Автор: «Дэниэл Мицуи – мастер своего дела, он обращается со своими полотнами с теми же искусством и вниманием, с какими это делали средневековые художники. Его работы смелые и сложные, они наполнены жизнью, с сочными красками и грандиозными персонажами. Такое соединение традиционного и современного делает его по-настоящему уникальным». Американский блогер Сэм Гузман, восхищенный работами католического художника Даниэла Мицуи, попросил его рассказать об обращении, о том, как он открыл свой дар, и что вдохновляет его на создание работ.
— Ты не мог бы рассказать немного о себе и поделиться тем, как произошло твоё обращение в католичество?
— Я вновь обратился, в том смысле, что я не был крещен и не посещал Святую Мессу регулярно, до тех пор пока не взрослел. Но я не обратился из другой религии. Я никогда не считал себя неверующим, протестантом или последователем любой другой религии. Сколько я себя помню, я всегда верил и считал себя католиком. У меня нет точного объяснения, почему так было.
Мой покойный отец был баптистом, но не настаивал на какой-либо вере, когда я был ребенком. Моя мать была католичкой, но мои родители не были венчаны в Церкви. В нашем доме было распятие на стене и Библия на полке (которую я иногда сам читал). Моя семья участвовала в Мессе на Пасху и Рождество. Я вспоминаю, что иногда посещал службу и по воскресеньям.
Хотя я и не приступал к Таинствам, в начальной и старшей школе всем своим друзьям я говорил, что я католик, и всегда старался защитить Церковь, если в классе возникали какие-то споры. Уже тогда меня поражали средневековое религиозное искусство и иллюминированная рукопись. Наверное, это к лучшему, что мое восприятие Церкви формировалась под влиянием истории, искусства и Библии, а не под влиянием типичной приходской общины в окрестностях Чикаго в 1980 и 1990 гг.
Если бы я был более храбрым ребенком, я бы попытался совершать все религиозные практики, но мне удалось сделать это, уже когда я покинул родительский дом. Но в первый год обучения в Дармутском колледже я был в депрессии и сопротивлялся своим религиозным порывам. В конце концов, мне пришлось признать, что я не могу оставаться равнодушным, и я не мог стать никем другим, кроме как католиком. Я связался со священником в нашем кампусе, участвовал в программе Чин Христианского Посвящения Взрослых (OICA) в студенческом центре. Я принял Таинство Крещения и Миропомазания и впервые принял Святой Причастие в навечерие Пасхи в 2004 году, незадолго до окончания университета.
Несомненно я тяготел к Святой Мессе на латинском языке, в течение некоторого времени я принципиально посещал только их. Я обосновался в Чикаго. В 2007 году я встретил свою жену, в 2008 мы поженились. У нас есть два сына и дочь, летом мы ожидаем появления на свет еще одного ребенка.
— С чего начался твой путь в искусстве?
— Я влюбился в искусство еще будучи ребенком. К 18 годам я понял, что хочу, чтобы искусство стало моей профессией. Моя первая работа, которую я продал, была сделана в университете. Тогда я еще не был религиозным художником. Я создавал зарисовки, картины, гравюры и коллажи в стили модерн, вдохновленный искусством сюрреализма Макса Эрнста. Я был недоволен стилем современного искусства и решил не строить свою карьеру в галереях. Два года я был занят, работая с комиксами и анимационными фильмами, и мне очень нравилось учиться этому и создавать их. Когда я закончил университет, я видел два пути для своей карьеры: первый был связан с комиксами, второй – с религиозным искусством.
Очевидным образом, я выбрал последнее. Следующие несколько лет были переходными. Будучи старательным католиком, я был очарован средневековым религиозным искусством больше, чем когда-либо, но я практиковался, в основном, в современном искусстве и мультипликации. В моих первых рисунках чувствовалось это влияние, и я не считаю их очень успешными. Я упорно продолжал заниматься этим, и, в конце концов, мои навыки улучшились. До 2010 года я продавал картины и работал над заказами, пока я был занят на другой работе. К этому времени, я заработал достаточно денег, чтобы искусство стало моим образом жизни.
— Как твоя вера влияет на твои работы?
