Автор: После 50 лет спада в США начало расти число молодых женщин, принимающих призвание к монашеской жизни. Почему это происходит? Этим вопросом задалась американская журналистка Ева Фербенкс. Её наблюдения о переживаниях и поисках миллениалов, во многом актуальные и для российской действительности, мы публикуем в сокращенном виде в 4 частях.
Часть 4
Взращивать реальную жизнь
В прошлом году у Тори диагностировали эпилепсию и отправили в отставку с военной службы. Она увидела в своём диагнозе знак, что Бог хочет, чтобы она двигалась быстрее, и через несколько месяцев она переехала в «дом распознавания» недалеко от Канзас-Сити, созданный специально для молодых женщин, которые хотели получше узнать, что значит быть монахиней. Спонсируемые епархиями по всей стране, такие дома часто становятся первым шагом, предшествующим официальному вступлению в монашескую общину. В доме «Gratia Plena», куда приехала Тори, молодые женщины живут почти без всех своих старых вещей, в комнатах на четверых с двухъярусными кроватями. Днём они работают на обычных рабочих местах, а вечер и ночь проводят с монахинями.
Тори искала францисканский орден, в котором сёстры молились бы многие часы на протяжении дня. Когда они не поклонялись Христу, то наводили чистоту в монастыре, служили нуждающимся, работая в благотворительной столовой, готовили еду – их обед мог состоять из двух ломтей хлеба, кусочка сыра, фрукта и чашки ячменного кофе, шили или вместе играли в настольные игры. Их небесный покровитель св. Франциск Ассизский был настолько предан жизни в бедности, что однажды он раздал всё своё имущество и жил, питаясь репой. Так и монахини-францисканки носят простые хабиты, подпоясанные верёвкой, которую они называют «поясом бедных».
«Я в таком восторге», — сказала мне Тори, — «я ужасно этого хочу. Ничего не хочу больше, чем избавиться от всего».
Мне было интересно, как воспринимали ту жизнь, к которой так стремится Тори, те монахини, которые намного старше неё. Я позвонила нескольким женщинам, которые уже прожили многие годы – некоторые по четверть века – своей жизни, как католические монахини. Они охотно рассказывали, но не столько о своих отношениях с Богом, сколько о повседневных «взлётах и падениях» монашеской жизни.
Все они подчёркивали, насколько мало они были готовы к переходу из «обычной жизни». «Я помню, что не могла сама покупать себе еду, потому что за покупки отвечала другая сестра», — вспоминала сестра Мэри Джо Кертсингер из Чикаго. Она никогда раньше не осознавала, сколько удовольствия доставляло ей это простое действие – самой сходить в супермаркет и купить еду: «Мне хотелось посмотреть на всё, что там есть, и решить, чего именно мне хочется». Сестра Патрис Коллетти из Южной Дакоты, сказала мне, что она получает около $85 в месяц, чтобы купить самое необходимое — «носки, обувь, шампунь, зубную пасту» — или изредка сходить в кино. Для того, чтобы заняться чем-то для саморазвития, ей нужно описать в коротком письме настоятельнице, какую пользу это принесёт.
«Одну вещь я слышала от пожилых сестёр снова и снова, что обет целомудрия исполнять легко, — говорит сестра Мэри Готье. — Трудный обет – это послушание». Существуют уровни иерархии: монахини избирают настоятельницу, которая имеет влияние на их жизнь. Эта настоятельница может отправить тебя на переподготовку в качестве медсестры, даже если у тебя уже есть степень юриста, или может переселить из одного города в другой. Когда члены семьи собрались вместе, чтобы купить ей новый велосипед, она должна была спросить свою провинциальную настоятельницу, может ли она его принять. Сестра Сюзен Франсуаз сказала мне, что она должна была получить разрешение, чтобы пойти на свадьбу своего брата. До того, как стать монахиней, она работала в Избирательной комиссии Портленда, Орегон. В первое время в монастыре она почти ни о чём не просила, потому что ей было неприятно слышать, как из её рта вылетают эти детские слова: «Пожалуйста, могу я купить себе мороженое?»
То, через что прошли многие из этих женщин в начале своего монашеского пути, стало силой их призвания. По прошествии времени, говорили они, стало ясно, что острые углы человеческих аспектов жизни в монашестве были огромным благословением. Община сестры Патрис стала для неё семьёй, поддержавшей её, когда умерла её мать. Сестра Сюзен неожиданно для себя была невероятно тронута, когда весь орден праздновал 80-летие одной из монахинь. Эта престарелая сестра жила в Англии, и сестра Сюзен встречалась с ней лишь однажды, но они принадлежали к одному ордену и потому относились друг к другу, как к близким и любимым людям. «Её лицо просто засветилось, когда она меня увидела», — вспоминает сестра Сюзен.
