Автор: Семья Эдуарда и Вероники Даршт приняла участие во Всемирной встрече семей в Дублине с 21 по 26 августа. О том, почему они туда поехали, как пережили эти дни, о пастырстве семей, а также о трудностях и радостях семейной жизни мы поговорили с Вероникой Даршт.
— Насколько я знаю, вы отправились в Дублин полным составом, вместе с детьми. По-моему, это очень смелый поступок в современном мире, где многие считают, что путешествовать с детьми неудобно, а уж тем более, принимать участие в таких масштабных встречах. Вы столкнулись с какими-то трудностями?
— Когда после Всероссийской встречи семей мы узнали, что Всемирная встреча будет в Дублине, мы даже не задумывались о том, что можем на неё поехать. И дело не только в финансовом вопросе, но и даже в самой возможности такой далёкой поездки для всей семьи. Но я сказала детям: «Если хотите поехать, молитесь об этом». И они начали молиться. Например, перед едой молились, как обычно, прибавляя просьбу о благословении всех близких и родных, а также просьбу о поездке… Я очень скептически была настроена, честно говоря. Но я всегда оставляю Богу решать, что и когда Ему делать. Так что это именно скептицизм, а не неверие. И когда мы узнали, что нас выбрали ехать в Дублин, я даже растерялась.
Во-первых, я никогда не ездила за границу, будучи гражданкой РФ (я ездила в Рим из Казахстана, будучи 17-летней, и за меня все документы делали ответственные группы) и даже близко не представляла, как, что и куда собирать, и самое главное, сколько беготни предстоит. А во-вторых, поехать одной или с мужем это не то же самое, что собрать в дорогу шестерых детей. К тому же, в-третьих, я откровенно боялась иностранных аэропортов, каких-то объяснений с иностранцами, потому что мой английский оставляет желать лучшего, но для бытового уровня хватает. Но опять же, следуя принципу решать проблемы по мере их поступления, я оставила всё Богу и просто делала то, что требуется на сегодняшний день. Поэтому я не скажу, что заметила какие-то особые трудности, проблемы или то, что могло омрачить нашу поездку.
Перелёт был транзитный через Хельсинки, я даже порадовалась этому, потому что я во мне четверть финской крови, и хоть крылом самолёта немного задеть свою кровную родину… Транзиты все прошли без проблем, зря я боялась, по указателям и по ломаному английскому языку можно без проблем добраться до нужного места. В Дублине мы забрали багаж, а дальше — чисто интуитивно. Потому что нам никто не сказал, что будет, и кто встретит. Знали только, что кто-то должен быть. Нашли женщин с табличкой «Русская делегация», они нас отвели к нашей ответственной за группу. Она нас накормила, познакомила с польской семьёй, и мы поняли, что мы в надёжных руках.
Дальше был автобус, насыщенный день, много новых впечатлений. Когда нас привезли в место, где мы будем жить, мы не поверили своим глазам! Нас разместили на ферме, где разводят лошадей, в огромном трёхэтажном доме, принадлежащем местному боссу-миллионеру, очень верующему католику. Нам показали все комнаты, и мы большинство из них заперли на ключ, потому что там столько ценных вещей и сувениров было, что просто глаза разбегались. Детям строго-настрого запретили куда-либо ходить, кроме разрешённых мест. Но мы зря опасались — дни были настолько насыщенные, что мы добирались до дома совершенно уставшие, падали спать, и там было не до баловства детей. Мы были в доме одни, с нами – только сестра Екатерина из Красноярска. Холодильник набит продуктами к завтраку, обеды и ужины были вне дома.
Мы везде всё время были всей семьёй, всё переживали вместе. Старшие дети, конечно, по-разному реагировали на разные события, но мы изначально решили, что или вместе, или никак. Даже когда только думали о поездке, собирались, мы для себя решили, что это время для всех нас, и никто не должен остаться в стороне.
— Расскажите, пожалуйста, немного о вашей семье. Сколько лет вы в браке, сколько у вас детей? Как и где вы живёте?
— Мы в браке 17 лет, у нас 6 детей. Мы живём в Калуге, в своём доме, и это тоже отдельное чудо – то, как он у нас появился. Мы переехали жить в Калугу 10 лет назад из Казахстана. Когда мы приехали сюда, у нас не было никаких сбережений. Где-то 5 лет мы собирали разные справки и документы и получили этот дом как государственную субсидию. И это огромное чудо, что он у нас есть. Мы живём очень скромно, потому что у нас много детей и работает только глава семьи.
— Как семья помогает вам встречать вызовы жизни? Что вы стремитесь передать вашим детям?
