Милосердие, справедливость и гнев: Бог вступает в тяжбу со своим народом

Интенсивно размышляя в этом году над милосердием Божьим, мы, возможно, сталкиваемся с такими вопросами, как взаимоотношение этого божественного качества со справедливостью, а также с Божьим гневом, о котором мы нередко слышим со страниц Писаний. Обычно гневливый Бог, требующий воздаяния, ассоциируется у нас с Ветхим Заветом, в то время как Новый Завет представляет Бога прощающего. Однако такое упрощенное представление рискует быть искажением сути вещей: например, св. Павел в начале Послания к Римлянам, после приветствий и формулировки сущности благой вести, проповедуемой им, в стихе 1:18 приступает к обвинениям в адрес и язычников, и евреев, предупреждая о гневе Божьем, который «сгущается»над ними («Открывается гнев Божий с неба на всякое нечестие и неправду человеков, подавляющих истину неправдою», Рим 1,18). Для правильного понимания такой риторики нам нужно поразмыслить над тем, как подобное вступление сочетается с лейтмотивом послания – темой Божьего оправдания людей, а для этого стоит рассмотреть, что в Библии означает справедливость и какие существуют пути для её восстановления, если она нарушена.

Правда, справедливость, праведность: особенности употребления и понимания в Библии

Справедливость в Библии – понятие многозначное, имеющее множество оттенков в различных сферах его применения. В русском переводе (однако подобная трудность касается и других языков) дело осложняется тем, что еврейское слово edāqāh, равно как и греческоеdikaiosýnē имеет по крайней мере два основных соответствия: «справедливость» и «праведность». Следует помнить, что в синодальном переводе для передачи первого значения используется слово «правда», которое в обиходе сегодня используется в другом смысле. И в синодальном переводе, и в современном русском переводе «правда» (или «справедливость») обычно касается божественной реальности, в то время как «праведность» относится к человеческим реалиям. Кроме того, эти и однокоренные слова имеют и юридическую, и этическую коннотацию, причем нет единого мнения о том, что первично означал еврейский корень и в какой из сфер он употреблялся раньше.

Не менее сложный вопрос – возможно ли свести весь веер значений этого корня к какому-то единому объединяющему принципу. Согласно одному из предположений ветхозаветное понятие справедливости не далеко от идеи соответствия норме и касается различных сфер мирового порядка:справедливо то, что отвечает определенным критериям, находится в гармонии с другими элементами. Этот принцип сходен с классическим пониманием справедливости в древнегреческой философской традиции и наверняка каким-то образом присутствует в библейском понятии. Однако по мнению авторитетных библеистов, отличительной особенностью edāqāh является тот факт, что она не основывается на соответствии какой-то норме (нравственной, правовой или какой-либо другой), а является характеристикой отношений между двумя сторонами, которые должны проявить верность своему партнеру. Таким образом, сами отношения определяют конкретные формы, в которые должно облечься поведение, соответствующее edāqāh; очевидно, онобудет зависеть от качеств и ситуации каждой из сторон и его выражения будут меняться. Конечно, такое понимание не означает отсутствие норм и критериев; место, занимаемое Законом(Торой) в иудейской традиции, свидетельствует об этом. Тем не менее, эта принципиальная разница остается в силе.

Образно это отличие можно представить, сославшись на знаменитого еврейского мыслителя Авраама Хешеля: он противопоставляет греко-римский символ справедливости — фигуру с мечом, весами и повязкой на глазах, образу, заимствованному у пророка Амоса: «Пусть, как вода, течет суд [правосудие], и правда [справедливость] – как сильный поток!» (Ам. 5:24) С одной стороны – символ, подразумевающий разумную, логическую, почти механическую оценку согласно критериям, зафиксированным во всеобъемлющей, не знающей исключений нормативной системе, без пристрастности и подверженности эмоциям. С другой стороны – образ, объединяющий в себе реальность «увлекающего движения, живительной субстанции, всепобеждающей силы». Хешель ассоциирует этот символ с борьбой, с неутомимым движением. В своем контексте этот стих отражает страсть Бога Израиля, Его pathos, контрастирующие с холодным, безличным приговором. Господь – не бесстрастный судья, а всегда небезразличный, вовлеченный партнер и прежде всего источник этого самого потока – справедливости, страстно желающий, чтобы ею «пропитались» Его партнеры.

Нарушение справедливости и пути её восстановления: судебный процесс и тяжба

Слыша слово «справедливость» и «оправдание», первым делом нам на ум приходит, наверное, образ судебного процесса и судьи, выносящего приговор. Однако из сказанного выше очевидно, что сфера справедливости — шире, чем узко понятый легальный контекст. Как характеристика Бога по отношению к Израилю, праведность понималась ветхозаветными авторами как Его верность Завету, которая проявляется в конкретных деяниях Бога во благо избранного народа. «Надежность» Бога как партнера является основанием непреложности спасения Израиля; у поздних пророков и во многих псалмах Божья справедливость становится синонимом «спасения».

