влетает, в другое вылетает. А тут эти дети стоят и слушают, и не просто слушают — внимают, и лица у них такие просветленные…
Вечером была Месса на Ясной Гуре, и опять кругом эти прекрасные лица. Мы ничего не понимали в ходе Мессы, но стояли вместе со всеми, улыбались, пожимали руки, пели «Авва, Отче»… В общем, почва была подготовлена, и зерно в нее упало.
Евгений: Важно сказать, что в Москву мы вернулись поздно вечером 18 августа, легли спать. Утром нас разбудила звонком подруга из Таллина: «У вас переворот?» Это было 19 августа 1991 года. Мы сразу пошли на Манежную площадь. Второй раз в жизни я видел такое — когда народ сам выходит на улицы и идет, безо всякой организации. Первый раз это было 12 апреля 1961 года — не спустя несколько дней, когда была официальная встреча Гагарина в Москве и у него на ковровой дорожке шнурок развязался, — а именно в тот день, когда он полетел, когда об этом стало известно. Я учился в 7 или 8 классе, к нам вожатая вбежала в класс и закричала: «Человек в космосе!» Мы с друзьями высыпали на улицу — ну что, надо идти. Куда идти? Конечно, на Красную площадь! Мы спустились по Волхонке на набережную, и видно было, как со всех сторон к центру стекаются люди. Моя мама говорила, что так же было 9 мая 1945 года. И вот третий раз — 19 августа 1991 года. Люди пришли на Манежную площадь, где до этого на рубеже 1980-90-х годов часто собирались на митинги, где добились отмены 6-й статьи Конституции, и теперь тоже собрались здесь и пошли по Тверской, и через два дня одержали победу.
19 августа — праздник Преображения Господня в Православной Церкви, и это действительно было преображение всей страны, и нашей жизни тоже. Может быть, Папа Иоанн Павел II предчувствовал такой поворот событий и именно поэтому в 1991 году пригласил такое множество людей из Восточной Европы приехать в Ченстохову бесплатно, без виз и паспортов. Для многих, как и для нас, это обновление, преображение жизни совпало с преображением всей страны.
Ольга: Сколько вам тогда было лет?
Евгений: 45 лет, зрелый возраст.
Ольга: И с этих пор вы стали ходить в церковь?
Наталья: Да, с тех пор мы каждое воскресенье у святого Людовика. Отец Виктор Воронович обвенчал нас незадолго до нашей серебряной свадьбы. Очень важную роль сыграли отцы-вербисты. Отец Мариан Камински был прекрасный проповедник и исповедник. Один раз я ему исповедовалась целый час вечером, после Мессы, в полутемном храме. У меня был важный вопрос, мне нужна была скорее духовная беседа, нежели исповедь, и он терпеливо со мной разговаривал. А когда случилось горе — погиб племянник, сын моей сестры, — я пришла к отцу Яну Бочану, и он тоже долго говорил со мной на лавочке у храма, я потом принесла все его слова сестре, и может быть, благодаря этому она тогда выжила.
Тогда же возникла молодежная община Двух Сердец, в которую входила наша дочь, они часто собирались у нас дома. Мы смотрели и немного завидовали — молодежь нашла себе место в Церкви, а нам куда приложить силы? Больше всего нас привлекала Домашняя Церковь, некоторое время мы ходили на их встречи, нашли там хороших друзей, с которыми общаемся до сих пор. А в 1995 году в Москве появилось семейное Братство Кана — ветвь французской харизматической общины Chemin Neuf, «Новый путь», — и мы на многие годы стали активными его участниками.
Ольга: Вы участвовали еще в каких-нибудь поездках, встречах после Ченстоховы?
Наталья: Да, конечно! Мы в те годы много ездили, причем всегда на автобусах, а не на самолетах, так это больше похоже на настоящее паломничество. Мы были на новогодних встречах Тэзе в Вене, Мюнхене и Париже, ездили и в саму общину Тэзе, участвовали в международной встрече семей с Иоанном Павлом II в Риме.
Ольга: Почему вы считаете, что на автобусе лучше, чем на самолете?
Наталья: Конечно, с точки зрения комфорта это довольно трудно, я сама удивляюсь, как мы все-таки уже не в молодом возрасте выдерживали четверо суток в автобусе, это какое-то чудо. Однако это очень важно по многим причинам. Во-первых, в автобусе происходит знакомство, сближение всех участников. Вечно случаются какие-то приключения. И чтобы эти приключения хорошо закончились, нужна постоянная молитва, это второй важный момент. У нас всегда читали Розарий в автобусе — и общий, вслух, и во время пути просто передавали четки по рядам, и каждый по очереди читал про себя. Иногда читали утренние и вечерние молитвы по бревиарию. Однажды автобус сломался посреди польского леса, водители велели из него выйти, чтобы снять вес, иначе он совсем развалился бы, — а был, между прочим, конец декабря, — и отец Анджей Белят, который тогда был с нами, нашел подходящий пенек и стал служить Мессу прямо в лесу — это было замечательно! Водители в это время отправились в ближайшую деревню искать кузнеца, который выковал бы им какую-то необходимую шпульку, а кузнец третий день отмечал Рождество… в общем, приключений хватало.
И третий важный момент путешествия в автобусе — это ощущение движения, соотношение времени и пространства, которого нет в самолете.
Ольга: То есть это не католический туризм?
