Автор: Cегодня у нас необычная история самой обычной прихожанки, самой обычной женщины-молитвенницы и самой обычной праведницы, Валентины Александровны Яниной. В повседневности мы почти не замечаем таких людей, а вместе с тем они есть, нужно только немного помолчать и прислушаться. Незадолго до того, как пани Валентина отошла в дом Отца, о вере и жизни с ней побеседовала Ольга Хруль в рамках цикла «Церковь с человеческим лицом». В 30-й день со дня смерти пани Валентины публикуем это интервью и воспоминания о ней братьев и сестер во Христе.
— Валентина Александровна, где вы родились и выросли?
— Я родилась 20 марта 1959 года в селе Медвёдовка в Винницкой области Литинский район (раньше это был Хмельницкий район, потом Литинский). Там был единственный на всю округу католический храм.
На тот момент, когда я родилась, в нашем селе было 246 дворов, село было очень перспективное, сейчас осталось около 50 дворов, а может и меньше, врать не буду. Старики поумирали, молодёжь поуезжала, никто не захотел в селе оставаться, быт тяжёлый, колхоз развалился, а когда-то колхоз был крепкий, ферма большая, свиноферма, птицеферма. В колхоз объединили семь сёл в одно.
Сколько себя с детства помню, папа и мама работали на свиноферме, были колхозниками. Потом, спустя какое-то время мама работала на птицеферме, и мы бегали ей помогать, а папа пошёл работать на тракторе.
Папа у нас рано умер, потому что попал в аварию. Я как раз заканчивала 10 класс. Папа ехал c поля и попал в страшную аварию, чудом остался живой. Как он выжил, только Господь это знает! Но прожил недолго после аварии.
Папа мой бы прожил бы ещё чуть-чуть, но последствия всех этих травм сказались – у него развился рак лёгких, и я старалась чем возможно лечить его. 30 ноября 1985 года его сердце не выдержало, он умер. Большая духовная связь у меня была с папой, чем с мамой. Так было и осталось до конца его дней. Почему? Не могу я это объяснить, не знаю.
Папа у нас был рукастый в отношении дерева. Кровати, cтолы – всё в доме сделано его руками. Делал бочки, в которых мы солили огурцы и помидоры, грибы и капусту, а также сало. Всем этим мы запасались на зиму. Всё это было ручной работы.
Мама была из польской семьи, маленькой, худенькой, очень изящной женщиной, а родила она пять сестёр и два брата, нас было семеро! Cемья большая и очень дружная до сей поры. Слава Богу, все живы.
— А почему семья мамы не уехала в Польшу после войны, когда границы были открыты?
— Я знаю, что многие поляки уехали в Польшу жить, когда территории разграничили. Я не знаю причины, почему мои прадедушка и прабабушка не уехали, не могу сказать точно, я их не застала. Родителей много раз об этом спрашивала, но ответа не получила.
Мой дедушка перед самой войной умер, у бабушки осталось семеро детей и они очень страдали.
Папа родом из села Миткирей Пензенской области (Бековский район). Село очень большое, до 1000 дворов, оно и сейчас большое. Была легенда об основании этого села: было два брата, Митька и Кирей, они это село образовали – получилось МитКирей.
Это же Россия, никаких католиков там и в помине не было! И когда я туда приехала к папе и сказала бабе «Niech będzie pochwalony Jezus Chrystus» (Слава Иисусу Христу!), так бабушка на меня глаза вытаращила, и старший брат папы сказал: «Ты откуда иностранку привёз?»
Папа служил во Львовской области, и там сдружился с Юзефом из наших мест, который был верующий и очень правильный. Юзеф пригласил папу к себе на свадьбу, и там папа познакомился с мамой.
— Ваша семья была католической?
— Мы все были римо-католиками, другого я не знала и вообще! Я всю жизнь думала, что все римо-католики и есть, потом я узнала о греко-католиках, лет в 15-16.
В доме мама и бабушка всегда молились на чётках розария, папа не молился никогда. Иногда мама от усталости засыпала, стоя на коленях, а мы и подсмеивались по-доброму, и переживали, чтобы мама не упала и не стукнулась головой. Сами молились дальше.
В нашем селе 95% учеников были поляки. До школы в нашем доме речь была польская и русская, украинскую я слышала только на улице. Мама с бабушкой только на польском языке разговаривали. Хотя я очень противилась этому, не потому, что не любила польский язык, а потому что я больше поддерживала папу, хотя папа очень хорошо язык понимал, но на нём никогда не разговаривал. Да и на украинском не очень тоже говорил. Всё по-русски. Выписал даже газеты, особенно «Известия» любил. И как только я научилась читать, он всё время меня просил читать. Как сейчас помню, приходила она (газета) в четыре листа и все их надо было прочитать. С одной стороны, мне было приятно, но, когда я начинала читать, папа начинал плакать и я прекращала. «Нет-нет, дочка, читай, я просто вспоминаю», — говорил папа.
Лет с 5-6 я ездила к бабушке в Пензенскую область. Очень хорошо помню, что всех родных, бабушек и дедушек я должна была называть на «Вы». Позже я даже священнику вопрос задала: почему с Богом мы общаемся на «Ты», а с мамой и бабушкой на «Вы»?
— Была ли у вас в детстве катехизация?
— Да, с семи лет начали нас учить в храме и готовить к первой исповеди и Первому Причастию. Cёстры у нас были святых Ангелов, они приехали из Польши, но не могли показывать публично, что они сёстры. Они жили у наших прихожанок на квартире в Хмельнике и нас учили в храме. Было две сестры, одна Эльжбетта, другая – Юзефа. Потом Юзефа уехала, и вместо неё приехала Юлия (мы её звали Юлься). Очень были хорошие сёстры, молоденькие, лет около 30-ти, наверное.