— Это очень простые, повседневные вещи. В этом нет никакого пафоса. Семья – это состояние, это то, куда ты возвращаешься, хочешь ты этого или не хочешь. Это твой внутренний и внешний образ жизни. И поэтому семья помогает тебе держаться перед лицом любого вызова. Не знаю, как детям… Они, особенно подростки, по-разному реагируют на эти вызовы. Но мы разговариваем с сыном. Он задаёт какие-то вопросы о вызовах жизни. Я говорю с ним об этом, и вижу, что наши разговоры помогают. В моей семье таких разговоров не было. Поэтому сейчас я всеми силами пытаюсь участвовать в жизни детей. Моя 12-летняя дочь сейчас находится в полном отрицании, в бунте, и любое моё слово воспринимает наоборот. Но, тем не менее, я пытаюсь с ней говорить, даже если это причиняет мне много страданий. Потому что мы семья. Потому что Господь воздействует на сердце, несмотря на трудности. Он не оставляет. Господь – это наша «капсула» на каждый день. Даже если я перестаю это чувствовать, даже если это не чувствуют наши дети, Он, как сказал апостол Павел, «даже если мы неверные, Он пребывает верен». Он от Себя отречься не может. Когда-то Он нам пообещал быть рядом, и Он рядом всегда.
Я не знаю, как лучше ответить на второй вопрос. Мы не баптисты. Мы не ортодоксальные православные, чтобы ходить в платочках, молиться днем и ночью… Но я хочу, чтобы что-то оставалось в их сердцах. Семья помогает мне осознавать, что я несовершенный, грешный человек. И всё, что я могу – это говорить о себе, о своих чувствах, переживаниях, о своём опыте, и пытаться передать то, как я ощущаю Бога, как я ощущаю свою жизнь с Богом. Я очень надеюсь, что Господь взрастит что-то в моих детях. Потому что в отношении с ними я понимаю, что ничего не могу без Бога. Наша жизнь очень разная: эмоции, проблемы, кризисы. Всё это неотъемлемая часть семейной жизни. Поэтому мы можем только уповать на Бога. Мы молимся вместе, иногда делаем по воскресеньям такую «домашнюю литургию», когда можно поговорить и помолиться вместе. Мы молимся перед едой, перед дорогой. Дети просят благословение на ночь и на какие-то дела… Есть какое-то элементарное благочестие, но я уповаю на то, что внутри у них тоже отложится что-то. Потому что благочестие идёт изнутри. Если оно только снаружи, то в нём нет смысла.
— Почему вы ответили «да» на предложение участвовать в этой встрече? Чего вы ожидали и что она дала вашей семье, в итоге?
— Не было конкретного момента этого «да». Нам сказали, что нас выбрали, мы сказали «хорошо», но это был только январь, было ещё полгода до встречи. Потом нам сказали: «собирайтесь, делайте паспорта».
Я никогда ничего не жду, но открыта всему. Если я чего-то жду, обычно это ведёт к разочарованиям. Поэтому я могу лишь открываться всему, что даёт мне Господь сегодня. Главное, что дала нам эта встреча – мы смогли побыть вместе, всей семьей. Этого с нами давно не было. Подростки не то чтобы живут своей жизнью, но всё же они взрослеют, мало чем делятся. Конечно, они помогают нянчить младших и в каких-то повседневных делах, но чтобы вот так провести время всем вместе – этого у нас очень давно не было.
Это было очень здорово: наблюдать за эмоциями младших детей, делиться друг с другом переживаниями. Я не считаю нас какими-то особенными, но это время показало мне, что мы особенные для Бога, что Он нас любит.
— Как вы это открыли?
— Сначала, когда мы подали документы на визу, нам отказали. Это было меньше, чем за неделю до отлета. Ситуация безнадежная. Мне сказали, что апелляцию рассматривают две недели. Я приехала в Москву, чтобы написать апелляцию, попросила помощи у подруг и знакомых. Мне потом сказали, что эта среда была временем, когда за нас заступались и Небо, и земля. В четверг или в пятницу мне позвонили и сказали, что наши визы одобрены, и я могу забрать паспорта. Вот тогда я осознала: мы особенные для Бога. И сестра из общины сказала мне: «Это потому, что вы дети Царя. Ваш отец – Царь Небесный». Я тогда очень хорошо осознала эту причастность. И поэтому сейчас к своей вере я отношусь гораздо глубже. Это не просто «папочка». Это Царь Небесный. Нас любит величайший Царь из всех царей.
— Зачем вообще нужны такие встречи, на ваш взгляд?