— Почти все мои картины религиозны по своей природе. Я не брался за светские предложения, кроме дизайна экслибрисов. Творя в сфере религиозного искусства, я изображаю то, во что верю, и верю в то, что изображаю. Я не создаю религиозные образы для какого-либо высмеивания. Я верю, что события Ветхого и Нового Завета происходили на самом деле. Изображая агиографические сказания, я стараюсь предавать традиционному изложению некоторую долю сомнения, если нужно. Чудеса, записанные в Святом Писании, учат меня доверять тем вещам, которые происходят в реальном мире. Поэтому, когда я изображаю св. Брендана, который служит Святую Мессу на спине кита, я действительно верю, что это могло случится и случилось. Это не страннее, чем история Ионы.
Я часто цитирую слова одного участника Второго Никейского собора, который сказал: «Композиция религиозного изображения зависит не от восприятия художника, оно формируется согласно принципам, установленным Католической Церковью и религиозной традицией…». Только воплощение относится к художнику, выбор и классификация предмета принадлежит Отцам Церкви.
У католической традиции религиозного искусства есть реальное, накопленное веками содержание так же, как у литургической и богословской традиции. Хотя художественной традиции, возможно, и не уделяется такого же места, как другим, все эти традиции функционируют по тем же принципам. Как и другие традиции, традиция художественная не может быть переделана или заменена без значительных последствий. У современных католиков неправильное понимание традиции, она воспринимается как нечто меняющееся, а не постоянное.
Однако католическая традиция основана на реальных событиях. Все, что делал и говорил Иисус Христос, люди услышали, запомнили и записали. Остальное – или часть традиции или нет. Если это часть традиции, то об этом ясно написано у Отцов Церкви, в документах Соборов и других источниках. Ошибочно полагать, что самой важной частью традиции является только то, что нашло свое отражение в исторических документах. Это гнесеологический абсурд. Епископы, задачей которых было написание этих документов, должны были понимать, каким образом они это узнали. Покуда традиция ясно говорит, во что верить и что необходимо делать, даже если они хотели бы верить во что-то другое или поступать иначе, это была бы всего лишь узаконенная выдумка.
И, как верующий художник, я полагаю, что мои произведения должны соответствовать традиции. Если существуют установленные и ясные правила изображения определенных событий, то я должен им следовать. Если нет, то я должен изучить Писание и комментарии Отцов. Свобода, которая у меня есть, должна согласовываться с этими принципами.
— Ты много творишь в области религиозного искусства. Какие твои самые любимые религиозные темы и сюжеты, которые тебе нравится воплощать в своих работах?
— Мало что я люблю изображать так, как события Нового завета – основные события ранних годов жизни Иисуса Христа, жизнь Марии, Иоанна Крестителя и апостолов или время Последнего Суда. Эти события – центр христианства, и я думаю, что буду вполне удовлетворен, если буду изображать только эти события. На самом деле, у меня долгоиграющие планы для моей художественной карьеры: серия картин, которая объединит в себе события Нового Завета. Я собираюсь завершить это в ближайшие 10-20 лет.
Один принцип особенно заметен в моих работах (так же, как и в церковной традиции, и в учении Отцов) — Ветхий Завет является «эскизом» Нового. События Ветхого Завета являлись прообразом Евангелия. Обычно я изучаю прообразы, осмысленные богословами и в Литургии Католической Церкви, и пытаюсь изобразить их в евангельских событиях.
— В твоих работах чувствуется влияние Средневековья. Но также твоему стилю присуща индивидуальность и современность. Как тебе удается сочетать в своих работах старое и новое?
— Как я уже сказал, религиозное искусство должно быть традиционным. Я думаю, что искусство, которое мы относим к готическому – это в полном смысле традиционное искусство, последняя эпоха искусства, оригинальность которого не основана на отторжении прошлого. Это сведение воедино всей иконографической традиции первых веков, традиции, упорядоченной и выраженной ярче всего; это визуализированный эквивалент средневековой энциклопедии. Это такая же полная и упорядоченная система искусства, такая же, как искусство Византии, которая равнялась на латинскую традицию и Отцов Церкви. Поэтому я сделал это основой своей работы.
Готическое искусство 12-13 вв. отличается теологической точностью, поэтому я следую за искусством этих веков. Я особенно ценю искусство, выполненное в духе Сугерия, аббата Сен-Дени, Николая Верденского и Годфри из Юи, художников по металлу, скульпторов и мастеров витражного искусства Шартрского и Санского соборов. Но потому что я больше работаю с детальными, двумерными изображениями, я часто обращаюсь к искусству двух определенных веков, когда искусство иллюминированной рукописи, настенной живописи, гобелена и гравюры достигли своего пика. В этом периоде готического искусства я часто черпаю свое вдохновение. Некоторые художники восхищались готическим искусством уже после этой эпохи и очень тонко чувствовали его особенности, их работы служат мне руководством, будто они были написаны в Средние века. Двое из них – Уильям Моррис и Эйвинд Эрл – оказали на меня особенно сильное влияние.