Когда я спросила сестру Мэри Джо, считает ли она, что можно избежать сердечной боли и ненадёжности секулярного мира, став монахиней, она только рассмеялась. Посвящённая Богу жизнь вовсе не являются уходом от этого мира. Она видит Церковь подобной другим структурам, например, Великобритании, взбудораженной Брекситом, поскольку и Церковь подвержена тем же тревогам, внутренним спорам и постоянным переменам, которые переживает любой уголок земли, любая «гавань», которая теоретически должна была бы быть «тихой и безопасной». «Чувствовала ли я себя в безопасности? Под защитой? Нет», — прямо ответила она. — «Моя в самая надёжная защита – в Божьей любви, но я понятия не имею, как будет выглядеть мой орден через 15 лет», хотя она верит, что он будет продолжать жить «любовью к ближнему». По мере того, как она стареет, и новые члены достигают в её общине численного паритета, они могут выбрать для общины, а значит и для сестры Сюзен, совершенно новое направление.
Сестра Патрис пережила кризис веры. Она была назначена преподавать в старшей школе в индейской резервации. Потрясение, вызванное самоубийством подростка, вынудило её к острой конфронтации с Богом по поводу пределов Его власти и её собственной. А после травмы позвоночника, из-за которой появилась постоянная жестокая боль, которая до сих пор мешает ей ходить, она впала в такую глубокую депрессию, что «хотела бросить всё, а не только монашество», как она мне написала. Она чувствует, что её вера стала глубже, прочнее укоренилась в ощущении, что Бог желает, чтобы она заботливо взращивала «реальную жизнь» во всех её радостях и испытаниях, и что это является частью Его «спасения». Она не переживает из-за того, что, когда она молится, «ни ангельские хоры не поют, ни святые свечей не зажигают».
Через год после того, как я познакомилась с Маккензи, молодой женщиной из Мериленда, которая была добровольной помощницей в ордене матери Терезы, я снова позвонила ей, чтобы узнать, как продвигается её религиозная жизнь. Она сказала, что с этим всё в порядке. Она приняла участие в духовных упражнениях по распознаванию призвания, где сказала одной из сестёр, что хочет немедленно вступить в орден. «Я знаю, что хочу именно этого», — сказала она этой пожилой женщине. “Дайте мне мой хабит прямо сейчас!” Но сестра посоветовала ей двигаться помедленнее. «Она сказала, что мне нужно больше молиться и подождать пару лет», — вспоминает Маккензи, потому что это очень серьёзное решение. «Поначалу я очень огорчилась. Мне бы так хотелось, чтобы моя борьба хотя бы отчасти была уже позади. Если отец или кто-то ещё говорит тебе подождать, то обычно мы не слушаем. Но когда что-то такое говорит монахиня, то почему-то это нормально. Вот поэтому я жду».
Она вернулась в свой университет «Ave Maria» во Флориде, в кампусе которого важную роль играет ежедневная молитва. Она намеревалась продолжать путь распознавания, но однажды в начале учебного года в столовой юноша поставил свой пластиковый поднос рядом с её. Он признался, что заметил её в кампусе.
«Мы просто связаны», — сказала она. «Связь между нами – это что-то такое, что от тебя никак не зависит». Они понимали шутки друг друга. Они слушали музыку и говорили о своём общем интересе к теологии. Юноша был серьёзным парнем, который заранее назначал время для разговора об их чувствах, и она удивлялась, насколько ей это нравилось. Она не представляла, что молодой человек может быть настолько определённым в своих намерениях – качество, которое она в значительной степени приписывала Богу. Вскоре они решили встречаться.
Она беспокоилась: не будут ли отношения слишком запутанными? И как быть с её распознаванием? Кроме того, она часто чувствовала разочарование в своём парне. Иногда он «не говорил того, что я хотела бы от него услышать, в подходящий момент. И он бывал прямолинеен почти до чрезмерности». Когда она и её парень ссорились, она не была уверена, что он вернётся. Это её пугало. Но где-то внутри её начала греть тайна, присутствующая в любви к человеку, у которого были раны и изъяны, равно как и у неё самой. Она испытывала безотчётную глубокую радость не вопреки неопределённости, но благодаря ей.
Потратив 20 минут на описание красоты этих отношений, Маккензи обронила, что она и её парень только что расстались. Я сказала, что поражена её столь позитивным размышлениям об этих отношениях. Она признала, что ей было по-настоящему больно. «Но после того, как у меня были отношения с этим человеком, пусть даже потом мы расстались, и пережить расставание было трудно, желание замужества осталось. Это желание любви. Это было как открытие: «Вот это да! Я хочу иметь семью». Она больше не ищет подходящий монашеский орден так настойчиво, как раньше. Притом, что Господа она любит так же сильно, как раньше, она находит неожиданный “восторг”, как она это назвала, посмеиваясь на другом конце телефонной линии, в надежде на что-то более земное и менее совершенное. «Разве это, — спросила она меня, — не вера, пусть и на такой странный манер?»