Наталья: Мы с Женей об этом думали. И вспомнили историю Закхея, который забрался на дерево, чтобы посмотреть на Иисуса. Эти поездки — такое же дерево. Если благодаря им хотя бы несколько человек встретят Иисуса, оно того стоит.
Ольга: Расскажите о вашей деятельности в приходе.
Наталья: Мы входили в Приходской совет, который создал еще отец Антоний Гей, а особенное развитие он получил при отце Богдане Северынеке — встречи проходили ежемесячно, было много событий и еще больше планов. К сожалению, не все удалось реализовать.
В Приходском совете работали — точнее, со всей душой служили другим — замечательные люди. Юрий Гнедков, к сожалению, ныне покойный, отвечал за документацию — именно он впервые подготовил по просьбе отца Богдана все документы для возвращения храма свв. Петра и Павла, но тогда не успели дать делу ход. Галина Кобякова представляла Каритас, хотя это звучит слишком официально: на самом деле она лично знала всех стариков, всех нуждающихся, знала историю каждого и каждому стремилась помочь. А юная Христина Восканова отвечала за молодежное движение в приходе.
Мы же занимались семейным движением. Мне кажется, что семья — это основа прихода, хотя, возможно, я смотрю со своей колокольни. У нас был Семейный клуб, вместе выезжали в «Родничок», где было хорошо всем — и самым маленьким, и постарше, и родителям. Устраивали День Отца, на котором многие впервые за долгие годы начинали вспоминать историю своей семьи, своих родителей. Тогда же возникла идея обновления супружеских обетов — она сохранилась и по сей день, но без былой торжественности. А раньше участники Семейного клуба и те, кто обновлял обеты, сами готовили всю Мессу. Писали и читали молитву верных, разбирали чтения, подготавливали процессию с дарами — пекли хлеб для нее, кольца несли к алтарю как дар…
Евгений: Особенно хотелось бы отметить, что отец Богдан не только занимался приходскими делами, но и считал для себя важным изучить историю и культуру страны, в которую приехал служить. Как-то раз он попросил нас об отдельной встрече, долго расспрашивал, потом я водил его в Третьяковку, показывал «Явление Христа народу». Его очень интересовал вопрос, почему Льва Толстого отлучили от Церкви, он тоже расспрашивал нас как филологов. Из нынешних священников такой же интерес к русской культуре и литературе выказывает отец Фернандо Вера: он очень много читает по-русски, и отнюдь не только классику. Каждый раз, когда мы встречаемся, я спрашиваю: «Отец Фернандо, что сейчас читаете?» — и каждый раз поражаюсь его ответам. Не всякий носитель языка знает имена тех авторов, которых он читает по-русски, — и это, конечно, очень приятно и очень важно.
Ольга: А как вы думаете, пастырство семей такого же возраста, в котором вы сейчас, — нужно в приходе? Что можно было бы сделать?
Наталья: Понимаете, Олечка, старикам — ну, таким как мы, которые еще ведут более-менее активный образ жизни, — им ведь самое главное не получить помощь, а наоборот, почувствовать себя нужными! Принести пользу! Не «Ах, как мы рады живыми вас видеть, старенькие вы наши!», а предложить какую-нибудь деятельность по силам. Например, если бы у нас было свое помещение для детей, как в кафедрале, мы вполне могли бы присматривать за маленькими детьми во время Мессы, чтобы родители спокойно помолились, а нам часик с малышами поиграть совсем не трудно, одно удовольствие!
А вообще, старикам нужнее всего, чтобы их слушали. Не только в рамках вашего интервью — дай вам Бог здоровья за доброе дело! Им есть что рассказать, и полезное, и интересное, но детям и внукам они уже надоели… Может быть, создать какой-нибудь «Бабушкин клуб»? Собраться, поделиться. Мы об этом думали еще с о. Богданом, но места как не было, так и нет. Больше всего отец Богдан мечтал о приходском доме, куда люди могли бы приходить не только на Мессу, но просто для встреч или занятий. Настоящий дом.
Ольга: Как вы думаете, с высоты своего опыта и мудрости, — каким путем нам сейчас идти?
Наталья: Ну, мы же не пророки и не дедушка Ленин, чтобы указывать: «Верным путем идете, товарищи!» Но мне лично очень нравится то, что делают в кафедрале Наталья Зыкова и Дмитрий Дунько, а у нас в Людовике с ними сотрудничают Мария Печерская и Тимур Досаев. Они связывают воедино самые разные группы прихожан — и возрастные, и социальные. Придумали замечательный и очень нужный фримаркет, организовали помощь с машинами малоподвижным старикам и многое другое. Это именно то, чего не хватает в нашем приходе — «Да будут все едино», а не молодежь, хор, старики, дети, катехумены с сестрами — все по отдельности. Хотелось бы также получать больше информации и обратной связи от священников. И как можно больше деятельности доверять мирянам. Эх, где наши 50 лет!
Ольга: Вы и сейчас еще многое можете сделать для Католической Церкви!
Евгений: Кстати, нас часто спрашивают, особенно в Европе, — почему вы католики в православной стране? Ответ содержится в самом названии Церкви — кафолическая, вселенская, всеобщая, universum. Господь всюду. Тебя всегда примут. Мы везде как дома.
Беседовала Ольга Хруль
Литературная обработка текста: Анна Марченко
Расшифровка: Марта Скугорева
Фото: Ольги Хруль и из архива семьи