Священник был старенький, немного глуховат был и исповедовал нас не в конфессионале, а в закристии, потому что ему надо было громко говорить.
Так как я родилась с врождённым пороком сердца, унаследовала с обеих сторон много всяких болячек, то, конечно, понимала, что потянуть работу на заводе или фабрике я уже не в состоянии. Каждый год весной и осенью мне приходилось валяться по больницам. Чуть подстыла – воспалялись ноги.
В школу мы с 1 по 4 класс ходили рядом с домом, а уже в большую школу шли 4 километра в одну сторону. Дороги были по колено в грязи, грязь была холодная, ноги часто стыли.
Русский язык я слышала с детства и понимала по-русски, и мне было странно, почему они меня не понимают, когда я говорю по-польски. А потом я узнала, что имя моей мамы Ядя (Ядвига) русским тоже казалось необычным.
Ведь и я должна была быть Юзефой, но папа, уже подходя к сельсовету, передумал и назвал меня Валентиной. Хотя в детстве меня так и звали Юзя, да и отзывалась я только на это имя. Только в первом классе на первом уроке я узнала, что я Валентина. Чисто случайно так произошло.
Всех детей папа почему-то назвал русскими именами: моя младшая сестра Люция стала Людмилой, я из Юзефы стала Валентиной.
В костёле мы были часто, как только позволяло моё здоровье. До асфальтовой дороги идти было 3,5 километра, это было не проблема, главное, чтобы взрослые нас брали с собой. Мама с детьми не всегда могла ходить по воскресеньям, а бабушка шла в храм каждое воскресенье и каждый праздник, и тогда я за ней увязывалась. Но для этого надо было встать очень рано – в полчетвёртого утра, потому что идти далеко, а первый автобус проходил в 5.10, и на этот автобус надо было успеть.
На Рождество, на Вигилию, мы были все дома, мы успевали на последний автобус, хоть и темно, в ночи ехали в храм – кто c бабушками, кто с детьми. Святая Месса была обязательно в полночь, и вокруг храма – обязательно процессия с песнями и хоругвями, и колядками. Какая радость была это для нас! Я даже передать не могу! Всё это там так и осталось до сих пор.
А вот в Москве, если честно, я такого уже нигде не видела. Нет, несколько раз в храме на Малой Грузинской я оставалась на ночные молитвы Вигилии, да ещё было в храме Святой Ольги, наверное, в 2001 году, когда храм только начал действовать. Больше я не помню.
— А в советские времена у вас храмы закрывались?
— Однажды вдруг закрыт был храм на две недели. А мама первого секретаря райкома в него ходила. И вот ему его мама и сказала: «Сынок, не откроешь костёл, я от тебя отрекусь!» И храм открылся и с тех пор ни разу не закрывался
В Виннице у нас шикарный францисканский храм, в котором моя мама венчалась в 1955 году.
В 1992 я была на открытии храма в Виннице, где был Архиепископ Кондрусевич. Как же там было красиво, сколько приехало священников! Более сотни, кажется, и кардинал какой-то был, но это всё я узнала позже, когда мы разговорились с Архиепископом Тадеушем на какой-то встрече в Москве. Даже центральные улицы были перекрыты ненадолго, чтобы все люди могли пройти к храму…
Это сейчас в храме Святой Ольги в Москве в Люблино красиво так и шикарно, места очень много, тепло! А раньше я и боялась просто зайти, чтоб ноги больные не задеть, не поранить, не споткнуться и не упасть на вскрытый пол. Сейчас и народа много, и встречи очень хорошие проходят – всё очень достойно! Здоровье моё уже действительно ухудшается, но ничего, я радуюсь за других, для меня это тоже хорошо!
— А когда и почему вы попали в Москву?
— Я приехала в Москву в 1976 году. Папа был болен, оставаться учиться мне было не на что, кроме того, беременная сестра привела мужа. А еще мы узнали, что мама беременна седьмым ребёнком, а ей тогда было 45 лет. Где мне учиться и на что?
В школе я сдала экзамены успешно – только по физике была тройка. На похоронах дяди я познакомилась с тётей из Саратова, которая позвала меня к себе. И вот, я ехала в Саратов через Москву и встретила ещё одну мою тётушку Зину, которая должна была меня просто перевести с одного вокзала на другой. А она мне и говорит: «Зачем тебе Саратов, когда ты можешь жить остаться и в Москве?»
И я осталась в Москве, закончила техникум лёгкой промышленности, вечернее отделение. Мы работали в три смены, и дальше с учёбой не сложилось.
Я переманила в Москву ближайшую подругу, тоже Валентину. Наши отцы, ровесники, дружили между собой, ну, и мы тоже. Подруга здесь вышла замуж, родила дочь, и неожиданно умерла в 1995 году. Это ещё одна катастрофа моей жизни. Умирая, подруга взяла с меня слово, что я не оставлю её девочку одну – на тот момент Ирочке было 14 лет. Я слово дала и сдержала: целый год ходила по всем инстанциям и соцзащитам, чтобы оформить на неё опеку. Я узнала, как плюют в лицо этим бедным сиротам, и это было для меня ещё одним испытанием в жизни.
Потом я устроилась работать на фабрику «Красная Заря». Работала там сперва швеёй, потом – где-то полтора года – механиком, чинила машины. Освободилось место контролёра по выпуску готовой продукции, и я перешла работать туда.
