Автор: Ибо все мы одним Духом крестились в одно тело.
1 Кор 12, 13
Казалось бы, Дорогой Господь дал мне всё, дал мне Себя. У меня были любимые муж и дети, Церковь, друзья, жизнь. Моя внутренняя жизнь постепенно обретала больший, чем прежде, мир, и я намного чаще теперь чувствовала себя счастливой, но при этом меня не оставляла какая-то странная, щемящая, порой поглощающая целиком жажда любви.
Эта жажда – правильнее было бы сказать, жадность до любви – была со мной давно, с тех пор, как я помню себя, и у нее было две направленности, две стороны. Одна постоянно подталкивала меня к поиску Бога, другая манила за собой в пучины человеческих страстей, где я пыталась всеми силами обрести некую, пусть иллюзорную и временную, взаимность и попробовать ее на вкус. Я постоянно тосковала по особенной, почти неземной любви и дружбе, по таким близким отношениям, в которых возможно было прикоснуться душой к душе другого человека, испытать радость понимания, принятия, единства. И эти две неумолкаемые жажды – жажда Бога и жажда человека – вызывали во мне внутренний конфликт, некую раздвоенность, неудовлетворенность собой, а иногда просто заводили в тупик. Самое странное было то, что чем больше я стремилась к Богу, тем больше тосковала по теплу человеческих душ, способному подарить блаженство сердцу. Потребность любить и быть любимой зачастую уводила меня куда-то вдаль, мешая быть спокойной и довольствующейся реальностью женой и мамой, а иногда толкала в пучину страданий по тем отношениям, к которым я стремилась, но для которых было слишком много препятствий в этом мире разделений и разлук.
Порой я сомневалась, в правильном ли направлении иду, так как теоретически полагала, что возрастание в любви к Богу должно ослаблять нужду в живой связи с людьми, как это происходит у монахов-отшельников. Я также помнила слова Господа о том, что мир должен стать как бы частью меня, войти в мое сердце и жить там, а поскольку верила в то, что процесс интеграции мира внутрь уже начат, то представляла, что потребности в человеческом тепле, полученном извне, должно теперь становиться меньше. Но чувства говорили обратное. И это были не поверхностные чувства, реагирующие на что-то внешнее, как то «горячо» – «холодно», «приятно» – «неприятно», но глубинные чувства души. И эти чувства, эти «окна» моего внутреннего замка буквально кричали мне о том, что без любви человеческой грош цена будет всякому духовному росту, что невозможно познать подлинную любовь Бога, не познав во всей полноте возможное единство человеческих душ, любящих Бога, но чем более любящих, тем более открытых друг другу.
Однажды я вспомнила строки из стихотворения, которое сочинила лет в 13-14. Начиналось оно так:
«В вечернем сумраке мелькают лица, маски, тени,
Неясные сомненья в карусели несбывшихся за день надежд.
И нет Тебя, вернее, я не знаю, где Ты,
Ищу среди безмолвных масок, теней, лиц, и не найду…»
Дальше шло пространное аллегорическое описание подросткового одиночества и смутной надежды на встречу со «своим» человеком. А концовка, кажется, выглядела следующим образом:
«И в череде усталых теней, масок, лиц
Ищу твой лик, во веки вечные Твоя».
Это стихотворение постигла участь всех моих детских опусов, включая Дневник Богу, – они были сожжены мною же во дворе нашего дома. Я очень боялась, что мама найдет и прочитает, что я снова не буду понята, что меня высмеют и отправят «заниматься делом». Сжигая, я повторяла фразу из тогда любимого мною романа – «рукописи не горят». Вспоминая теперь себя ту – настоящую, кстати – с улыбкой и легкой грустью понимаю, что рукописи действительно не горят, и этот мой нынешний Дневник – своего рода воссоздание на новом этапе жизни того, детского, исполненного первой, чистой и наивной любви к Господу. Понимаю также, что в детском своем стихотворении интуитивно почувствовала смысл, заключающийся в перечислении слов «тени, маски, лица, лики». Теперь, спустя двадцать лет жизни, размышляя о том, как люди раскрываются по отношению друг к другу, я увидела в этом перечислении стадии человеческих отношений, человеческой близости.
