Автор: (01.04.1928 — 28.01.2019)
Очередная публикация проекта Ольги Хруль «Церковь с человеческим лицом» посвящена Ванде Яновне Смирновой (Прецкайло), больше известной московским католикам как пани Ванда. Несмотря на все трудности, выпавшие ей в жизни, оглядываясь назад, пани Ванда говорит, что чувствует себя счастливой, и благодарит Бога, который направлял её и помогал.
— Пани Ванда, давайте начнем сначала. Где вы родились? Расскажите о ваших родителях.
— Родилась в Беларуси, в Гродненской области, деревня Остапишки.
— А родители белорусы или поляки?
— Поляки, я родилась в «чисто» польской семье, у нас в роду были только поляки, семья была большая – 7 детей, я шестая. Многие в СССР боялись лишний раз про свою национальность незнакомым сказать, а я всегда гордо говорила, что я полька, никогда не боялась.
— Вы из католической семьи?
— Да, родители — католики, были и молитвы в семье, утром, вечером, недалеко от нас была деревня Новый двор, там есть костел Вознесения Девы Марии вот и ходили туда пешком 6 километров на Мессу. Утром в воскресенье встаем, отец спрашивает: кто до костела идет?
Иногда — маленькие были же — не хочется, но отец строго спрашивал: почему это не хочешь?
Прямо с детства туда и ходила. И крестили меня маленькую, первое Причастие – только оно было в войну. Во время войны костел был открыт, немцы и сами туда ходили, потом русские пришли и хотели закрыть костел, повысили налог, а мы, жители всех соседних деревень, собирали деньги и платили налог, лишь бы костел не закрыли. Какое-то время и ксендза не было, из соседнего поселка приезжал на праздники и на воскресные Мессы. А органист у нас был свой, из деревни.
— Ему зарплату платили?
— Нет-нет, он сам приходил, бесплатно.
— А был ли этот, как говорят, «Божий страх», когда говорят «Бог тебя накажет»?
— Был, да. Говорили: вот ты плохо себя ведешь, а Бог все записывает, все слышит, видит, иконы висят, вот, смотри! Нас же в строгости воспитывали, отец был строгий.
Сейчас вспомнила: когда женщина родила, какое-то время — месяц, по-моему – не может в костел заходить. Она стоит около костела, выходит ксендз, берет столу в руки (литургическое облачение священника, шелковая широкая лента на шее – прим. ред.) и ей дает, ведет ее в костел, после свадьбы тоже так, потому что была девушкой, а потом стала женщиной.
— А войну вы где провели, пани Ванда?
— В деревне, как все, под немцами жили, под страхом. В Германию молодежь забирали, на работы. Забрали и моего старшего брата. Сначала по внешности забирали. Видят, молодая – спрашивают паспорт. Есть паспорт, значит, совершеннолетняя. А потом у них списки появились, по годам. Я боялась ходить одна без паспорта, я большая была, высокая, а несовершеннолетняя. Могли забрать. Как-то нас с мамой немцы остановили, но отпустили, паспорта-то нет.
— А помните, как с едой тогда было?
— Мы в деревне же, все-таки у нас хозяйство было, картошка, хлеб были. Было попроще, конечно. Всегда запасали на год, солили огурцы, помидоры, капусту.
— В вашей семье кто- то погиб в войну?
— Нет, брат из Германии после войны вернулся назад.
— Как вы попали в Москву? В каком году приехали?
— Я приехала в 1954 году, одна, совершенно одна. Мне было 26 лет. Было тяжело, русский язык я знала, но меня плохо понимали. Я приехала к совершенно чужим людям, к дальним родственникам, они искали хорошую трудолюбивую девушку к себе в дом, домработницей.
А я все время говорила, что не буду жить в деревне, уеду. Тяжела жизнь в деревне – с утра до ночи работы хватает, ляжешь спать, а не можешь, руки болят, крутит, я ведь с 8 лет пошла хлеб зарабатывать, в пастушки нанималась, 5 лет проработала. С первым снегом уже домой везла хлеб, фуру зерна везла – мою зарплату.
И я взяла и поехала в Москву.
— А родители-то как отпустили?
— Они, конечно, возражали, хотели держать у своего подола, работница им в хозяйстве нужна была.
Работа в Москве была непростая: семья большая, 8 человек, хозяйка была женщина больная, нервная, тяжелый характер, 2 года там проработала, ушла.
Хотела уехать в деревню, назад, а потом, думаю, и что это я буду в деревне делать, меня уже там не примут, как положено, надо оставаться.
— В костел не ходили?
— Нет, не ходила, я и не знала, есть ли он в Москве.