— Как вы нашли в Москве католический храм?
— Сразу, когда я приехала, спросила у одной родственницы, где в Москве католический храм. Она была очень далека от религии, хотя и православная, про католический храм ничего не знала. После смерти Брежнева я как-то приехала в свой Хмельник, а там был священник из Вильнюса, отец Ян. Он сказал, что есть храм на Лубянке – ищите там!
Вот и искала: раза три прошла по Большой Лубянке, а не по Малой, и со спины прошла, с той стороны не разглядела, что это храм… И вот, раз уже в десятый поехала опять, выхожу с Лубянки (тогда Дзержинка была) к Детскому Миру, и вдруг услышала польскую речь. Ой! «Przepraszam, proszę pana, idzie pan ze świątyni?» Простите, пожалуйста, пане, вы из храма идёте? Он мне показал, где храм. И как я бежала туда! Прибежала, а там как раз детская Месса. Галя играла на фисгармонии (она тогда стояла у первой лавки). Cветочка приводила тогда своих девочек уже. Но сразу в глаза бросился пан Генрих, царство ему Небесное! И баба Аня – я так называла Анну Лукьяновну позже. Эх, кто теперь их помнит?
Прошлым летом мне стало полегче, и еще автобус от Семёновской прямо до Лубянки идёт, и я рискнула поехать в храм. Добралась хорошо и по привычке села на первую скамеечку, как раньше. Была пятница, в храме никого не было. Достала, как всегда, чётки Розария и молюсь.
И начали люди приходить, садиться на эту скамейку. И один огромный мужчина, выше меня гораздо, стал меня пинать, мол, слазь отсюда! Я чуть отодвинулась, вижу, край-то уж близок и грохнусь сейчас, а ноги больные, на колени не могу встать. Я просто наклонилась на перила, голову повернула, показываю на чётки, мол, подожди, дай домолиться! А он мне: «Чего ты тут села?! Мы тут сидим!» Галя ему сказала: «Она тут испокон веку сидит на этой лавочке, задолго до того, как вы тут появились…» Он ничего не ответил, но отодвинулся.
— Вы знаете многих священников в Москве…
— Да, помню всех. Я периодически денежку священникам пересылаю, так как с детства знаю, что как идём до костёла, то всё брали из дома: яйца, хлеб и пирожки пекли свежие, молоко, сметану, творог – всё это была «ofiara», жертва. Сколько себя помню, все несли в корзинках, и это было для храма.
У нас была «бабця Франя», она готовила ксендзу кушать в таком малюсеньком закуточке, в котором стоял таганочек и печка такая дровяная. А у ксендза кроватка такая была железная, столик малюсенький и очень много было книг.
— На каком языке вы чаще молитесь?
— Хоть и чаще сейчас хожу на русскую Мессу в 10 утра, всё-таки до сей поры люблю больше польскую. Это моё детство, я многое вспоминаю, всех своих ксендзов, всех родных. Ведь когда я пришла в храм св. Людовика, то там была польская Месса и латынь, к русской я привыкла с большим трудом, она же была гораздо позже.
Потом, честно признаюсь, хулиганка такая, стала на латинскую Мессу ходить реже, хотя в Хмельнике у нас с детства было именно так: польская и латинская Мессы, и сейчас, к сегодняшнему дню, я практически её забыла. Это очень прискорбно для меня. Я даже иногда ругаю себя за это. Мы же раньше всё это знали наизусть, повторяли друг за дружкой. В детстве, я помню, ксёндз к нам спиной стоял, потом только лицом повернулся, как теперь. А наш ксёндз молился громко, слышно всё было и без микрофона.
— Чувствуете ли вы поддержку Господа?
— Да, конечно! Всегда! На сегодняшний день у меня четыре клинические смерти. И только Господь и ваши молитвы меня держат и возвращают на эту землю. Это я даже не знаю, как объяснить. Дыхание Господне чувствую! Я чувствовала большую поддержку от каждого из вас в молитве и большое спасибо каждому из вас за это! Господня воля – во всём.
В 1985 году у меня в жизни произошла страшная трагедия: из-за моего здоровья я потеряла дочь. Мне нельзя было рожать, а я всё-таки рискнула. И получилось, что спасали меня, а не ребёнка. Сделали кесарево на седьмом месяце беременности. Умерла моя девочка.
И потом еще была смерть близкой подруги – о ней я уже рассказала.
— Какая духовность вам близка?
— Сейчас расскажу. Где-то в 1993-94 году на Мессе, которую служил Архиепископ Кондрусевич, я увидела новых сестёр. Мне очень понравились их облачения, я на них так смотрела, а поближе подойти и спросить – смелости нет, хотя я вроде и не робкая была.
Начинаю всех расспрашивать в храме – никто ничего не говорит. Подошла к отцу Виктору Вороновичу: «Отче, у нас сёстры новые появились?» — «Да». — «Откуда они?» — «Из Польши, Архиепископ пригласил». — «Из какого ордена?» — «Не знаю, что-то с Германией связано». Позже я познакомилась с сестрой Агнес и с сестрой Юлией, а еще были сестра Марина и сестра Валерия. Потом я узнала, что их орден происходит из Шенштатта, хотя мне тогда это ни о чём не говорило. Они раньше жили на Бауманской, а это недалеко от меня (я на Семёновской), и они пригласили меня в гости пообщаться. Но что-то тогда не сложилось.
