Автор: Пьер Паоло Пазолини (05.03.1922 – 02.11.1975) — итальянский кинорежиссёр, поэт и прозаик. Одна из самых неоднозначных фигур итальянской культуры 20 века. Коммунист, который был официально исключен из компартии по обвинению в педофилии, атеист, снявший один из самых известных фильмов по Евангелию — «Евангелие от Матфея». Что его жизненный путь может сказать нам, христианам?
Италия в 60-70-е годы 20 века находилась в постоянной идеологической борьбе. Коммунисты, социалисты с одной стороны и католики, капиталисты с другой. На этом фоне выделяется личность Пазолини. Он, будучи коммунистом, общается с Папой Иоанном XXIII. Будучи атеистом, говорит о вере. Про него говорили, что его кумирами являются Христос, Маркс и Фрейд. Сам он говорил, что единственный его кумир — это реальность.
Внутри описанного конфликта отношения церковных властей и Пазолини представляют большой интерес. Он сам описывал Папу Иоанна XXIII, который был причислен к лику святых 27 апреля 2014 года, почти пророческим образом:
«Представьте, что Иоанна XXIII канонизировали: вот он, интегрированный, вправленный в образок, очищенный от злых духов. И без сомнения, Иоанн XXIII внес бы вклад в возможное улучшение мира. Но, если бы у него спросили: «Извините, вы способствуете улучшению мира?», он рассмеялся бы в лицо собеседнику, или даже послал его к черту, а потом, конечно, ответил бы, улыбаясь: «я делаю, что могу».»
Может быть, это и есть лучшее описание христианской святости, как принятие и выполнение того, что Бог просит от тебя: «я делаю, что могу» а не утверждение своих планов.
Все знали скандальный характер режиссёра, но однажды у него рождается желание снять фильм по Евангелию от Матфея:
«Я был в Ассизи, гостил в религиозной коммуне, там была дискуссия по поводу моего первого фильма. В тот день в Ассизи без предупреждения приехал Иоанн XXIII. Движение в городке было перекрыто, и я был вынужден оставаться в номере, отложив отъезд. На ночном столике лежало Евангелие. Я начал со скуки перечитывать это. На второй странице я уже понял, что в нём нужно повернуть так, чтобы это было моё Евангелие от Матфея. Ведь речь шла о травме, о внезапном озарении. Теперь же я знаю, что, даже если бы выбирал обдуманно, всё равно выбрал бы только Евангелие от Матфея. Действительно, из четырёх Евангелий, оно самое революционное».
Церковные власти поддержали желание Пазолини. Специальная церковная комиссия консультировал его во время съемок фильма. Когда съемочный процесс был почти закончен, вышел короткометражный фильм Пазолини «Овечий сыр» (1963 г). На протяжении 20 минут разворачивается сцена съемок фильма о распятии Христа, в котором циничный, неверующий режиссёр занят рефлексией, в то время как статист на кресте умирает по стечению обстоятельств. Фильм вызвал скандал, подозревали, что следующий фильм «Евангелие по Матфею» может быть кощунством. Эта история стоила Пазолини судебного процесса.
Речь исполняющего обязанности прокурора Италии Джузеппе ди Джинайо была пламенной: «Я уверен, что ваше решение оживит чувство собственного достоинства тех католиков, которые не отреклись от своей культуры из страха, что их обвинят в конформизме. Пусть верующие будут поосторожнее иначе они рискуют ввести в град Господень троянского коня Пазолини. На этом суде два обвиняемых. Если вы осудите Пазолини, то оправдаете меня, но если вы оправдаете его, то неизбежно осудите дело всей моей жизни» (Источник).
По окончанию судебного процесса Пазолини осудили на 4 месяца, показ «Овечьего сыра» был запрещен. Продолжать снимать фильм по Евангелию в такой ситуации было тяжело.
Помощь пришла от «Общества христианской культуры», которое ранее приглашало Пазолини в Ассизи. В своем заявлении они указали следующее: «Пьер Паоло Пазолини оставил у нас о себе прекрасное впечатление, в любом человеке мы видим отражение Лика Господня. А тем, кто говорит, что Пазолини неверующий грешник, мы смиренно отвечаем, что, даже если это и правда, мы все равно не считаем, что надо захлопнуть перед ним дверь и отказать в помощи, о которой он просит» (Источник).
Фильм «Евангелие по Матфею» был снят и сегодня входит в 45 фильмов, рекомендованных Папским советом по массовым коммуникациям.
Впрочем, режиссёром Пазолини стал не сразу. Он начинал как ученый лингвист Болонского Университета, писатель, поэт. Имея литературный дар, он помогал писать сценарии для Федерико Филлини, для него он написал диалоги фильма «Ночи Кабирии».
