Автор: Что общего у классического богословия и «Звездных войн»? Применима ли фантазия в теологии? И что полезного может извлечь христианин из саги о Гарри Поттере? Ответы на эти вопросы ищет Умберто Фолена, вслед за участниками встречи «Богословие между наукой и научной фантастикой» в Латеранском университете в Риме.
Дорогая теология, объясни, на каких крыльях ты летаешь. Возможно, ты уже забыла о них, или решила их не использовать. Это — крылья фантазии, которые позволяют тебе объяснять с помощью образов, метафор и притч. Дорогая теология, а что произойдет, если ты встретишься с фэнтези и научной фантастикой?
Это предложение заставляет вздрогнуть, ведь мы всегда четко отделяем «высокое искусство» от искусства жанрового и популярного. Все эти жанры, фэнтези и научная фантастика, считаются литературой второго класса, и пропитанные предрассудками ученые морщат носы, — но все же, читая, получают удовольствие, и иногда вдруг обнаруживают там далеко не поверхностное мышление, метафоры, иногда непроизвольные, и вполне явные религиозные следы.
Среди тех, кто открыл все это для себя — организаторы и участники публичной встречи в Латеранском университете в Риме («Богословие между наукой и научной фантастикой»). Среди них — математик Джандоменико Боффи, профессор, директор научной лаборатории математических наук в международном университете Рима, директор Sefir («Наука и вера в интерпретации реальности», исследования Высшего института религиозных наук Ecclesia mater), и Джузеппе Лорицио, профессор основного богословия Латеранского университета.
Sefir полностью оправдал свое предназначение: помочь встретиться исследователям таких, казалось бы, далеких друг от друга областей. Во имя фантазии. «Для математических исследований, — рассказывает Джандоменико Боффи, — одной логики недостаточно, нужна и фантазия. Но и богословие могло бы извлечь пользу от обращения к категории воображения». «Я помню фразу Ратцингера о том, что богословие — это не научная фантастика, — отмечает Джузеппе Лорицио. — Эта фраза подчеркивает, что богословие есть наука. Тем не менее с легким намеком на провокацию мне хотелось бы сказать, что и воображение должно найти свое место в богословии».
Сегодня богословие ограничивает себя одними идеями и концепциями. Классическое же богословие полно образов. Оно направлено в будущее человека и вселенной. Сколько богословия в образах готических соборов! Как часто Иисус в притчах использует воображение! Джузеппе Лорицио обратил особое внимание на книгу пророка Даниила и Апокалипсис, на труды отцов Церкви и средневековых богословов.
В ходе этой встречи две темы обсудили отдельно. Отец Михаэль Фусс, иезуит из Григорианского университета, который занимается исследованиями буддизма и нью эйдж, озаглавил свое выступление так: «Да пребудет с вами сила! Религия в современной научной фантастике». Намек на «Звездные войны» вполне прозрачен. Другую тему представлял Антонио Сабетта, профессор основного богословия, декан Ecclesia mater. Заголовок звучит так: «К богословскому прочтению саги о Гарри Поттере».
«Должен признать, что когда вышел первый том этой саги, я бы настроен скептически, — рассказывает Сабетта. — А потом однажды я был в Ирландии, совершенствовал свой английский. И прочитал «Философский камень» в оригинале. И, что называется, попался. Прочитал всю сагу несколько раз, а в последний «День Гарри Поттера» был в Вашингтоне. Христианская основа этой книги мне представляется очевидной. История Гарри Поттера — простая вариация на тему тайны искупления. Младенец, выживший благодарю дару другого человека, его собственной матери, чья любовь оказалась сильнее самого мощного заклинания. Гарри позволяет истории начаться заново, а злу — не победить, и для этого он тоже должен, в свою очередь, умереть». Жертва, справедливость… Налицо все следы неявного, неназванного христианства, типичная картина постсекулярной эпохи.
Когда мы отложили в сторону высокомерие, признав, что отличие высокой литературы от низкой может быть очень условным, направления нашего поиска расширяются. Кинематограф предлагает бесчисленное множество примеров. От поисков Отца-Создателя и принятия смерти от рук собственного творения («Бегущий по лезвию», Blade Runner), до вполне мистических импульсов (что есть реальность? кто мы и какова наша подлинная природа?) — в «Матрице». Не меньше примеров и в литературе. Война с «великим ничто» Джеймса Блиша («В свете последних дней») ставит очень серьезные вопросы: может ли существовать цивилизация, не тронутая первородным грехом? Мог ли бы Сатана объявиться в том, что, казалось бы, чисто?
В семидесятые годы в саге о «Дюне» был протагонист, чей образ отсылал и к Христу и к Магомету, ребенок генетического программирования, который должен был помочь человечеству (распространившемуся по всей вселенной и вместе с тем — павшему) совершить скачок вперед в развитии. В девяностые годы в саге о Гиперионе появился образ другого большого соблазна, которому может быть подвержена и Церковь: иметь возможность гарантировать своим верным жизнь вечную здесь, сейчас, в этом мире.
У фэнтези и научной фантастики — собственный язык. Часто произведения, написанные в этих жанрах, действительно низкого качества, и запомнить в них нечего. Но иногда своими персонажами и своими метафорами они задают вполне богословские вопросы и оставляют в читателе глубокие следы. Если бы удалось преодолеть взаимные предубеждения, встреча богословия, с одной стороны, и фэнтези и научной фантастики, с другой, могла бы привести к удивительным результатам.
Умберто Фолена
Источник (ит.): La teologia si veste di fantasy
Перевод: Сергей Гуркин