Сердце жгло Его.
Сердце Его пожирало.
Его сердце, сжигаемое любовью.
Сердце, пожираемое любовью.
Сердце, снедаемое любовью.
И ни один человек не вызывал столько ненависти.
Ни один человек не вызывал такой ненависти.
Тут бились об заклад.
Тут словно держали пари.
Он не пожал того, что посеял.
Его Отец знал, почему.
Разве друзья любили Его так же, как враги Его ненавидели.
Его отец это знал.
Его ученики не защищали Его так, как враги Его преследовали.
Разве ученики, ученики любили Его так же, как ненавидели Его враги.
Его Отец это знал.
Разве одиннадцать любили его так же, как двенадцатый, как тринадцатый его ненавидел.
Его апостолы не защищали Его так, как преследовали Его враги.
Разве апостолы, апостолы любили Его так же, как ненавидели враги.
Его Отец это знал.
Разве одиннадцать любили Его так же, как двенадцатый, как тринадцатый Его предал.
Его Отец это знал.
Его Отец это знал.
Что же такое был человек.
Этот человек.
Которого Он пришел спасти.
Чьим естеством облекся.
Он этого не знал.
Как человек он этого не знал.
Ведь ни один человек не знает человека.
Потому что жизни человеческой.
Жизни человеческой, данной человеку, мало, чтобы узнать человека.
Так он велик. И так он мал.
Так он высок. И так он низок.
Что же такое был человек.
Этот человек.
Чьим естеством он облекся.
Его Отец это знал.
А те солдаты, что схватили Его.
И водили от претории к претории.
И от претории на Лобное место.
И те палачи, что распяли Его.
Люди, занимавшиеся своим ремеслом.
Те солдаты, что играли в кости.
И делили Его одежды.
И бросали о них жребий.
Они ведь не держали зла на Него.
Тридцать лет труда и три года труда,
Тридцать лет в семье и три года среди людей,
Тридцать лет в мастерской и три года на виду,
Три года жизни публичной и тридцать лет жизни частной Не были увенчанием,
Тридцать лет жизни частной и три года жизни публичной.
(Он поставил Свою частную жизнь прежде жизни публичной.
Уединение прежде проповеди).
(Прежде Своих страстей и смерти).
Потому что еще было нужно увенчание этой смерти.
Потому что еще было нужно свершиться мученичеству.
Потому что еще было нужно подтвердиться этому свидетельству.
Потому что еще было нужно исполниться мученичеству и смерти.
Потому что еще было нужно, еще было нужно истечь тем трем дням агонии.
Потому что было нужно испить до дна ту самую тяжкую агонию и ту страшную тоску.
И снятие с креста, и погребение; три дня в склепе, три дня в гробнице, три дня в лимбе, до воскресения; и особенная жизнь post mortem, после смерти. Паломники в Эммаусе, вознесение на сороковой день.
Потому что было нужно.
И выдал Божий Сын: подсуден род людской,
Погибших не спасет Его стезя земная.
О человечестве с мучительной тоской
Сын Человеческий заплакал умирая.
Со всечеловеческой тоской.
Терзаясь их тоской больше, чем они сами, той же тоской, их собственным отчаяньем.
Он терзался тем же отчаяньем. Но Он был Богом: чего Он только не вместил.
И в миг последний Он, почуяв: смерть близка,
Не видел, что внизу о Нем рыдают люди.
Все застила Ему безмерная тоска.
Сын человеческий заплакал об Иуде.
* * *
8 мая 1909 г. Шарль Пеги испытал озарение во время шествия его полка перед статуей Жанны д’Арк в Орлеане. Он решил превратить свою драму «Жанна д’Арк» (1897 г. в цикл «Мистерий», с надеждой, что они будут ежегодно представляться в Орлеане в честь покровительницы города. Он тотчас начинает работу над первой частью, постоянно что-то добавляя и не вычеркивая ни строчки, показывая таким образом, что Пеги не отрекается ни от чего, написанного в прошлом. Благодаря добавлениям и даже мельчайшим поправкам меняется перспектива: драма становится «Мистерией».
Само название многозначительно: с одной стороны, оно отсылает к старинным мистериям, разыгрывавшимся некогда на папертях соборов; с другой — это акт веры; всеохватывающая драма Зла в мире, — нечто принадлежащее к Тайне Божией и получающее от нее духовное измерение, знамение Любви.