Поэзия Пазолини неоднозначна, как и все его творчество, как и его личность, как и жизнь. При всей скандальности внутри его вопроса о смысле, о красоте, сердце человека может встретить ту красоту и ясность, ради которого было создано.
Колоколам Орвието (1961 г.)
Налицо безусловное господство и абсолютная
нищета: почему же так смутно и многократно
звучат колокола в это воскресное утро?
В жестком поезде, на белом и мокром вокзале
города, замкнутого в вековом молчании,
вы несете судорожную свежесть жизни.
Дома, вблизи и вдали, дороги, луга, дворцы,
железнодорожные переезды, каналы, туманные поля —
в этой материи не ваш мимолетный и цельный звук,
а ваша сокровенная и вечная сладость.
Значит ли это, что в глубинах жестокой власти
есть живучий страх, а в глубинах смирения –
загадочно и счастливо властвует жизнь?
Этот поиск красоты, справедливости, счастья в реальности, в повседневной жизни, наполняет все его творчество, хотя оно могло обретать ужасные формы, как фильм «Сало́, или 120 дней Содома». При этом внутри всего пробивается та надежда и вера, которую он получил с молоком матери, воспитываясь в самой верующей крестьянской среде итальянского общества.
Он сам, будучи атеистом так отвечал на вопрос о вере:
«ВЕРЮ ЛИ Я В БОГА?
Я определился со своим неверием в четырнадцать лет. В последние несколько месяцев я впервые в каком-то смысле осознал, пусть в чисто имманентном и научном плане, идею Бога. Очень любопытно, каким образом это произошло. Я всегда интересовался лингвистическими проблемами, оставаясь, впрочем, исключительно в поле итальянского языка, так что в Италии меня считают интересным лингвистом, хотя малоинформированным и эксцентричным. Недавно я увлекся лингвистическими исследованиями о кино. И, естественно, не мог не обратиться к семиотике: науке, для которой знаковые системы бесконечны, и выходят за пределы языка.
Я пришёл к выводу, что «кино», воспроизводя реальность, даёт безукоризненное семиотическое описание этой реальности. И что система знаков в кино — на практике та же система знаков реальности. Таким образом, реальность – это язык! Нужна семиотика реальности, а не семиотика кино! Но если реальность говорит, то кто это говорит и с кем он говорит? Реальность говорит сама с собой: это система знаков, с помощью которых реальность говорит с реальностью. Это разве не Спиноза? Это представление о реальности разве не похоже на представление о Боге?»
Каким образом мы, христиане, можем смотреть на Пазолини и его творчество целиком, со всей его противоречивостью и скандальностью? Наверно, лучший ответ дал он сам в письме отцу Джованни Росси, с которым они познакомились во время съемок «Евангелия по Матфею»:
«Дорогой отец Джованни,
я очень благодарен вам за ваши слова в ночь на Рождество: они были знаком истинной и глубокой дружбы; нет ничего более щедрого, чем реальный интерес к чужой душе. У меня нет ничего, чем я смог бы отблагодарить вас, но нельзя расплатиться за подарок по своей природе не требующий возврата. При этом я всегда буду помнить ваше сердце той ночью. Что касается моих грехов, самый большой — это думать только о моих работах, что делает меня немного чудовищным, и я ничего не могу с этим поделать; это себялюбие, в котором я утверждаюсь из-за обещания, данного себе и другим, с которым я не могу развязаться. Вы не могли бы освободить меня от этого греха, потому что я никогда не мог бы пообещать вам иметь намерение не совершать его больше. Два других греха, о которых вы догадались, являются моими «публичными» грехами: но, что касается богохульства, уверяю вас, это неправда. Я сказал резкие слова против определенной Церкви и определенного Папы: но сколько верующих сейчас не согласны со мной?
Другой грех я уже много раз исповедовал в своих стихах, и с такой ясностью и ужасом, что в конечном итоге стал жить во мне как семейный призрак, к которому я привык, и в котором я уже не могу видеть реальную, объективную сущность.
Я «застрял», дорогой дон Джованни, таким образом, что только благодать могла бы освободить меня. Моя воля и воля другого бессильны. И это я могу утвердить, только смотря на себя как на объект и глядя на себя с ее точки зрения. Возможно, потому что я всегда, с самого начала своей жизни, падал со своей лошади: я никогда не сидел смело в седле (в отличие от многих влиятельных людей и несчастных грешников). Я всегда падал, и одна из моих ног попала в стремя, так что мой забег — это не езда верхом. Я как будто волочащееся существо, голова которого стучит по пыли и камням. Я не могу ни вернуться на коня евреев и язычников, ни упасть навсегда на Божью землю.
Я еще раз благодарю вас, с любовью.
Пьер Паоло Пазолини
(27 декабря 1964 г.)»
Константин Рогачев
Фото: Пьер Паоло Пазолини на съемках фильма «Овечий сыр» (Keystone)