И вот, в один прекрасный момент моей жизни, выходит за амвон сестра Марина с этой иконой. Я сразу влюбляюсь в неё! Дело было в храме святого Людовика. Сестра Марина рассказала про икону Матери Божией Трижды Предивной, и я сразу подумала: эта икона должна быть у меня обязательно! И сестра говорит, что есть всего две иконы на данный момент (это сейчас их намного больше), и, конечно, я бегу к сестре за этой иконой! Я очень хорошо запомнила, как отец Виктор смотрел на меня удивлёнными глазами, когда я бежала к ней…
Потом у нас с сёстрами было много встреч, общения, совместной радости. И были паломничества в сам Шенштатт, когда я «укоренилась», так сказать, и стала как бы «своей» в Шентаттском движении.
И было чудо. У меня тромбофлебит, и как раз перед поездкой тромб решил погулять по ногам, и друг за другом мои ноги оперировали. Я тогда молилась: «Матерь Божья, наверное, ты хочешь, чтобы я попала в Шенштатт. Помоги мне туда поехать!» И я поехала.
Как же это было красиво! Незабываемо! Не знаю, как это объяснить. Эта духовность меня окрылила! Мы светились все: Наташа Беловол, Наташа Манасарьян, Евгения Пищулина, и я. Там же я приняла «Союз Любви».
Со своими ногами я очень боялась стать кому-то в Шенштатте обузой. А там была такая маленькая сестра Диана, которая на маленькой машинке Фольксваген возила меня туда, куда шла вся группа. Как я боялась развалить под собой эту машинку! Там же очень много серпантинных дорог, и их пройти достаточно сложно. Сестра Диана и ее машина мне очень помогли…Это было восхитительно!
Потом мы побывали в Шенштатте и во второй раз, и наш маршрут прошёл через санктуарий в Швидере в Польше, и в третий раз, где уже мы поехали вместе на автомобилях… Всё было прекрасно!
Вот теперь живу надеждой съездить ещё раз, так хочется, но обстановка сейчас трудная… Остаётся только молиться.
— А вы бывали в других паломничествах?
— Да. В 2007 году Светочка (почти слепая) и Наташа Беловол, наша пани Евгения и я поехали в Казахстан, в санктуарий в Озёрном. Нас было 15 человек. Какое это было паломничество! Передать не могу!
Там есть крест, который поставили сёстры и священники в Озёрном, километра 3-4 от этого озера, там стоит стелла, которую освятил святой Иоанн Павел II.
Дорога к кресту была для нас очень тяжёлой. Cветочка боялась, как бы я не упала после операции, а я – чтобы она не оступилась. Нам помог прихожанин Слава – мы обе на нём повисли и дошли. Действительно, шли, как на Голгофу.
Там мы посетили сестёр-кармелиток. Их вера стала для меня потрясением. Вспоминая их, я до сих пор восхищаюсь и молюсь о них всегда.
Храм на холме в Акмале очень красивый – как раз в самом центре города, крест высокий, его видно издалека. Вечером его подсвечивают, и храм особенно красив.
Один из священников отвёз нас на кладбище ссыльных. Мы туда только зашли, и мне стало плохо. Мы шли по трупам, по костям католиков, отправленных в ссылку на погибель… Я не помню, чтобы из моих предков кто-то был сослан, а вот Света вспомнила, что её родственников высылали. Мы молились о них обо всех.
Потом мы попали в очень страшный музей, и там я не выдержала, я не могла. Это было не для меня. Там поставлены кресты – православный и католический, мусульманский полумесяц и еврейская звезда.
Когда вся группа уже вышла из музея, вдруг раздался колокольный набат. У меня сердце замерло, люди начали плакать, потом стали зачитывать списки погибших.
На обратный путь мы получили миссию – везти копию Плащаницы в Москву, её надо было везти куда-то дальше. Это же такая реликвия! Доехали до границы, а нас дальше не пускают! Мы сели молиться, кто-то смелый пошёл договариваться, документов на эту плащаницу у нас не было – сёстры просто попросили передать. Как только мы закончили молиться, дали зелёный свет, и мы поехали домой, в Москву. На российской границе, наверное, вообще ничего не поняли. Москва встречала реликвию радостным солнцем, это было торжественно и радостно для нас.
— Какие воспоминания вас сейчас особенно волнуют, берут за душу?
— Я живу в Москве уже 46-й год, иногда думаю: а если б я вернулась назад, что бы было? На Новый год была у детей, выросли внуки: красивые, шикарные, умные, дай Бог здоровья им. Ирочка, моя приёмная дочка, родила двух мальчиков. Они так и говорят: мы другой бабушки и не знаем, ты была и есть бабушка. Так до сей поры и оcтаётся.
Господь безгранично оказывал и оказывает Свою милость ко мне. И я Его благодарю за это каждый день, как умею и как могу.
Беседовала Ольга Хруль
В последний день лета храм Святой Ольги прощался с Валентиной Александровной Яниной (20.03.1959 – 27.08.2024).
Она посещала и храм Святого Людовика на малой Лубянке, и Кафедральный собор на Малой Грузинской, и храм Святой Ольги в Люблино. В последний путь её пришли проводить владыка Павел Пецци, настоятель прихода отец Данила Степанов, SVD, викарий прихода Святой Ольги отец Валентин Назаренков, SVD, Шенштеттские сёстры и прихожане католических храмов Москвы.
Проповедь Архиепископа Павла Пецци на заупокойном богослужении
Дорогая Валентина!
Сразу после того, как я узнал о твоей смерти, вернее, о твоём возвращении в Дом Отца, мне пришли в голову эти слова Апостола Павла, которые мы слышали и сегодня: «Живем ли мы, умираем ли – всё для Господа».
Я как раз возвращался со встречи, где более всего говорилось о жизни, именно о жизни во Христе. Но не только жить стоит ради Христа, но и умереть.