Я верю, что дальновидное и благородное понятие красоты заложено в настоящем духе готического искусства. Вот почему оно так быстро завоевало свои позиции в мире. Художники, выступающие за иконографическую и теоретическую аутентичность христианской традиции, признают влияние почти каждой красивой сущности, с которой они сталкиваются. Восточные полотна и ковры, мамлюкские металлоизделия и псевдокуфическое письмо появились в эпоху готического искусства.
Это происходило не в духе культурного индифферентизма, а в духе воздаяния Богу того, что Он заслужил, лучшего, что мы можем Ему предложить. Месопотамские текстильные и египетские глиняные изделия оказали влияние на католическое религиозное искусство, потому что они были его лучшими образцами, которые и наблюдали католические художники. Игнорировать это искусство было бы несправедливо по отношению к Богу.
Я также восхищаюсь исламским искусством, особенно работами эпохи Сефевидов, влияние этой эпохи на мои работы только увеличивается. Еще одним декоративным искусством, которое я изучаю, является нортумбрийско-ирландское искусство. (Это искусство христиане использовали в ранних средневековых манускриптах, например, при создании Евангелия из Линдисфарна). Японская гравюра на дереве также повлияла на мой стиль. На самом деле, возможностям нет предела. Каждая красивая композиция может быть переосмыслена в теологических рамках готического искусства и принести обильные плоды.
Я начал переосмыслять даже то искусство, которым занимался до религиозного. Я вновь занимаюсь декалькоманией, техникой, почти полностью разработанной Максом Эрнстом. Недавно известные художники комиксов, а особенно Хэл Фостер и Уинзор Маккей, подали мне новые идеи. Я намеренно не хочу, чтобы мое искусство было современным, но я хочу, чтобы оно было живым.
— Ты предпочитаешь работать чернилами, а не красками. Почему ты выбрал именно такое средство?
— Мне нравится работать с цветными и черно-белыми рисунками, и чернила хорошо подходят для этого. Раньше я закрашивал в своих работах темные участки, остальные оставлял белым, подражая стилю иллюминированных рукописей.
У чернил есть свое практическое преимущество. При использовании чернил не возникает так много загрязнений, соответственно и для работы не нужна отдельная студия. И я рад, что мои дети и беременная жена могут проводить со мной время в моей студии без вреда для здоровья. Когда я для себя решил, что буду рисовать чернилами, я понял, что все, что я задумал, может быть написано чернилами.
Сейчас у меня достаточно работы, которую можно воплотить с помощью чернил, так что мне нужно тратить время и деньги на подготовку, выработку навыков для использования других методов. Это не значит, что мне не нравится рисовать масляными красками на холсте или художественным гравированием по металлу или резьбой по камню, дереву или слоновой кости. Но я не думаю, что буду заниматься этим в ближайшем будущем.
— Влияние японского искусства, которое присутствует в твоих работах, очень интригует. Как твоё происхождение влияет на твою веру и творчество?
— Я наполовину японец, однако, мои культурные связи с Японией не так уж сильны. Мои предки прибыли в США из Японии примерно 100 лет назад. Мои бабушка и дедушка по отцовской линии и их братья родились в Америке, мой отец и его браться и сестры никогда не учили японский язык.
Мой интерес к японскому искусству появился не из-за семьи, а из-за моих клиентов. Я получил заказ от священника, который был миссионером в Японии, он попросил меня нарисовать Св. Михаила в стиле японских гравюр укиё-э. Я никогда не делал ничего подобного и даже никогда не думал делать что-то подобное. Но я принял предложение и остался доволен результатом. Такого же мнения придерживались и другие заказчики, которые просили меня более и более адаптировать средневековое искусство иллюстрации для искусства в японском стиле.
Когда я изучал исследования о совмещении этих стилей, меня восхитило фантастическое мастерство художников укиё-э. Я особенно ценю поздних мастеров таких как Куниёси и Ёситоси. Я так увлекся их работами, не потому что они были японцами, а потому что они были мастерами своего дела.
