Автор: Церковь живёт парадоксами. Второй день конференции Meditatio-Москва – «Христианские традиции созерцания» — проходил в культурном центре «Белые облака», а межконфессиональный православно-католическо-буддистский диалог – наоборот, в здании курии. Возможно, кто-то из привлечённых модным словом «медитация», на самом деле, вовсе не восточным (от лат. meditatio – «размышление»), впервые услышал евангельскую весть именно в рассказе бенедиктинца о. Лоренса Фримена о созерцательном сердце Евангелия.
Сердцевиной учения Иисуса о. Лоренс видит Царствие Божие. Иисус говорит: «Царствие Божие внутри вас», можно также перевести: «среди вас» или «между вами»; Царствие Божие – это реальный опыт, но это духовная реальность, которая не может быть объектом наблюдения, как и сам Бог. Это первый важный принцип для понимания созерцательной молитвы. Другой важный момент: Иисус никогда не объявлял Себя объектом поклонения, он говорил о Себе как о пути, хлебе жизни, вёл Себя как учитель, в том числе – учитель молитвы.
Говоря о молитве, прежде всего Иисус предостерегает от сугубо внешней религиозности: «когда молишься, не будь, как лицемеры, которые любят в синагогах и на углах улиц, останавливаясь, молиться, чтобы показаться пред людьми». Далее у Матфея мы читаем: «Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, который втайне»; вспомним другие библейские образы внутреннего собирания человека – пещера, сердце. «А, молясь, не говорите лишнего, как язычники». Моменты молчания являются довольно редкими в церковном поклонении; но вспомните, насколько важны эти редкие периоды молчания в литургии! «Не уподобляйтесь им; ибо знает Отец ваш, в чем вы имеете нужду, прежде вашего прошения у Него». Бог знает о наших нуждах прежде наших просьб, которые, в сущности, одинаковы у людей всех религий: здоровье, благополучие, забота о близких… Св. Августин спрашивал: хотим ли мы изменить мнение Бога молитвой? – Итак, в молитве не нужно тревожиться о материальных нуждах, «не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться»; сознание должно быть спокойным, сосредоточенным на Царствии Божьем.
Спокойствие сознания, внимание, пребывание в сегодняшнем дне и моменте, «здесь и сейчас», сосредоточенность на одном – всё это мы прочитываем внимательным взглядом в 6 главе Евангелия от Матфея; Иисус здесь выступает как учитель созерцания. Без созерцательного измерения Евангелия, без молитвы христианство может превратиться в исключительно этическое учение – ещё одно из многих. Но христианский опыт не напоминает парад с разделением на тех, кто на трибунах, тех, кто марширует, и толпы зевак; мы сами – участники парада, и дороги не перекрыты. Глубокий же молитвенный опыт, к которому мы все призваны, ведёт к преображению. Важно также видеть, читая Евангелие, что Иисус не только предлагает учение, но живёт им самым практическим образом – Он часто уединяется после проповеди в тихое место, один или с учениками. Его опыт Отца возникает из глубины созерцания, и Он приглашает нас присоединиться. Христианская молитва не эгоистична, она – путь к молитве Христа.
Сущность молитвы – внимание; но внимание – это сущность и любви. Таким образом, созерцание – работа любви; не техника, а та дисциплина, которая делает учеником; работа любви, потому что внимание – это потенциал и свидетельство любви. Сущность Бога — любовь как взаимный акт внимания в Святой Троице.
Следующий важный урок христианской молитвы даёт нам апостол Павел: «мы не знаем, о чём молиться, как должно, но сам Сам Дух ходатайствует за нас воздыханиями неизречёнными», помимо всякого словесного выражения, в простоте молчания.
Опыт христианского созерцания развился среди древних монахов – мирян, уходивших в пустыню в поисках уединения и аскезы, следуя уходу Иисуса в пустыню для поста. В их среде из практики изучения Писания, передававшегося от учителя к ученику, из уст в уста, возник метод использования в ходе созерцательной молитвы краткой молитвенной формулы. Принесший опыт восточных отцов-пустынников на Запад, в современную Италию и Францию Иоанн Кассиан Римлянин – одна из важнейших фигур в истории христианского монашества, объединяющая Рим и Константинополь, восточную и западную традиции. Именно в его трудах заново открыл для западной Церкви учение о созерцательной молитве бенедиктинец о. Джон Мейн, основатель Международного общества христианской медитации, молитвенные группы которого сегодня существуют в 120 странах мира. Кстати, широкая «пропаганда» христианской медитации стартовала после пребывания о. Мейна в скиту Томаса (о. Людовика) Мертона (уже погибшего к тому времени) в Гефсиманском аббатстве в Кентукки и семинаров для послушников этого монастыря.