Несколько раз в продолжение моих встреч с Тори мне казалось, что я слышу в её голосе оттенок тревоги из-за безмерности того, что она планирует. В тот день, когда я встречалась с ней и с Рейчел, она собиралась к парикмахеру. «Внешне, по суетности, но то, от чего я совершенно не готова отказаться, – это мои волосы», — сказала Тори. Некоторые ордена, которые она рассматривала как возможность для себя, требуют, чтобы сёстры брили голову. И хотя она сказала мне, что примирилась с мыслью об отказе от мужа и детей («У меня уже нет такого сильного желания иметь семью, какое было раньше»), она призналась, что всё ещё испытывает укол острой боли, когда видит младенцев.
Почувствовав Божий призыв к монашеской жизни, Тори попросила Его о двух вещах. «Господи, если это Твоё предложение, то сбей меня с ног», — молилась она. Ей хотелось, чтобы Бог послал ей несомненный знак, что стать монахиней – это именно то, что ей следует делать со своей жизнью. Например, чтобы Он сделал ей предложение руки и сердца на вершине горы, т.е. в том месте, которое она так любила.
Она также попросила послать ей идеального парня перед тем, как она уйдёт в монастырь. Она хотела быть уверенной, что посвящает себя не по тем причинам, которые приходили на ум Рейчел: из-за одиночества и «назло всем». «Господи, Ты мог бы сначала послать мне идеального мужчину? — просила она. — Тогда я уже не буду сомневаться».
Но позднее она отозвала свои требования. Она не нашла идеального мужчину, но поняла, что это было «совершенно эгоистично» — ставить какие-то предварительные условия для посвящения себя Богу. Если ожидаешь, что Он будет любить тебя безусловно, то и ты сама должна безусловно любить тот план, который Он приготовил для тебя.
По интересному совпадению, одновременно с тем, как Тори всё более твёрдо распознавала своё призвание, её друзья начали обращаться к ней за советом по поводу отношений. Она, будущая монахиня, была способна выдать самое феминистское послание о любви, с наименьшим количеством оговорок. Её подруги спрашивают о своих парнях: «Как ты думаешь, то, что он сделал нелепо?» А что если она бросит своего ненадёжного парня, а потом не сможет найти другого? А вдруг принятие того, что непомерно – это только часть взрослой жизни?» Ответы Тори обнадёживали и придавали сил. То, как парни обращались с её подругами, часто было нелепым и несправедливым. А Тори уже знала, что значит чувствовать себя безусловно любимой.
Ближе к концу того дня, который я провела с Тори и Рейчел, пришла ещё одна их подруга, которую я буду называть Натали, и Рейчел тут же воспользовалась возможностью рассказать Натали о своём новом потрясном парне – Адаме, брате Тори. Он восстановил свои близкие отношения с сестрой, и Тори их познакомила. Всё ещё стоя в холле Натали воскликнула: «О Боже! Вот это да!» — захлопала в ладоши и тут же спросила: «Вы счастливы?»
«Да, мы так счастливы», — ответила Рейчел заговорщическим тоном, и тут же стала показывать их с Адамом фотографии на своём телефоне.
«Ты выглядишь такой милой», — прокомментировала Натали.
Тори, оставшаяся в одиночестве за кухонным столом, пошутила, обратившись ко мне, что иногда ей хочется вывесить на Фейсбук изображение Иисуса, её Возлюбленного, чтобы друзья порадовались её отношениям с Ним. «Я не хочу приносить камеру в церковь, — продолжала она, — но иногда мне хочется сказать всем: «Смотрите, вот мой прекрасный Жених!»
Она обратилась к подругам: «Мой парень написал мне самое прекрасное любовное письмо. Это целая книга – Библия». Две другие девушки вежливо засмеялись, и вернулись к рассматриванию фотографий Рейчел.
Чтобы стать монахиней, Тори придётся от многого отказаться. «Должна признать, — сказала она, когда мы возвращались в дом её матери, — что это будет совсем не лёгкий переход. Это трудный переход, но я готова его принять». Её голос звучал стаккато, и она рванула вперёд так, будто ставила точку под этим договором с самой собой.
Месяц назад я написала Тори по электронной почте, спросить, как её дела в том доме распознавания призвания в Канзасе. Она ответила, что уже покинула его. «В этом были и трудные, и радостные моменты», — писала она. Но ей всё ещё нужно больше ясности по поводу своего будущего. Поэтому она оставила все свои вещи в камере хранения и отправляется с горы Катадин в долгий путь по тропе, ведущей через Аппалачи. Там будет только она, горы и Бог.
Впервые услышав об этом плане за день до того, как она отправилась в путь, я была поражена. Её продвижение к тому, чтобы стать монахиней, казалось таким стойким и целеустремлённым. Но потом, когда я немного подумала над этим, это её решение показалось мне идеальным выбором для женщины, которую мне довелось узнать – так решительно карабкающуюся вверх в поисках Бога, Которого она так любит, и в то же время такую неуверенную.
Источник (англ.): www.huffpost.com
Перевод: Наталья Проскурина