Долго искала работу, раньше в паспорте писали профессию, у меня написали «домработница». Тяжело устроиться на другую работу, посмотрят, что написано, и отказывают. Помочь некому, обратиться за советом тоже.
Была готова на что угодно, брат приглашал к себе в Кемерово, на завод. Хотела бы согласиться, а потом подумала: ну вот поеду к брату и буду, как в гостях, буду опять домработницей. Нет, думаю, нужно все самой, устраиваться. Хоть маленькое, но свое. Стала искать работу, нужно же и общежитие. Годы-то идут, не все же домработницей, нужно и свою жизнь устраивать.
Потом мне сказали, что открылся ЖЭК новый, дворники нужны. Я очень не хотела, а потом подумала: Господи, труд человека не позорит, всякая работа хороша. И пошла туда. Дали квартирку с соседями, в коммуналке. Мужа нашла.
— Как-то взяли и нашли?
— Ну, дали мне комнатку, нужно за нее держаться. Вышла замуж, за казаха. Посоветоваться не с кем, но очень хотелось иметь семью, детей. Он бы и не хотел расписываться, просто жить со мной, но я сказала, что без свадьбы не будет семьи.
Жизнь семейная была непростая, не сложилась, муж не хотел ребенка, я не соглашалась на аборт, хоть и страшно было и за свою жизнь, и за жизнь ребенка, но греха не сделала, родила дочь. Послали ему телеграмму: у вас дочь. От него – тишина.
Когда дочери было 5 лет, я за другого вышла. Прожили 31 год.
— А как пришли в костел, спустя годы? Что искали, что было на душе?
— Искала какого-то облегчения, в 70-е годы это было. Совесть мучила, исповедь хотела. Я тогда жила на Арбате, а там жила артистка, рассказывала мне, что многие актеры – католики, и что есть костел на Лубянке, я и попросила адрес у нее. Поехала как-то в воскресенье, долго искала его, бродила по Лубянке, пришла.
Раньше же здесь (на Лубянке) тоже были Мессы по-польски, но я пришла на русскую. По-русски плохо Мессу понимаю, попросила у ксендза хоть какую-то книжечку дать в помощь мне. И он дал мне такую книжечку, где на одной странице по-русски, на другой по-польски, уже было мне полегче.
(Со слов отца Игоря Ковалевского, раньше служили Мессу на латыни со вставками по-русски и по-польски. – прим. ред.)
Было сложно, но все равно продолжала ходить, долго не могла запомнить по-русски молитвы некоторые, но со временем «Отче наш» и «Радуйся, Мария» с трудом все-таки выучила, но ружанец (розарий) по-польски читаю. Венчик Божьему Милосердию пыталась, но всегда прошу по-польски если можно.
Но не хотели меня исповедовать.
— Почему?
— А я не венчаная была с мужем-то. Тогда был один костел, на Лубянке, святого Людовика, пришла, и не хотят исповедовать. Тогда я попросила просто, чтобы меня ксендз выслушал, рассказала свою историю жизни, и что аборт не сделала, и про мужа, и про то, что пережила.
— А как ксендза звали?
— Не помню, из Польши, Ян Бочан. Помню, было это перед Пасхой. И с венчанием он мне помог, муж был против, мол, тебе это нужно, ты и делай. Я рассказала все ксендзу, он мне сказал поговорить с мужем. Я говорю: он сюда не пойдет. А ксендз говорит: а мы домой сами придем.
Муж против, а я собрала силы, уговорила его. Рассказала ксендзу, и он назначил время и приехал к нам домой, обвенчал нас. Все я сделала, добилась сама.
Вот так я пришла к вере и продолжаю и сейчас дома по здоровью своему.
— Пани Ванда, вы помните, как кафедральный собор возвращали?
— Я не ездила тогда туда, я знала, что он есть, что туда приходят люди на ступеньки, но я была там только, когда открыли первый этаж.
— А как вы о нем узнали?
— Мы с мужем были в доме отдыха и познакомились там с семьей, а они из Москвы, с Малой Грузинской, и они нам о нем рассказали, что люди приходят, много людей на ступеньки и так проходит Месса.
Я пришла туда, когда привозили икону Девы Марии Фатимской, как раз мы ее провожали. Поехали с пани Викторией. Дороги особо не знали.
— Какие ваши впечатления были?
— Был праздник, тогда вообще было много народу, Крестный ход был. Но было душно, низко потолок, один этаж же был. Но потом иногда ездила, когда разбирали этажи, помогала разбирать, скамейки мыли.
— А вы костел Людовика помните до ремонта?
— Конечно, тогда и амвон был на стене и доски около алтаря Девы Марии.
— Вы, наверное, и Тадеуша Кондрусевича помните и многих ксендзов?