Недавно я заинтересовался другим видом японского искусства, более религиозным. Буддийские сутры писали и рисовали золотыми и серебряными чернилами на бумаге, окрашенной в цвет индиго. Это традиция укоренилась и в Корее. Я планирую заняться этим искусством в ближайшее время.
Я постараюсь не просто от случая к случаю рисовать в этом направлении, но внедрять лучшие черты этого искусства в свои работы. Я уже немного привношу это в свои работы. Например, я считаю, что стиль японских граверов при нанесении тени смотрится очень аутентично. Следуя их примеру, сейчас я стараюсь не изображать тень с помощью штриховки. Это позволяет избегать излишней натуралистичности, которая отвлекает внимание от сакрального смысла религиозной картины.
— Искусство потеряло свои позиции в современном мире. Многие рассматривают искусство как увлечение для интеллигенции или элиты. Как предмет искусства может помочь среднестатистическому человеку или среднестатистическому католику?
— Многие люди полагают (возможно, под влиянием современного культурного представления об искусстве), что они не в состоянии быть ни потребителями искусства, ни художниками.
Меценатство – традиционный выход из ситуации для тех, кто сам не является художником, помогать в создании предметов искусства. Я полагаю, что многие люди среднего достатка считают, что это слишком дорого, хотя, на самом деле, не владеют нужной информацией. Не могу сказать, что мои картины очень дешевые, но их стоимость можно сравнить с нанесением татуировки такого же размера и такой же сложности, и уж точно никто не может сказать, что люди среднего достатка не могут себе позволить сделать татуировку: просто посмотрите на них.
Среди женщин и мужчин, которые не являются художниками, сейчас также распространено недооценивать свои возможности. Они говорят: «Я не могу даже фигуру из палочек нарисовать». На самом деле, каждый, кто может разборчиво написать свое имя, способен рисовать. Это такой навык, которому можно научиться. Приписывать умение рисовать к подлинному таланту – это отговорка ленивых людей, которые не хотят признавать, как много в рисовании полезного. Сто лет назад рисование считалось престижным хобби, особенно распространенным среди женщин. И хотя не все из них стали выдающимися художниками, многие из них создали работы, которые стоят в одном ряду с профессиональными работами нашего времени. Существует много возможностей для обучения рисованию сегодня на занятиях или с помощью пособий.
Чего сегодня не хватает, и что многие люди хотят услышать – это открытые руководства для творчества в сфере религиозного искусства. К сожалению, некоторые художники, которые полностью полагаются на авторитетных людей, сами недостаточно хорошо разбираются в этой области. Я хочу помочь исправить это. Я считаю, что моя сильная сторона как художника заключается в том, что я углубляюсь в необходимые исследования. Я надеюсь, что однажды мне удастся собрать воедино иконографические традиции в изображении, с которыми я сталкивался, в один доступный справочник с тем, чтобы им могли пользоваться любители и профессионалы.
Можно провести частичную аналогию с кулинарным искусством. (Это как раз тот традиционный вид искусства, который сегодня особенно процветает). Есть профессиональные шеф-повара, которые работают на высшем уровне, и есть обычные люди, которые готовят у себя дома. Они дополняют друг друга. Профессионалы и любители не соревнуются между собой, и они вместе получают пользу от того, что готовят лучшее, что могут готовить. Я думаю, что современное кулинарное искусство так успешно, из-за того что многие профессионалы делятся своими секретами. Хороший шеф-повар не боится поделиться своими рецептами или опубликовать их, потому что он знает, что те, кто будет пользоваться его рецептами, не смогут навредить ему.
Я бы хотел, чтобы и религиозные художники поступали также, приближались к простым людям и не относились к методам и способам создания предмета искусства как к секрету. Мы больше не функционируем как профессиональные объединения, которые могли навязать свой контроль качества или установить цену, так что нет пользы в том, что исключать любителей от участия в религиозном искусстве.
— Где можно приобрести твои работы или узнать о них больше?
— Большинство моих недавних работ можно найти на моем сайте www.danielmitsui.com. Если я выставляю на продажу какие-то картины или гравюры, то их также можно приобрести через мой сайт. На сайте есть текст некоторых лекций, с которыми я выступал и в которых объясняю мои идеи подробнее. На сайте также доступна новостная рассылка и раскраски для бесплатного скачивания. Если кто-то захочет оставить мне заказ, может связаться со мной по адресу [email protected].
Источник (англ.): The Catholic Gentleman
Перевод: Дарья Жуковская