«Тени» окружают нас повсюду, куда ни пойди. Толпа людей в городе, в любом общественном месте, где люди не проявлены, не раскрыты в своей сути, но представлены однообразной массой, есть не что иное как толпа теней. «Масками» мы становимся, когда начинаем взаимодействовать друг с другом по какому-либо вопросу, когда, не раскрываясь, пряча себя настоящих, выполняем некую роль, которую ждет от нас общество. Мы не выражаем нравственности, будучи «масками», или выражаем ее вскользь, на общепринятом уровне. «Лица» рождаются в близком общении, в семье, в дружбе. Здесь любовь к нашим близким раскрывает лучшее в каждом из нас, мы, действительно, начинаем проявлять лицо, душу, способность к милосердию и самоотдаче. Чувствуя себя в безопасности, раскрываем свою индивидуальность, испытывая желание любить и быть любимым, приближаемся к тому образу себя, который был задуман Господом. Но, будучи «лицами», мы любим только близких, остальные люди остаются как бы за гранью нашей любви – взаимодействуя с ними, мы, как правило, надеваем застывшие маски, потому что боимся их.
Рассуждая в этом направлении, некоторое время я думала, что же есть «лики», и когда, при каких условиях человек может достигнуть этой высшей формы своего сотрудничества с другими людьми. И Господь дал мне понимание – «ликами» мы становимся в христианской (по-настоящему, не формально христианской!) общине. «Лики» рождаются в молитвенном и евхаристическом единении со всею Церковью, через духовность братской и сестринской любви, преодолевающей расстояние и время, всеобъемлющей и уводящей в вечность. Когда я осознала эту живую реальность Церкви как Тела, сотканного из преображенных Господом любящих Его и друг друга людей, я поняла, по чему именно постоянно тоскую. Моя тоска была связана с жаждой обрести уникальность клетки этого Тела, и в то же время ее единение с другими подобными клетками. Мне хотелось достичь любви ко всем через общину и в то же время стать более близкой тем людям, с которыми я ощущала особую схожесть и понимание. Я мечтала стать «маленьким ступившимся карандашиком» в руках Господа (и постоянно просила об этом в молитве), чтобы послужить другим, чтобы соединиться еще более с драгоценной Невестой Христовой, чтобы иметь право, взявшись за руки с теми, кто тоже любит и служит, обнять весь земной шар и еще здесь, в этой жизни испытать радость небесной любви.
С этим осознанием я начала больше ценить общину – как свой приход, так и молитвенное движение, в котором состояла, и тех отдельных людей, разбросанных по свету, с которыми меня связывала духовная дружба и молитва. Я стала учиться отдавать себя не только семье. Задвинув страх, что меня не поймут и осудят, я начала делать первые робкие шаги в направлении других – тех, кто вот уже много лет разделял со мной Трапезу Господню, но по отношению к кому я оставалась все это время закрытой «тенью» или «маской». Через осознание вселенского братства и сестринства я стала понимать, что любая молитва доходит до престола Божьего, подобно тому как доходит до сознания человеческого любая, даже самая маленькая боль из каждой клетки его тела, и что откладывать Жизнь в Господе для других больше нельзя. Как я оправдаю себя, представ перед Ним?
Я чувствовала сердцем, что именно в понимании и проживании единства находится решение мучающей меня давно проблемы – поиска особой любви, название которой я не могла дать. Также благодаря новому видению мне становилось легче принять тот факт, что люди, с которыми я испытываю взаимопонимание, схожесть, духовную близость, находятся далеко, а те, кто близко, часто не понимают, не открываются навстречу, не стремятся к большему в отношениях. Что есть расстояние для вселенской Церкви, в основе которой – молитва, преодолевающая всякие пределы и ограничения?
Принимая с благодарностью дары в виде близких мне духовно людей, я должна была учиться отдавать то, что получила, тем, кто рядом. Я должна была светить, а не унывать, любить, а не ждать, вдохновлять, а не проходить мимо с равнодушием. Я должна была открыться навстречу общине как весеннему солнцу, выйти из своей избирательности и внутренней изоляции, и этот выход манил за собой, обещая много благословений и подлинной радости. Я видела, что именно в моменты осознания красоты вселенского братства и сестринства я становлюсь «ликом», становлюсь настоящей и живой. В эти моменты мне совсем не страшно умирать, так как я нахожусь в состоянии отдавания, в единстве с хороводом сердец, образующих друг для друга живую лестницу в Небо.
Изображение: fineartamerica.com