— Конечно, помню Тадеуша, он же наш, белорус. Я всегда стараюсь молиться о наших ксендзах, об отце Игоре, епископе. Отца Иосифа (Заневского) очень хорошо знаю.
Вспоминаю – раньше муж, семья, дочка маленькая, а я говорю: я поехала в костел, в субботу – Месса, Преклонение Дарам и школа Библии, в воскресение всегда уделяла время в костел сходить.
И дочку крестила на Лубянке. Еще тогда был Станислав Мажейка (настоятель и единственный католический священник в 60-80-е годы в Москве – прим. ред.). И внука одного тоже.
— А отца Августина знаете?
— Конечно, много лет знаю, такой он исповедник хороший. Мы с ним в хороших отношениях, знакомы давно.
— Кого еще из отцов можете вспомнить, кого давно знаете?
— Генрих Урбанович, вот только, жаль, на похороны не попала, не помню, почему, то ли в больнице была, не помню. Еще Аркадий Грабовский, отец Андрей, отец Кшиштоф, отец Иван Колесников. Я Ванечку с детства знаю, когда еще министрантом был, потом в семинарии учился, а потом и ксендзом стал.
Епископа хорошо знаю, Павла Пецци. Он очень внимательный: когда видит меня в костеле, подходит поздороваться, поговорить. Как-то у него исповедовалась, запомнилось. Был какой-то праздник. Я хотела на исповедь, ждала отца Игоря, но он был занят. А епископ сидит в костеле. Я смотрю, можно, наверное, и у него исповедаться. Я встала, подошла к нему с просьбой, он переспросил: вы хотите у меня исповедоваться? Я ответила: с удовольствием. Мы с ним не раз и за общим столом сидели, на встречах.
— Кого вы помните из старых прихожан?
— Многих в лицо знаю и помню, а так, по именам… ну вот Ядвига, Данута, Галина – раньше была у нас органисткой на польской Мессе, подруга моя Софья. Ядвига Смирнова, я была восприемницей на её миропомазании в приходе св. Людовика.
— Какие это годы?
— Конец 90-х, 97 год, наверное. Я до этого попала в больницу и очень переживала, смогу ли попасть потом в костел, меня же забрали на скорой.
Хотела отказаться от госпитализации, но пришлось ехать. А я думаю: как же я подведу-то так, я же и записана и все уже почти готово. А меня в субботу выписали — я так рада была! Как хорошо, что успела. В воскресенье приехала в костел, все сделали.
А я принимала миропомазание в Кафедральном соборе. Была же война, я не помню было оно у меня или нет. Помню первое Причастие, и то особой подготовки не было, ксендз немного поспрашивал, поучили немного, война же была.
И вот я начала вспоминать и решила принять миропомазание. Я ходила к сестрам, сестру Люцию помню. Ходила месяца 2- 3, раз в неделю. Это было в конце 90-х годов. Группа была большая, много групп, много людей было.
Многие не говорят, что они католики, а я всегда говорю: я католичка. Меня спрашивают: а что это такое, как так? Я рассказываю, говорю, у вас своя Церковь, у нас — своя. Я не люблю, когда католики говорят «церковь», у нас костел.
А так, я сама была крестной у родственников православных в Кемерово. Батюшка меня спрашивал, верующая ли я. Говорю: я верующая, только не православная. А он настаивает: но верующая же?
Был у меня случай, соседке помогала, православной, она была больна, никуда не выходила и как-то сказала, как ей хочется исповедь, причастие. Я сказала, что могу сходить в церковь и пригласить домой священника. Я нашла батюшку, все ему рассказала, он назначил день, и мы поехали вместе к соседке. Привела я его, а сама собралась и пошла домой. Потом она мне позвонила и долго благодарила, просила на память взять хоть что-нибудь, очень была благодарна. Я часто ее навещала, лекарства ей приносила по рецепту, приготовить, чего ей хочется, старалась. Вера без дел мертва, что еще говорить. Потом она умерла, я молюсь о ней частенько.
Жизнь тяжелую, конечно, прожила. Все в жизни бывает, но я всю жизнь держала себя в руках, никаких непонятных компаний, и я всегда говорю: Господи, я всегда благодарна, что не сошла с пути! Некоторые уходили и в колдовство, к гадалкам, а я даже если в телевизоре вижу, переключаю, не верю в это, не люблю, на все Божья воля!
Всегда благодарна Богу, что не сбилась с пути, куда бы из компаний меня ни звали.
И все-таки я считаю себя счастливой. Вроде и детство тяжелое было и жизнь, а я все с Божьей помощью прожила.
Беседовала Марта Скугорева
Фото: Ольга Хруль