Христианство как истинный реализм

Примерно с трёх лет я чувствую острое несовершенство мира людей. То, что мы делаем друг с другом, как ведём себя в конфликтах, каким правилам и людям позволяем стоять над нами – всё это казалось и кажется дурным сном. Потому что в нормальном сне такого быть не должно. Я не знаю, поняли ли вы мои чувства, и есть ли что-то похожее в вашем опыте. Быть может, вы вслед за Платоновым восхититесь, что мы живём в «прекрасном и яростном мире», а может быть, просто скажете: «Такова жизнь…»

Как-то раз я общался с двумя врачами-онкологами. Они оба были сторонниками важности держать диагноз заболевания в тайне и, тем более, не говорить о прогнозе пациенту. Каждого из них я спросил, почему они это делают. Первый ответил: «Мало ли что он надумает, узнав, что смертельно болен. Например, возьмёт и повесится». Второй сказал: «Максим, я просто оставляю в их сознании возможность для чуда». Они оба – реалисты, но представляют его разные грани.

Реализм первого типа я бы назвал статическим. Мир таков, какой он есть. Уже много лет существуют определённые правила игры и закономерности. Их цель – держать людей в узде, иначе они распоясаются, и мы медленно скатимся в анархию, которая ещё хуже, чем то, что происходит за окном. Необходимо приспособиться к существующим реалиям, найти свою нишу и путь успеха. Найдешь – отлично. Не найдёшь – такова жизнь.

Второй тип реализма – динамический. Мы способны видеть мир без иллюзий и выносить его несовершенство. Существуют страдания, болезни, смерть и глупость. А какими могли бы стать люди, если бы вступили на путь изменений? Какие инструменты есть в моих руках, чтобы хоть немного сдвинуть мир в сторону преображения? Если не прекращать трудиться, появляется надежда.

Между адаптацией и преобразованием я твёрдо выбираю преобразование. Наверное, мной движет упрямство, хотя, скорее всего, настоящим мотивом активности оказывается отчаяние. Если всё останется такой галиматьёй, как есть сейчас, то жить в этом мире не стоит. В нём не стоит рожать детей и начинать что-то новое, потому что обрекаешь всех и вся на страдания. Касание дна становится причиной оттолкнуться от него, чтобы всплыть на поверхность. Мне хочется жить в другом мире. Вам, я уверен, тоже. Есть шанс, что наши желания воплотятся.

Здесь наступает время для парадокса. Чтобы изменения могли совершаться, нам самим, как писал Ганди, нужно стать этими изменениями. Словно я обретаю гражданство неведомой будущей Родины, хотя, на самом деле, просто начинаю видеть потенциал в окружающих меня людях и вещах. Путь, начинающийся отчаянием, ведёт к свободе и вдохновению. Он заставляет потерять покой внешней жизни, чтобы приобрести покой внутренней. Я начинаю понимать направление своей жизни, это даёт мне силы. Именно так динамический реализм даёт надежду для чуда.

Вы можете сказать, что попахивает утопическим социализмом. По-моему, здесь попахивает христианством. Господь учил нас не любить того, что в мире, но в этом случае мир Божий, который превыше всякого ума, соблюдёт сердца и помышления. Мы становимся гражданами Царства Небесного и ведём себя так в этой жизни. Как будто природа человека преображена, грех упразднён, и мы можем восклицать, вслед за апостолом: «Смерть, где твоё жало? Ад, где твоя победа?». Как будто заповедь любви выше всяких конституций и житейских понятий, и её достаточно, чтобы разрешить любой спор, возникший между людьми. Как будто мы снова, как первые люди, ходим пред Богом, ощущая Его непрестанное присутствие и заботу.

Здесь нет никакой гиперболы. Соблюдение Декалога уже очень сильно противопоставит нас миру, привыкшему оправдывать грех. Ориентация на заповеди блаженства причастит нас той мудрости, от которой окружающие станут крутить у виска. Так становятся солью земли, которая оставляет пространство для чуда, совсем как один из докторов. Не все его пациенты выживали, большая часть всё-таки умирала от болезни. Но были и те, кто оставался жив и обретал исцеление, потому что кто-то верил в них и не прекращал стараний.

Динамический реализм ставит перед нами множество вопросов. Например, как мы воспитываем своих детей? Мы рассказываем им о жестоком мире, в котором все движимы жаждой наживы, поэтому нужно свято помнить правило «кто успел, тот и съел»? Учим не доверять окружающим и видеть в другом человеке скорее врага, а не друга, обманщика, а не честного? Готовим их к суровым реалиям, крича на них, обходясь как со своей собственностью, закаляя характер отчуждением, чтобы они привыкали к этому как к норме? Передаём секреты манипуляции и лицемерия, чтобы подготовить к политике двойных стандартов? Если мы воспитываем детей именно так, какой вклад мы делаем в собственное будущее? Стоит ли нам удивляться, что чужие дети в старости будут втягивать нас в финансовые пирамиды, а свои собственные сдадут в дом престарелых? Статический реализм не приспосабливает нас к трудностям, он просто воспроизводит существующий миропорядок. Помним ли мы, кого Писание называет «князем века сего»?

Получается, что мы не видим замысла Божьего и Его образа ни в сотворённом мире, ни в ближнем, ни в собственных детях. Стоит потеряться Образу, как всё становится безобразным. Между тем, Христос открывается через наших ближних. Мы оказываемся перед непростой задачей совместить реальность глазами человека и её потенциал, связанный с преображающим действием Бога. Совместить их получится, только если мы сами станем участниками преображения, позволяя Богу использовать наши руки и умы. Быть может, вся жизнь на планете не переменится, но зато в нашу жизнь войдёт Бог, а нашим свидетельством Он может затронуть и тех, кто рядом. Проходит время, и сокрытое в потенциале, закваска Царства Небесного, становится реальностью, а не мечтой.

Максим Чекмарев