Не могу сказать, что ты была святой, однако, эти слова Апостола Павла говорят именно о святости в глубоком смысле. Святость заключается именно в том, что мы обращены ко Господу. Обращены во всех моментах нашей жизни. Даже когда мы забываем о Господе, даже когда думаем совсем о другом. И, в конце концов, чувствуем боль, ведь мы не думали о Христе. Христос не покидает нас в эти моменты, Он всегда рядом.
Но, я должен признаться, что эти слова Апостола Павла очень часто приходили мне на ум, когда мы с тобою встречались. Наверное, именно потому, что так или иначе твоя жизнь была обращена ко Христу. Я уверен, что и в последние мгновения твоей жизни именно эта мысль была господствующей, ведь не было возможности ни с кем встречаться или принимать Его в Евхаристии. Но можно сказать, что в этом не было необходимости.
О чем идёт речь? Речь идёт о вере. Наша вера не состоит в том, что Валентина воскреснет. Наша вера в том, что она уже воскресла. Те, кто пребывает во Христе, уже неподвластны смерти. Это то, что приобрела с трудом Марфа. Воскресение Лазаря, в конце концов, не так важно, потому что он должен был умереть. Важнее то, что в вере Лазарь уже пребывал со своими сестрами. Да, конечно, Марфа была рада, когда увидела его снова живым, но более глубокая радость состоит в том, что Лазарь и теперь ты, Валя, уже навсегда с нами.
Это очень непростой момент нашей веры. В этот момент вера становится надеждой, потому что христианская надежда – не та, что состоит в словах «мы надеемся», как надеемся, например, на хорошую погоду.
Нет, христианская надежда заключается в устойчивой, глубочайшей уверенности. Надежда наша в том, что Христос Воскресший пребывает с нами. Из этого происходит следующее: жизнь – это служение. Служение тому, что мы исповедуем Христа Воскресшего. Христа, который рядом с нами. Это ощущение может дать нам глубочайший вкус жизни даже в момент смерти.
Слова Павла – это не сказка, а истина. Поэтому постараемся, дорогие братья и сестры, быть мудрыми, вспомним слова Соломона о том, что души праведников уже обращены ко Господу. И даже не самые порой хорошие люди, но обращенные ко Господу, теперь пребывают в Нём в вечности.
Некоторые верующие захотели поделиться воспоминаниями о пани Валентине, такой, какой она осталась в сердцах тех, кто её знал.
Мария Владыка:
Валентина умела согревать словом и окружить всех своей теплотой. Рядом с ней я ощущала себя членом одной семьи, родным, которого трепетно и безоговорочно любят просто за то, что он есть.
Мария Кристальная:
С Валечкой мы познакомились у сестёр Шенштаттского движения. Не могу точно вспомнить, сколько лет назад. Мне кажется, я знала эту чудесную женщину всегда. Она была необыкновенной, какой то недосягаемой веры человек. Её простота веры не оставляла ни единого шанса усомниться в том, что всё, что дано – от Бога и делается во имя Его. Это её нежное и в тоже время благоговейное отношение к Богу нашему, Иисусу Христу, и Матери Марии, вдохновляло меня и помогало принять то, что происходило в моей жизни. Вольно или невольно, но делясь своими размышлениями, она заставляла меня глубже смотреть в свою веру: достаточно ли она сильна?
Я очень благодарна Господу за встречу с Валечкой! Теперь она в Его доме и я не сомневаюсь ни минуты, что она купается в Его любви! А нам остаётся молиться о ней и помнить о её свидетельстве, искренней вере и любви к Господу.
Алексей Максименко, органист прихода Св. Ольги:
С особым переживанием принял новость о том, что Валентины с нами больше нет. Уверен, она до конца была верна Богу и Его промыслу.
Всегда с улыбкой и позитивом, она несла свет в этот мир, радуя своим присутствием прихожан московских храмов. С Валентиной я впервые познакомился осенью прошлого года, когда отправился на реколлекции «Общества для призваний» в монастырь францисканцев в Москве. Тогда наш ведущий органист прихода Анастасия Бугрова предложила мне поиграть на Мессе и заодно принять участие в этих духовных упражнениях. Я согласился и отправился в пятничный вечер после работы на Святую Мессу. Приехал о. Ярослав, собирались участники. Я начинал немного волноваться, ведь музыкальное сопровождение богослужений – это очень ответственное служение. Начинали трястись руки, нотный материал весь перепутался… И тут в часовне появляется Валентина, с лучезарной улыбкой, и видит всю эту картину. Первым делом она подошла ко мне и спросила: «Что, новенький?» Я растерялся и ответил: нет, опыт есть, просто переживаю, хочу, чтобы все было хорошо. И тут она меня обняла и сказала: «Не переживай, не первая и не последняя твоя Месса, вот увидишь, сейчас как споём с тобой, завтра первым прибежишь играть…» И правда, все прошло хорошо, о. Ярослав выразил благодарность, участники все взяли песенники и громко пели. Уже на следующий день я действительно первым пришел на реколлекции.
Тогда Валентина мне сказала: я буду молиться за тебя, у тебя все получится! Я тогда не понял смысла этих слов, теперь понимаю, что имею молитвенника в Царствии Божием!
В день похорон я постарался принять максимальное участие: о. Данила разрешил спеть псалом, удалось совместными усилиями достойно проводить Валентину в последний путь. Ее улыбка все также не сходила с лица, даже в гробу.
