Автор: Ровно год назад в этот день умер Габриэль Гарсиа Маркес, великий колумбийский писатель, журналист, создатель нового направления в литературе XX века — магического реализма.
Интересно, что на протяжении всей его жизни известия о его смерти появлялись в прессе неоднократно, но все они были ложными, и писатель комментировал их с большой иронией. Приписываемое ему же «Прощальное письмо человечеству», распространенное в интернете, так же является частью информационного шума, раздутого вокруг фигуры писателя, – сам Маркес никогда его не писал. Откуда брались все эти легенды? Спустя год после его реальной смерти, попытаемся осмыслить жизненный и творческий путь этого гениального писателя и найти христианскую мораль в его далёких от христианства книгах.
Моё личное знакомство с творчеством Маркеса началось с повести «Хроники объявленной смерти». Произведение описывает один день из жизни человека, на которого готовилось покушение. Об этом знали все в городе, кроме него самого, и не говорили ему. С одной стороны, Маркес показывает нам ленивые и инертные души – души, в которых не хватает любви. Именно теплохладность жителей города, а не коварный замысел убийц, ведёт к смерти главного героя. С другой стороны, в этом произведении появляется образ смерти, идущей с нами бок о бок, постоянно пребывающей среди нас. Этот образ очень важен для понимания мироощущения колумбийцев и творчества Маркеса, в частности.
Важно заметить, что Маркес воспитывался в довольно религиозной католической семье. В книге воспоминаний «Жить, чтобы рассказывать о жизни» (Vivir Para Contarla, 2002) он с восхищением вспоминает свою мать (с которой в детстве он ходил на Мессу каждое воскресенье): «Это был характер настоящей львицы, сдержанной, но свирепой перед лицом трудностей. Меня восхищало ее отношение к Богу, которое казалось не покорным, но воинствующим». Это детское впечатление как будто ложится в основу его собственных отношений с Богом и, конечно, преломляется в его творчестве. Героев произведений Маркеса забирает не костлявая старуха с косой, в чёрном капюшоне, — нет, их «призывает к себе» или «принимает в своё Царство» Бог. И таким образом Бог для него становится не источником жизни, а тем загадочным концом всего, и единственный способ отдалить этот конец — богоборчество, которое Маркес видел в своей матери. И даже годы, проведенные в иезуитском колледже в Боготе, не изменили, судя по дальнейшему творчеству Маркеса, этого детского впечатления.
В то же время, за этим богоборчеством никогда не было отрицания существования Бога или Его величия. Всё в том же колледже Маркес не боялся задавать преподавателям неудобные вопросы о смерти и жизни после неё. В книге «Жить, чтобы рассказывать о жизни» он с теплом вспоминает своих учителей:
«Иезуитские учителя, такие строгие в классах, были совсем другими на переменах, где нам преподавали то, что не говорили в аудиториях, и открывали то, что на самом деле хотели преподавать. Насколько это было возможно в моем возрасте, я думаю, что помню, потому что эта разница была слишком очевидна даже для меня. Отец Луис Посада, очень молодой щеголь прогрессивного образа мыслей, который много лет проработал в профсоюзной сфере, имел архив карточек со сжатыми энциклопедическими выписками, особенно о книгах и авторах. Отец Игнасио Сальдивар был горным баском, который продолжал часто бывать в Картахене до самой старости в монастыре Сан Педро Клавер. У отца Эдуардо Нуньеса была уже самая современная монументальная история колумбийской литературы, о судьбе которой до сих пор нет сведений. Старый отец Мануэль Идальго, учитель пения, обнаруживал увлеченность языческой музыкой и даже позволял себе рассказывать о ней, что, конечно, не было предусмотрено программой.
С отцом Пьесчаконом, ректором, у меня было несколько случайных бесед, и от них у меня осталась уверенность, что он смотрел на меня как на взрослого, не только благодаря темам, доступным мне, но и благодаря его очень смелым объяснениям. В моей жизни я ставил перед собой важнейшую задачу: прояснить представления о Рае и аде, которые мне не удалось примирить с данными из катехизиса из соображений чисто географических. Ректор меня настроил против этих догм своими смелыми мыслями. Небо было без теологических осложнений благодаря присутствию Бога. Ад, разумеется, наоборот. Но дважды он мне признавался в некотором своем замешательстве по поводу того, что «в любом случае в аду есть огонь», но не смог объяснить это. Скорее благодаря этим урокам на перемене, чем формальным занятиям, я закончил год с грудью, увешанной медалями».