Молитвенное слово – глубоко органичная вещь для христианского сознания: Слово творит мир, Слово приходит к пророкам, наконец, принимает плоть. В то же время молитвенное слово не является предметом молитвы, оно – инструмент для концентрации внимания. Но этот инструмент должен быть освящённым христианской традицией и освящающим молитву. О. Лоренс вслед за о. Дж. Мейном предлагает раннехристианское восклицание на арамейском языке: «Маранафа!» — «Гряди, Господи!» Православная традиция исихазма использует молитвенную формулу «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня, грешного». Возможны совсем краткие варианты: «Авва» («Отче»), «Иисус». Мне близка своей литургичностью формула «Kyrie, eleison. Christe, eleison», единая для восточной и западной церкви. Молитвенная формула должна естественно сливаться с ритмом дыхания, которое есть ритм жизни. Замечу, что после нескольких месяцев регулярной медитации молитвенная формула начинает возникать в глубине сознания и вне периода медитации, среди самых разных дел и бесед, как basso continuo – простая и неизменная партия баса, служащая опорой претерпевающей разнообразные вариации мелодии жизни.
Нередко думают, что медитация предназначена только для избранных, что она является путём к ложному мистицизму… Вовсе нет. В своей книге «Внутренний свет» о. Лоренс Фримен пишет: «Главной проблемой медитации для нас является ее чрезмерная простота. Нам, — скептически настроенным и непрестанно анализирующим самих себя, — нелегко принять такую простоту. Тот факт, что мы образованны, привередливы и сосредоточенны на интроспекции, только усложняет ситуацию. Несомненно, эту науку было бы легче постигнуть, будь она хотя бы немного сложнее для понимания, что позволило бы использовать наш психологический и интеллектуальный багаж». Практически единственная трудность медитации – концентрация внимания, способность отвлечься от мыслей, непрестанно возникающих в нашем сознании, ощутить себя простым и цельным, спокойным и сосредоточенным одновременно. Я бы определил медитацию как простое предстояние Господу. В этом предстоянии не нужны слова, мысли, тревоги – только осознание себя и внимание, полное любви.
Возврат к собственной глубине труден, но необходим. Глубина – это не подсознательные тревоги и страхи того, что о. Мертон называет «внешним я», но простота и цельность того «внутреннего я», которое создано Творцом и предстоит ему в молитве и таинствах. Именно в этой внутренней глубине скрыта наша человеческая уникальность. И именно благодаря этой уникальности мы истинно нуждаемся друг в друге. Так одинокое осознание себя формирует нашу потребность в других. О. Лоренс говорит: медитация создаёт общину. Я здесь сразу вспоминаю слова Христа: «где двое или трое соберутся во имя Моё, там Я посреди них». И само общество жизнеспособно только тогда, когда его члены познали опыт самостояния: «Общество, в сущности, жизнеспособно лишь до тех пор, пока не посягает на одиночество своих членов. Оно и зовется «обществом» только потому, что сложено не из масс или безликих единиц, а из личностей. Личность же немыслима без свободы и ответственности, а они, в свою очередь — без внутреннего одиночества, целостности, чувства собственной реальности, способности отдать себя обществу или отказать ему в этом даре.
Растворяясь в безликой, движимой слепыми инстинктами толпе, человек теряет свою человечность, целостность; он не может ни любить, ни владеть собой. Если люди не знают внутреннего одиночества, то их соединяет уже не любовь, а наглая и жестокая власть. Эта власть отнимает принадлежащую им по праву свободу, и всё общество разлагается, пораженное ненавистью и раболепием». (Томас Мертон)
Третий и четвёртый дни конференции были посвящены ещё более парадоксальному занятию: произнесению великого множества слов о молчании. Впрочем, слова эти были важны и интересны. Практика созерцания рассматривалась в свете исихастской, католической, неоплатонической, буддистской и даже психотерапевтической традиций. Ярким выступлением начал конференцию в здании курии психиатр и радиоведущий Александр Геннадьевич Данилин. Он говорил о том, что долгая монашеская традиция описывает путь созерцания как долгий, упорный, монотонный труд. «Так что если Бог появляется в голове как дар, как иллюзия – это психоз, это ко мне!» Суета в погоне за мгновенным просветлением – проявление первородного греха, попытка съесть яблоко и разом, мгновенно познать добро и зло.