Вечный покой тебе, дорогая Валентина! Спасибо за твое добро и слова поддержки. Спасибо, что ты умела находить возможность их вовремя сказать. Пусть сияет тебе Свет Вечный!
Cергей:
Валентиночку я знаю давно, с тех пор, как Шенштаттское движение возникло в Москве, больше 10 лет точно. Жизнерадостная и жизнеутверждающая, она на встречах всегда занимала собою всё пространство. Год назад была встреча о призваниях у францисканцев, и там уже совсем было понятно, что проблема с ногами даёт о себе знать: она еле-еле могла дойти до машины.
Весной уже возникла надобность в инвалидной коляске. Я начал изучать эту проблему, изучать рынок, цены. Мы нашли коляску на юго-востоке города. Конечно, эта проблема позволила нам друг друга узнать ближе, многое я узнал от самой Вали, она как-то по другому раскрылась для меня, немного с другой, с глубокой стороны.
Её история жизни не могла оставить меня равнодушным. Её колоссальный «букет» заболеваний обратно пропорционален её жизненной энергии. Валентина была позитивной в общении со мной. Её жизнь – подтверждение того, что Богу всё возможно: присутствие Всевышнего и заступничество Пресвятой Девы Марии Трижды Предивной человека вытягивает отовсюду.
Когда мы купили эту коляску, какое радостное чувство было у неё, у всех нас! Сколько радостных видео мы записали с ней! Как она гоняла по тротуарам в этой инвалидной коляске от счастья! Появление этой коляски очень её взбодрило.
Потом мы отъезжали в отпуск, и я ей звонил, и по голосу понял, что ей плохо совсем. Обещал её подстричь, но она говорила в прошедшем времени: так ты и не успел меня подстричь! И я не успел…
Свет её души, которым и я был немного захвачен, будет вести меня по жизни, и его будет достаточно, чтобы помнить её навсегда. Мир праху её! Встретимся на Небесах, дорогая Валечка!
Анастасия Бугрова, органист прихода Св. Ольги:
Я познакомилась с Валентиной Яниной на встречах Шенштаттского движения, которые вела сестра Агнес Савицка, ISSM. Я почему-то всегда думала, что у Вали большая дружная семья, в которой соблюдаются католические традиции, у неё есть любящие дети и внуки. Никогда она не заостряла внимание ни на проблемах со здоровьем (хотя иногда упоминала, и было ясно, что они все-таки есть), ни на том, что живет одна в коммуналке (это я узнала незадолго до ее смерти, когда мы приехали отвезти ее из дома в храм для принятия таинства Елеопомазания в праздник пожилых людей), ни на том, что у нее нет семьи и родных детей. Я очень удивилась один раз, когда увидела ее в соборе с ходунками, потому что не ожидала, что она так сильно больна.
Валя была громкая, справедливая, сердечная. Уж скажет, так скажет. Но она никогда не была злой, обиженной, саркастической. Всегда чувствовалась ее любовь к людям, интерес к жизни, желание вместе молиться, вместе трапезничать, а если что-то праздновать, то от всей души.
Я как органист иногда участвую в отпевании, похоронах, в молитве на кладбище. Некоторые отпевания настольно печальны, что трудно сдержать слезы. Отпевание Вали не было печальным. Я даже удивлялась сама себе: почему я не чувствую скорби, утраты, не жалею усопшую? Может быть, это профессиональная деформация, и мне теперь все равно?
Но у меня были такие случаи похорон, когда скорби не было. Это были похороны верующих, любящих людей. Мне кажется, Валя – такой же случай. Верю, что она уже на Небе, молится за нас и ждет, когда мы тоже туда придем.
Юлия Белова:
Когда мы познакомились с Валентиной, у меня сразу же сложилось впечатление, что в моей жизни появился родной человек. Я только начинала свой путь в Церкви, и Валентина сразу же взяла меня «под крыло». От нее я узнала все тайны Розария, научилась правильно молиться. Валя даже подарила мне деревянный розарий, который я по сей день храню в шкатулочке. «С самого Гроба Господня», — говорила она.
Огромной души человек, молитвенница, трепетно переживавшая за всех и каждого, за родных, за горячо любимых внуков, за прихожан. Владыка Павел однажды, шутя, назвал ее «Валя вездесущая», и ведь воистину она была человеком, объединившим собою все три католических прихода в Москве. И каждого, кто был с ней в этих приходах знаком, грели ее тепло и забота, сочувствие и поддержка.
Присутствие Валентины в моей жизни сначала физически, а теперь и духовно подкрепляет силы и даёт пример силы духа и жизни согласно воле Господней. Я никогда не забуду, как в день похорон отца Анатолия Гамзы она пришла, вернее сказать, ее уже привезли на коляске, и просто взяла соседей по лавочке за руки, не говоря ни слова, и как бы обнимая всех своей молитвой.
В ней и только в ней могло уживаться и шумное веселье, и тихое молчаливое присутствие. Настоящая человечность. Надеюсь, Господь вознаградит ее за все добрые дела, совершенные при жизни, и одарит Своим счастьем и покоем в Царствии Небесном.
Галина Александровна Кобякова:
27 августа ушла к Господу Валентина Янина. В нашей церкви её знали все – всегда радостная, улыбчивая, доброжелательная, готовая в любой момент прийти на помощь – такой мы запомнили её! Но мало кто знал, какую трудную жизнь она прожила и как мужественно несла cвой крест, уготованный ей Господом!