В конечном счете, сознание Маркеса скорее мифологическое, чем религиозное. И это объясняется самой историей Латинской Америки, культура которой формировалась из трёх компонентов: традиционных верований местных индейцев, христианского мировоззрения европейцев, завоевавших континент, и шаманизма африканских племён, представители которых привозились сюда в качестве рабов. Особенно виден этот культурологический подтекст в повести «О любви и прочих бесах», рассказывающей историю юной маркизы Марии Анхелы, против воли заточенной в монастырь и признанной там одержимой дьяволом. В силу определённых обстоятельств, воспитанием девочки занимались преимущественно чернокожие служанки, поэтому она умеет говорить на их языке, носит их традиционные амулеты… В сочетании с вполне понятной агрессивной реакцией на заточение в монастырь, всё это служит поводом для того, чтобы назвать её одержимой. Конечно, Маркес, как это ему свойственно, показывает нам необычных персонажей в необычных обстоятельствах, но так ли фантастично и нереально то, что происходит с юной маркизой?
Как часто мы, христиане, сторонимся тех, кто кажется нам другим, вместо того, чтобы полюбить этого человека и увидеть причины его «инаковости»? Если бы сёстры монастыря, куда заточили Марию Анхелу, больше узнали о том, как она росла, обделённая любовью родителей, укрывшаяся в странном мирке чернокожих слуг, неужели они не нашли бы в сердце любви, чтобы согреть эту девочку и помочь ей обрести исцеление?
«О любви и прочих бесах» — это также история священника Каэтано Делауро, в которой воплощается таинственная взаимосвязь между любовью и смертью, особенно характерная для позднего периода творчества Маркеса. Во многих произведениях любовь становится предвестницей смерти. Так и здесь, изможденный нравственными муками Делауро, однажды говорит Марии Анхеле: «Бог даст нам день избавления». И когда этот день настаёт, Маркес пишет: «Она умерла от любви и лежала с сияющими глазами и свежим розовым лицом». Он не пишет, что она умерла от бессердечности родителей, заточивших её в монастырь. Или от жестокости настоятельницы, которая невзлюбила девочку с первого дня. Или от длительного голодания. Или от непрерывных экзорцизмов, проводившихся над ней. Нет, «она умерла от любви», — пишет Маркес.
Я долго размышляла над этим феноменом. Почему любовь и смерть идут рука об руку в его текстах? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо вернуться к представлению колумбийской культуры о смерти. Смерть — это встреча с Богом. Культ смерти — это культ Бога для Маркеса, как бы парадоксально это ни звучало. А любовь есть несомненное Присутствие Бога. То, в чем мы можем прикоснуться к Нему уже здесь, в земной жизни. И, пережив это прикосновение, герои Маркеса уже не могут успокоиться, пока не соединятся с Богом полностью в объятиях смерти. Потому что в реальности, описываемой Маркесом, нет места любви. Здесь всеми движет рационализм, прикрываемый почему-то «волей Божьей». Отец Марии Анхелы не следует порыву сердца, истинному порыву любви, призывающему его забрать дочь из монастыря:
— Заберите ее оттуда, — сказал медик.
— Я этого желаю с той минуты, как она скрылась в обители погребенных заживо, — сказал маркиз. — Но я не в силах противодействовать воле Божьей.
— А вы найдите в себе силы, — сказал Абренунсио. — Бог, возможно, зачтет вам это доброе дело.
Неверующий врач Абренунсио оказывается более открытым любви и куда ближе к Богу, чем старый маркиз, поступающий так, как удобнее ему, прикрываясь при этом волей Бога. По сути то же самое делает епископ, приставляя Делауро к девочке в качестве экзорциста, в то время как молодой священник умоляет его не делать этого. То же самое делает настоятельница, для которой проще назвать Марию Анхелу одержимой дьяволом и запереть в клетку, чем дойти до истинной причины страдания этого несчастного существа. Что уж говорить о её матери, которую похоть и ненависть буквально разъедают изнутри? Как можно жить в таком мире, испытав прикосновение Бога в любви столь большой и всепоглощающей, как это случилось с Каэтано и Марией Анхелой? Смерть оказывается единственным счастьем и благословением для них.
Такова Вселенная Габриэля Гарсиа Маркеса. Прекрасная в своём трагизме. И учащая нас, по крайней мере, тому, что нежелание следовать за голосом Бога в нашем сердце может быть страшнее самого неверия в Него. Потому что любовь и истина ведут к Богу. Это происходит не только с героями Маркеса, но и с ним самим. Его трудно назвать добрым католиком в общепринятом смысле, но нельзя отрицать, что всю свою жизнь он искал истину и любовь. Плоды этих поисков он оставил нам в шести романах, семи повестях и в десятках рассказов и очерков. Хочется верить, что его ожидания оправдались, и встреча с Богом стала счастливейшим моментом его бытия, на Небе, «без теологических осложнений».
Анастасия Орлова