То, что Бог верен своим обещаниям, можно считать «аксиомой» библейского послания. Но с другой стороны, восклицает псалмопевец, «не входи в суд с рабом Твоим, потому что не оправдается пред Тобой ни один из живущих» (Пс 143(142):2). Как же обстоят дела, если другая сторона – человек, или народ – нарушает завет (договор)?  — Для объяснения того, что происходит в таком случае, нам не нужно спешить обращаться к образу суда.

В древнем Израиле существовали две процедуры, касающиеся нарушения гармонии в отношениях: спор, или иначе распря, тяжба (rîb), решение которого достигается между двумя сторонами конфликта, и судебное разбирательство, где вердикт выносится третьей стороной. Тяжба возникает в обстоятельствах кризиса между двумя сторонами, объединёнными между собой близкой связью, и ставит за цель полное восстановление разорванных отношений. Спор может закончиться тремя разными способами: 1) обращением к судебной инстанции – и тогда справедливость «навязана» извне, потому являясь несовершенной процедурой; 2) войной или другой формой физического конфликта, который приводит к поражению или сдаче одной из сторон; 3) примирением сторон. Именно третий способ является желаемой целью распри. Для её достижения необходимо соблюдение двух условий: с одной стороны, признание вины обидчиком и просьба о прощении; с другой стороны, «потерпевшая сторона» прощает обидчика, проявляя милосердие. Судебное разбирательство является несовершенным выходом из ситуации, т.к. основано на принуждении и страхе; к нему прибегают, если не существуют условия для достижения мира через спор – например, когда обидчик, к которому обращена распря, не признает своей вины и не идет на диалог.

Логика спора нам интуитивно понятна из жизненного опыта: кому не приходилось ссориться, обвинять друга или близкого человека, который нас обидел, и затем мириться? Однако кажущаяся простота подобных ситуаций не должна затмевать тот факт, что распря имеет вполне конкретные, в том числе правовые, последствия, если они даже не закреплены формальным «документом». Прекрасный пример разбирательства в форме распри в Библии – это история отношений Иакова и его тестя Лавана, достигающие апогея в бегстве Иакова вместе со своими женами (Быт 31, 22-55). Вспомним вкратце, как развиваются события:

  • Лаван узнает о бегстве Иакова, устраивает погоню и настигает его. Тесть выдвигает два обвинения по отношению к зятю: 1) Иаков ушел, ничего ему не сказав (таким образом нарушив обычай семейного права, согласно которому Лаван должным образом мог попрощаться с дочерями, что равносильно было признанию их принадлежности «новому дому»); 2) Иаков забрал с собой семейных идолов.
  • Иаков позволяет вести поиски идолов по всему имуществу; они не увенчиваются успехом, и тогда Иаков выдвигает контробвинение.
  • По предложению Лавана, они заключает союз («завет»), что означает, что Иаков теперь имеет новый статус – главы семейства.  

Согласно самой природе спора, конечный результат достигается не без напряжения: выдвижение обвинений со стороны Лавана сменяется предъявлением претензий Иаковом, и хотя Лаван по всей видимости по-прежнему считает своим всё, принадлежащее Иакову (ст.43), он отпускает дочерей вместе с зятем. В этой ситуации, пожалуй, невозможно говорить об «идеальной справедливости», причиной чему является история непростых семейных отношений (из предыдущего рассказа известно, что никто из героев не идеален, и здесь рассказчик мастерски усложняет ситуацию поведением Рахили). Тем не менее, важно, что Иаков в результате получает новый юридический статус главы нового клана.

Ветхий Завет содержит немалое число подобных примеров тяжбы. Кроме сферы семейных отношений, другие случаи, наиболее подходящие для двухсторонней распри, это ситуации, в которые замешан царь (при других условиях именно он является последней судебной инстанцией), а также конфликты между израильскими племенами. Однако вернемся к той сфере, которая нас интересует больше всего: отношения между Господом и Израилем.

Тяжба между Богом и Израилем

Именно в форме тяжбы устами пророков Бог часто обращается к своему избранному народу, когда те отворачиваются от Него и нарушают завет. Как пример возьмем начало книги пророка Исайи (1:2-20) – программный текст, имеющий особое значение благодаря тому, что открывает не только самую большую пророческую книгу, но и корпус пророческих книг в целом.

Отрывок открывается призывом к небу и земле, свидетелям на этом процессе (Слушайте, небеса, и внимай, земля, потому что ГОСПОДЬ говорит). Далее лапидарно описывается то, что Господь сделал для своего народа (Я воспитал и возвысил сыновей), и сразу за этим следуют обвинения в адрес тех самых сыновей (а они возмутились против Меня). Господь устами пророка не щадит эпитетов и не ищет эвфемизмов (Увы, народ грешный, народ, обремененный беззакониями, племя злодеев, сыны погибельные!) При помощи различных образов представлены последствия такого поведения Израиля (многие из встречаются и в других пророческих текстах): изуродованное тело, опустошение страны, одиночество и бедственное положение святого города.

