Автор: Если события последнего года всколыхнули в обществе интерес к православной церкви, её жизни и проблемам, то последние недели – к церкви католической: отставка папы, конклав, первые шаги нового понтифика. Естественно, спектр мнений при этом весьма широк, многие не удерживаются от сравнений, не всегда эти сравнения оказываются в пользу РПЦ.
Обозначу несколько моментов, которые стоило бы иметь в виду всякому, кто пытается проводить сравнения между двумя церквями. Ограничусь именно православной и католической церквями, поскольку при добросовестном взгляде со стороны они ближе всего друг к другу по вероучению и устройству церковной жизни, а с точки зрения их внутреннего понимания самих себя — они близки по критериям, которые рассматривают в качестве признака истинности церкви и веры.
Русская православная церковь подчас выдвигает как подтверждение истинности своего понимания христианской веры тот факт, что к ней присоединяются активные, ищущие, достойные верующие из других стран, от Великобритании до Пакистана, среди которых встречаются монахи и священники других христианских конфессий, в том числе католики. Одновременно верующие, выбирающие на территории традиционного распространения православия католичество западного (латинского), либо – реже – восточного (византийского) обряда, нередко считают, что именно в католических общинах находят истинную веру, свободную от наслоений огосударствления, национальных традиций и т. д. Думаю, однако, что при этом в положении религиозного большинства и меньшинства в любом обществе есть ряд сходных черт.
Господствующая в обществе религия оказывает глубокое влияние на культуру, историю, сам строй общественной жизни общества, и в то же время подвержена набору вполне очевидных рисков именно в силу своего доминирования. Во-первых, это религиозность «по инерции», не в результате личного выбора, а в силу семейной традиции, школьного воспитания, исторических ценностей, самой жизни внутри определённой культуры. То, что всеми этими путями вера передаётся, — это хорошо и нормально; но ясна и опасность того, что передана будет не живая и осознанная вера, а культурная или национальная идентификация. Яркий пример – слова давней знакомой: «Я православная по рождению, потому что русская, я в церкви чувствую себя как дома – мне всё родное! Вот только Бог, по-моему, един, неделим и иным быть не может, я не в состоянии поверить ни в какую “Троицу”». Вежливые попытки объяснить, что православные верят именно в Бога-Троицу и исповедуют Христа как Сына Божия, а не признающих единого в трёх лицах Бога православных не бывает по определению, вызывали искреннюю обиду и непонимание. Во-вторых, в любом обществе присутствует слой людей, по своим личным особенностям склонных к консерватизму, опасающихся нового, держащихся за привычные формы жизни. Если есть господствующая, укоренившаяся, традиционная религия, такие люди зачастую склонны воспринимать её формы, трепетно к ним относиться, как к любым другим привычным и дорогим формам, за которыми они не склонны видеть реального, живого содержания. Такими людьми движет не вера, которая всегда, по определению – «уверенность в вещах невидимых» — есть риск, прыжок через очевидный опыт; движет ими, наоборот, боязнь риска и неприязнь к новому, своеобразная мягкая форма аутизма. В-третьих, есть люди, в силу – не скажу природы, но, наверно, недостатков воспитания – склонные к ханжеству и лицемерию. И они естественным (для себя) образом ищут почву в господствующей системе религиозных и моральных норм, реализуют собственные комплексы в качестве «хранителей нравственности» окружающих. Ну и, наконец, в-четвёртых – есть просто элементарные карьеристы, ищущие власти и богатства в рамках господствующих общественных институтов, для которых церковь – просто один из путей восхождения по социальной лестницы.
Мне кажется, что все эти риски мало зависят от содержания веры, поскольку представляют собой извращение самого понятия религии как связи с Абсолютом и ставят в центр не эту связь, а собственную личность в её косности и самодовольстве. И если, например, российские католики почитают книги Стендаля, Шарля де Костера, Анатоля Франса, то увидят резкую критику церкви – католической, разумеется, — с позиций отвержения не Христа, а ханжества, лицемерия, законничества, фарисейства – тех качеств, которые отвергал в своей проповеди Христос и которые неизбежно проникают в земную церковь.
Здесь важно обратить внимание на два момента. Во-первых, подмены живой веры инерцией, охранительство, ханжество и карьеризм могут возникать в любой церковной общине, и в первую очередь – в церкви большинства, не в силу особенностей вероучения и строя церковной жизни, а в силу несовершенства любого человеческого общества. Их наличие само по себе не должно служить поводом относиться свысока к церковной традиции, к которой ты не принадлежишь. Во-вторых, критика католической церкви писателями 19 века или православной церкви – интеллигенцией 21 века всё-таки в основном исходит из христианского же понимания того, как должна выглядеть здоровая церковная жизнь, основана на христианских ценностях, следовательно – в конечном счёте «за Христа», а не «против Христа». Главное же, к критике со стороны «соседней» конфессии стоит относиться терпимо и прислушиваться, потому что зачастую сам факт этой критики – признак неравнодушия, свидетельство заинтересованности, ощущения единой Церкви.