Известный исследователь исихазма, физик, философ, богослов и переводчик Джойса Сергей Сергеевич Хоружий подчеркнул, что христианство медленно вырабатывало собственный язык для описания духовного опыта, во многом воспользовавшись богатым фондом понятий неоплатонизма. Но неоплатонизм ищет не личности, но безличного Абсолюта, так что этот язык неадекватен для описания личного общения со Христом. Если неоплатоническое созерцание – чисто интеллектуально, очищено от чувств и телесных проявлений и принципиально находится вне диалога с Единым (ведь Абсолют неоплатоников – не личность), то в созерцании христианском, недоступном как чувствам, так и разуму, происходит обращение к Богу как Личности при сохранении личности и идентичности человека. Пример такого созерцания – явление Преображения, которое захватывает всё существо апостолов целиком и приводит к интенсивному личному общению.
Разговор об исихазме продолжил православный священник Константинопольского патриархата о. Тимоти Кёртис – с точки зрения не только теории, но и практики, исихазма как миссии исцеления. Он отметил: есть мнение, что исихазм – не для мирян, но больной нуждается в лекаре. О. Тимоти подробно остановился на святоотеческой модели человека, включающей в себя душу (психе), разум, или сердце (нус), тело (сому), а также духовного отца, и рассказал о взгляде на отказ тела из-за страстей следовать за душой, стремящейся к Богу, как на причину психических болезней. Говоря о результатах применения исихастской созерцательной молитвы в практике психотерапии, о. Тимоти подчеркнул: в практиках, повышающих самосознание человека (каковой является медитация), смирение является основой.
Когда после трёх докладов слово предоставили отцу Лоренсу, он начал… с молчания, немедленно предложив присутствующим пятиминутную медитацию. В докладе же он отметил, что сегодняшний исторический вызов – представить медитацию в мире научного, психотерапевтического мейнстрима. Он уверен, что это может развить совершенно новые, очень интересные и оптимистические подходы в психотерапии. По методу Фрейда – все больны, он брал человека в глубокой депрессии и восстанавливал их к обычному человеческому состоянию – несчастью. Христианское же представление о первородном грехе полно надежды на наш приход к абсолютному счастью. Ведь Иисус – не судья, но исцелитель, а Евхаристия – лекарство бессмертия, по выражению свв. Климента Александрийского и Игнатия Богоносца.
Очень полезным было участие влиятельного буддийского учителя, ученика далай-ламы досточтимого Тензина Приядарши, директора «Центра за этику и ценности, ведущие к трансформации» при Массачусетском технологическом институте (это ведущий технический вуз мира, американский аналог наших Бауманки или Физтеха). Он отметил, что понятия «буддийская медитация» не существует, медитация присуща человеку как таковому. И действительно, всё, что он говорил о технике медитации, подтверждало, что этот опыт является естественным для человека как такового. Это и ограничения на восприятие реальности, которые накладывает наш язык: чтобы поверить в пережитый опыт, нам нужно описать его словами; мы радуемся тишине, хотим описать этот опыт – и теряем тишину. И повторение важнейшего замечания о том, что в медитации не должно быть никаких предвкушений. Но в созерцании, конечно, важна не столько техника – она вся сводится к концентрации внимания, — сколько интенция, с которой вступают в него. А тут Тензин Приядарши прекрасно дал понять принципиальное отличие буддийского пути от христианского: «у нас нет Бога», «в категориях буддизма вы не можете делиться заслугами или взять на себя чужие грехи, каждый полностью отвечает за себя, возможно только сострадание всем живым существам и воодушевление другого». Как пример высшего сострадания досточтимый Тензин привёл оставление своего тела на благо живых существ (т. е. на съедение зверям и птицам), во искупление неизбежных бесчисленных убийств микробов, насекомых и т. п. – я сразу подумал, что христианское сострадание доходит до жертвы жизни, а не трупа, а о. Тимоти Кёртис заслужил аплодисменты замечанием: «В православной традиции мы испытываем сострадание по средам и пятницам». Одним словом, диалог всегда важен, так как помогает лучше понять не только других, но и свою веру.
В завершение отчёта с конференции о христианском созерцании вновь процитирую о. Лоренса. Он любит приводить пример с Иисусом в семье Лазаря: Марта, находящаяся в многозадачности и стрессе, и Мария, заботящаяся о единственно важном – это один из самых ярких евангельских примеров созерцания и призывов к нему. А ещё о. Лоренс Фримен напомнил слова одного из отцов-пустынников о том, что настанет день, когда мир сойдёт с ума, и тогда он обратится к тем, кто сохранил осознанность и трезвость.
* * *
Русскоязычный сайт Международного общества христианской медитации: wccm.ru