Валя приехала в Москву в 80-ые годы из Винницкой области. Работала на Семёновской ткацкой фабрике, долго жила в общежитии, потом ей дали маленькую комнату в коммунальной квартире, где она прожила до конца жизни. Cвою семью Валя не создала. Всю свою нерастраченную любовь Валечка отдала семье дочери своей подруги, которая рано ушла из жизни. Помогала ей во всём: вырастила двоих мальчиков – они считали её своей бабушкой, а она их – своими внуками.
У Вали было с детства больное сердце, ей делали несколько операций. C возрастом начались тяжелые осложнения, которые и привели к смерти. Валюша было глубоко верующим человеком, молитвенницей. Церковь в её жизни стояла на первом месте: даже тяжело больной всегда просила привезти её в храм – это помогало ей жить.
Вся жизнь Вали – христианский подвиг глубокой веры, послушания и доверия Богу.
Марина Коноплёва:
C Валентиной я встречалась очень коротко в Александровской на реколекциях у Шенштаттских сестёр, но запомнила её как очень отзывчивую, любящую, трогательную мамочку для всех. Видно было, что Валя имела непростую жизнь, но огромную веру и главное – доверие Богу. Я видела, как она молилась – глубоко, искренне, с любовью к Тому, к Кому обращалась, и с любовью к тем, о ком просила. Ещё мне подумалось тогда, что она, наверное, за себя совсем не молилась, только за других – такое вот воспитание.
Алена Александрова:
Валентину я знала как прихожанку в храме среди общих знакомых. Также мы с ней пересекались на различных реколлекциях, молитвенных встречах, совместных чаепитиях. Не раз заставала её, когда она дежурила в храме, и тогда с ней можно было более обстоятельно поговорить. Меня всегда поражали её энергия, неравнодушие, и, не побоюсь этих слов, её любовь к Богу и ближнему. Валентина всегда очень переживала и за различные события, происходящие в нашей жизни, и за Церковь, и особенно за её близких. Её сердце за них особенно болело в прямом и в переносном смысле. Она не только переживала, но и горячо молилась о них. Не очень хорошее здоровье, конечно же, доставляло ей страданий. Но когда хоть сколько-нибудь было возможно, она всегда стремилась в храм и принимала участие в различных служениях и молитвенных движениях в Церкви. Чувствую скорбь оттого, что она ушла. Но, с другой стороны, верю, что она теперь стала ещё одним нашим заступником на Небесах.
Лариса Господникова:
С Валей часто виделись в соборе. Она была в группе дежурных. Виделись на встречах московской полонии. Очень редки были случаи, когда она не приходила, а потом с улыбкой говорила, словно оправдываясь: «Да приболела что-то! Да так, ерунда, уже все в порядке! Больше не буду». И смеялась. На последние встречи ходила, опираясь на палочку, а на вопрос о здоровье отвечала: «Да что-то ноги совсем не ходят, худо совсем. Но ничего, девочки, все будет хорошо!»
Мы состояли в виртуальной молитвенной группе «Розарий. Милютинский», и я, открывая страницу, каждый раз видела ее улыбающееся лицо на фото и думала, что Валя-то уже помолилась, а я пока нет. 18 августа я видела это улыбающееся лицо в последний раз. Через 10 дней Валя ушла к Господу. Светлая память светлой Валечке! Да упокоится в мире.
Елена Пересвятова:
Начиналось наше духовное родство с Валентиной, продолжалось уже и остаётся с Валечкой, Валюшей. Если дать характеристику Валечке несколькими словами, это будут слова: любовь, самоотдача и молитвенное служение.
История ее земной жизни является доказательством этому. Ее преданная, бескорыстная любовь к своей семье и ко всем, кто с ней знаком, всегда вызывали уважение и являлись примером. Как-то на встрече Шенштаттских матерей в беседе об отце Иосифе Кентенихе, а именно о периоде его прибывания в концлагере Дахау, Валюша сказала, что она бы не выдержала там. Кто-то из нас ответил, что в жизни каждого из нас есть свой Дахау. Был он и в Валечкиной жизни – cлабое здоровье. Последние месяцы особенно были тяжелы, так как она не могла выходить самостоятельно из дома и бывать в соборе.
Хочу сказать о примере молитвенного служения Валечки. В День молитвы, каждое 18-ое число месяца, Шенштаттские матери разных городов Москвы, Тюмени, Екатеринбурга, Маргенау, Нижнего Новгорода выбирают в сутках один час молитвы. Валюша всегда молилась по 4-5 часов ночью, делала небольшой перерыв и ещё – утром. Ее молитвы были об обращении молодежи, о мире между народами и обязательно – о призваниях к священству и монашеству.
Для меня она великая молитвенница. В дни, когда Валечка вернулась в дом Отца, мы вспоминали святую Монику, доктора Гааза, и я думаю, что это не совпадение. Они также могут быть духовной родней нашей Валечки.
Огромная благодарность всем, кто принимал участие в приобретении коляски для Валечки (она называла эту коляску «Феррари»), в сборе средств на неё и на организацию похорон – это наш Архиепископ, наши священники, сестры, прихожане.
Светлана Малышева:
Моя первая встреча с Валентиной состоялась в паломничестве на Шенштаттскую землю. В аэропорту большая, задорная и громогласная женщина по-матерински тепло обняла меня, как свою любимую сестру. Её тепло, простота и открытость сразу сблизили нас. Незабываемые дни в Шенштатте (утренние ранние Мессы в «капличках», как Валюша говорила, совместные молитвы, духовные упражнения, разговоры за общим обеденным столом) всегда были наполнены силой её веры, любовью к жизни и людям, её даром нести радость окружающим.