Если бы эта речь закончилась здесь, осталось бы впечатление безысходности, окончательного приговора. Однако в ст.10 начинается новая риторика: пророк, не делая стиль более ласковым (он называет слушателей князьями Содомскими и народом Гоморрским), начинает увещевать своих слушателей, призывая их к изменению поведения, к альтернативному пути (Крови тельцов и агнцев и козлов не хочу… Не носите больше даров тщетных). У Господа есть конкретные указания для нового стиля жизни, в справедливости и милосердии: научитесь делать добро, ищите правды, спасайте угнетенного, защищайте сироту, вступайтесь за вдову. Этому призыву сопутствует обещание: Если будут грехи ваши, как багряное,как снег убелю … Если захотите и послушаетесь, то будете вкушать блага земли…

Пророческие тексты, принадлежащие жанру тяжбы, обычно не упоминают реакцию слушателей, однако – что важно – налицо цель подобных обращений: через не сглаженные эвфемизмами обвинения и шокирующие образы показать необходимость изменения, обращения, чтобы восстановить нарушенную справедливость. Важный аспект ветхозаветного понимания справедливости/праведности как качества, объединяющего и Бога, и человека – это то, что самой природе этого качества принадлежит стремление к восстановлению справедливости там, где она нарушена. От имени Бога псалмопевец после перечисления беззаконного поведения человека восклицает: «ты это делал, и Я молчал; ты подумал, что Я такой же, как ты. Изобличу тебя и представлю пред глаза твои» (Пс 50 (49):21).

Тяжба и оправдание

Каким образом процедура тяжбы вместе с рассмотренными примерами помогает нам понять, что имел в виду апостол Павел под оправданием? В свете вышесказанного напрашивается вывод, что в процессе оправдания Бог устраивает «тяжбу»: по своей инициативе, и именно потому, что Он праведен, Господь стремится восстановить отношения, нарушенные человечеством, которое покинуло путь справедливости и верности Завету. Речь здесь не об оправдательном приговоре в суде (Павел в своих посланиях никогда не связывает речь об оправдании с контекстом суда; суд для апостола – это эсхатологическое событие, т.е. принадлежащее «последнему времени», и он увещевает своих адресатов, чтобы не судили преждевременно, «пока не придет Господь, Который и осветит скрытое во мраке и обнаружит сердечные намерения» (1 Кор 4,5)), а о двухсторонних отношениях партнеров в рамках завета. Примечание к Рим 3,21 перевода Библии под ред. Кулакова отражает наш аргумент: в оправдании речь идёт «о том, как войти в правильные отношения с Богом». Таким образом, становится более ясной связь между справедливостью и милосердием – связь, объясняемая именно необходимостью процесса на пути к примирению и принятия виновным прощения в истине после признания вины. Упомянутые же выше первая и вторая главы Послания к Римлянам, содержащие предостережения в адрес и язычников, и евреев, соответствуют первому этапу тяжбы – обвинению, которое не является последним словом, а призвано «встряхнуть» обидчика и дать ему шанс осознать серьезность его неправильного поведения. Мотив Божьего гнева, который Павел заимствует из ветхозаветного наследия, свидетельствует о страсти, pathos, которые «сопровождают» божественное желание справедливости, о неравнодушии и «эмоциональной вовлеченности» Бога во всем процессе.

Подобное соответствие способа мышления новозаветного автора откровению Первого Завета касательно нашей темы присутствует, например, в «посланиях к Церквям», открывающих книгу Апокалипсиса: в них также содержатся обвинения, не имеющие целью осудить адресатов, но призвать их к обращению и к установлению еще более тесных связей с тем, кто есть «Альфа и Омега».

Иисус Христос – новый и единственный Посредник Нового Завета

Конечно, эта картина оправдания будет ущербной, если в нее не включить того, кто для Павла является центром провозглашаемой им благой вести – Иисуса Христа. Именно Он, отдавший свою жизнь и воскресший, является центром и посредником Нового Завета – новых отношений, которые Бог хочет установить со всем человечеством и с каждым отдельным человеком. Этот новый союз соответствует описанной выше динамике: именно во Христе Бог протягивает руку человеку, желая примирения, и именно Его искупительная жертва любви является источником прощения и обновленной жизни в Нем. С другой стороны, Евангелия содержат указания Иисуса следовать логике тяжбы в наших отношениях с ближними, не прибегая к суду: «Если кто-то ведет тебя в суд как ответчика, уладь ваш спор, пока есть время, по дороге. Иначе истец приведет тебя к судье, а судья отдаст тебя тюремщику и тебя бросят в тюрьму» (Мф 5,25, пер.РБО). «Если твой брат провинится перед тобой, ступай к нему и упрекни его с глазу на глаз…» (Мф 18,15, пер.РБО).

Таким образом, если иметь в виду отличительную особенность библейского понимания справедливости и путь её восстановления, ставящий своей целью возврат к гармонии в отношениях, нам будет легче избежать противоречий в понимании Божьего спасительного действия в отношении человека. С другой стороны, созерцая страстную вовлеченность Бога в процесс восстановления справедливости, мы сами можем проникнуться этим желанием и не бояться выразить свою страсть там, где это необходимо, даже если это потревожит устоявшийся порядок вещей. «Блаженны алчущие и жаждущие справедливости, ибо они насытятся».

о. Виктор Жук, SJ