Только сейчас я понимаю, сколько сил ей требовалось, чтобы утром привести себя в порядок, надеть очередную элегантную шляпку и выйти вместе со всеми на утреннюю Мессу, а вечером после напряженного дня помчаться в поисках мороженого по неизвестному городу. Валя получала дары Божией Матери и щедро раздавала их. Огромное ей спасибо за сердечность, её молитвы о всех и вся.
«Жизнь христианина во Христе и со Христом связана таинственной нитью с жизнью других христиан в сверхъестественном единстве мистического Тела. Так происходит между верующими удивительный обмен духовными дарами, в силу которого святость одного идти на пользу другому», — эти слова отца Иосифа Кентеаниха – и о нашей Валюше тоже.
Сестра Агнес:
Я не могу вспомнить момент нашего первого знакомства с Валентиной, но помню её ещё из храма святого Людовика, на скамейке справа, иногда – с маленькими внуками. Помню также день её миропомазания в храме святого Людовика, который, как она сама говорила, стал великим моментом её веры.
Валентина стала участником одного из первых кругов странствующего святилища Божией Матери Трижды Предивной. Позже смеялась, вспоминая этот момент и cвоё рвение, с которым захотела принять икону: «Я первая!» Спустя несколько лет она заключила «Союз любви» c Божьей Матерью. Несколько раз она странствовала к Шенштаттским Санктуариям!
Мы стали встречаться чаще, общаться глубже – не только благодаря её участию в группе матерей, но и общаясь лично, именно в момент её болезни, когда мы с сестрой Юлией посещали её дома.
У Вали были великие желания! Она никогда не говорила о повседневных нуждах даже тогда, когда пространство её пребывания ограничилось до комнаты, и ещё уже — до кровати. И всегда была очень благодарна за любую маленькую вещь, за память.
Её великие желания — это обнять молитвой и помочь своим близким, приходу, священникам. Например, отца Ивана, которого она знала ещё как юношу из прихода на Лубянке, она всегда с любовью называла своим сыночком и знаю, что очень последовательно всегда о нём молилась, помнила… И не только его одного! Думаю, что все священники ей знакомы, и они очень глубоко в её сердце.
Заметной была её большая любовь к дочке, внукам, к зятю. Она всегда очень переживала за них. Я знаю, что очень молилась и молится о благодати глубокой веры для каждого из них.
И при всём этом её болезнь становилась как будто незаметной для других. Может быть, заметной внешне, но внутренне — честно не знали, какая причина. Правда, я только в последнюю неделю её жизни поняла, что серьёзное состояние её здоровья — это спутник сквозь всю её жизнь. И мне стало стыдно, что я этого раньше, вовремя, не приняла глубже к сердцу.
В мае, во время неожиданной операции Архиепископа Павла, Валя призналась, что отдает свою жизнь Господу, чтобы только владыка поправился. Когда в прошлом году внезапно умерла Оксана Владыка из группы Шенштаттских матерей, Валя открыто спрашивала Господа: «Как же это так! Ведь это по-человечески моя очередь!» И во время похорон Оксаны отец Анатолий Гамза остужал рвение Вали: «Так нельзя! Господь лучше знает наше время!»
А месяца три спустя, когда мы провожали отца Анатолия, Валя переживала свои отношения с Божьей волей и вот с этой человеческой очередью на Небо, опять заявляя свою готовность и пригодность вместо отца Анатолия, который очень был нужен как священник, как настоятель.
В последние месяцы жизни нашей Валечки произошла мобилизация общины матерей и общины нашего прихода: собрали необходимые средства на инвалидную коляску, ходунки и другие вещи, такие важные в момент болезни. Была незаменимая и великая помощь Светланы из прихода Святой Ольги и доктора Елизаветы. Когда стало понятно, что средств на инвалидную коляску не хватает, то об этом позаботился приход! И спасибо отцу Дмитрию и отцу Ивану за открытость, за моментальную готовность ответить, помочь просто так. Мы знаем друг друга в лицо и просто улыбаемся друг другу…
В последние месяцы её жизни она не могла приезжать в храм, и только сейчас я осознала, что сквозь многие годы каждое такое путешествие на Мессу, на дежурство в Кафедральном соборе, на встречу для неё было особым и сладким подвигом, крестом. Через боль и великое усилие преодолеть человеческие ограничения: болезнь, слабость – стремлением к этому прикосновению к Таинствам и к Тайне Христа, откуда она черпала силы, чтобы разделять вместе с другими дар жизни и приключения веры.
Такой в моём сердце остаётся Валя, её образ, лицо, улыбка, сердечный и доброжелательный смех. И глаза, смотрящие в мои глаза и попадающие в такую глубину нашего существования, которая не завершается.
Она стремилась вне очереди попасть на Небо! Каждый день жизни с таким диагнозом — это подарок, который для нас был неуловим, который мы не замечали. А Валя жила с таким ощущением. У неё было ощущение Неба как нашего дома, где нас ждут и откуда можно не переставать любить тех, кто остался пока на земле.
Я знаю, что Валя продолжает сейчас учить нас жить Небом. Ждёт нас. До встречи!
Nos cum prole pia benedicat Virgo Maria!
Семья Валентины Александровны передаёт всем искренную благодарность за участие и посильную финансовую помощь в организации похорон и благодарит всех откликнувшихся.
Похороны состоялись 31 августа 2024 года на Домодедовском кладбище (новом), участок 271, место 7.
С разрешения семьи публикуем ссылку на фотоальбом с погребального богослужения в храме Святой Ольги: 31.08.2024 Погребальная Святая Месса Валентина Янина
Материал подготовлен Ольгой Хруль
Благодарим за помощь Юлию Белову
Фото обложки: Ольга Хруль