— Это не мне решать. Если они есть, значит, нужны. Мне однажды посчастливилось участвовать во Всемирной встрече молодёжи, очень давно, 17 лет назад. И я тоже не задавалась вопросом, нужна ли она. Казалось бы, языковой барьер, никто друг друга не понимает… Но это переживание единства осталось со мной на все эти годы. И в этот раз я пережила примерно то же самое. Они нужны. Нужны, потому что нас, католиков, христиан, не так много. Увидеть других, увидеть это единство Вселенской Церкви – это важно для семей. Христианских семей очень мало. Даже если мы ни с кем не поговорили и толком не поделились собственным опытом, мы осознали, что мы не одиноки, что другие переживают тот же опыт семейной жизни. Это помогает.
— Как проходила работа? Какие темы обсуждались?
— Рабочими языками встречи были английский, итальянский, испанский и французский. Мы столкнулись с тем, что не смогли толком участвовать ни в одной конференции. Потому что мой английский – на бытовом уровне, муж учил немецкий, а дети, которые учат английский и немецкий, конечно, не знают язык в совершенстве. Я пыталась слушать в наушнике итальянский, который тоже способна понять на бытовом уровне. Это сложно, и с этой сложностью столкнулись не только мы. Было очень много немцев, но их язык не включили в работу, поэтому они были недовольны. Та же ситуация была с поляками. Поэтому я не знаю, что где происходило. Всё, что знаю, знаю с чужих слов.
Я поняла общий смысл слов Папы на стадионе «Кроук Парк». В основном, он повторял то, что уже написал в апостольском обращении Amoris laetitia, но было здорово услышать вживую, услышать, КАК он это говорит — нежно, с любовью, но твёрдо.
— Что особенно поразило вас в эти дни?
— Могу сказать о том, что поразило неприятно. Это десакрализация Европы. Нет чувства святого. Как будто сакральные вещи для них – обыденные. Меня это поразило, потому что для меня святое – это святое. В России в понимании этого помогают православные. А в Европе меня задело отсутствие этого понимания.
Например, на епархиальной и на всероссийской встрече семей Месса была каждый день. Она была центром каждого дня. А там этого не было. Нам провели несколько экскурсий, показали интересные места. Потом мы пришли в красивейший храм, и там была вечерняя молитва красивая, как шоу: с арфами, с хором… Как концерт. А мне не хватало Мессы. Я всё понимаю, я умею ценить красоту. Я была впечатлена их богатейшей культурой. Всё, что мы видели, прекрасно. Но если за этим нет Бога, то в нём нет смысла.
Ещё поразили радужные флаги. Это было очень неприятно. Во время наших передвижений по Дублину и встреч с Папой, я несколько раз видела вывешенные на улицах радужные флаги и оскорбления в адрес Папы. Но тут же, на другом доме, много ватиканских флагов. Это очень радует. Когда мы шли пешком в «Феникс парк», около 5 км, на каждый радужный флаг мы встречали три ватиканских. Католики выходили нам навстречу, махали, приветствовали, но все они – престарелые. Католическая Церковь в Ирландии – это Церковь стариков. Все священники тоже пожилые. Если и есть прихожане среднего возраста, то в основном без детей. Это было непривычно, потому что наш храм в Калуге полон детей, в нём есть молодые семьи, молодежь.
Я не была возмущена этими неприятными переживаниями, но отметила про себя, что Церковь переживает трудные времена. Сами ирландцы говорят, что люди охотно шли в Церковь, когда страна подвергалась гонениям. Сейчас же – время достатка, комфорта, вседозволенности, и поэтому никто не нуждается в Боге.
— А что положительным образом поразило?
— Был день, когда мы участвовали в Святой Мессе на ипподроме в рамках трёх дней конференций. В начале Мессы, когда выходила процессия, я отметила, как много было епископов. Меня поразила эта «вселенскость» Церкви, осознание того, что Церковь жива, несмотря ни на что. И это только епископы. Священников было ещё больше!
Мессу служили на сцене под крышей. Там не было какой-то иконы или распятия, чего-то такого огромного, чтобы было видно издалека. Был только экран, который показывал вблизи происходящее. Участвуя в подобных мероприятиях, когда не видно священника и алтарь, я смотрю на крест. Но тут моему взору некуда было упасть, и тогда я стала смотреть на священников, ведь они – Alter Christus. Был дождь, и когда священники пошли раздавать Причастие, волонтёры держали зонт над каждым. После Причастия я увидела радугу над священником, стоявшим ближе ко мне. Это был момент красивый и трогательный до слёз.
Во время Мессы читали отрывок из книги пророка Иезекииля, где он говорит, что Господь заберет у нас сердце каменное и даст сердце новое. Для меня это был знак того, что Он обновляет меня прямо сейчас, обновляет Свой завет со мной, говорит, что не оставит меня. И Евангелие… Здесь, в Дублине, Господь говорит, что зовёт меня на брачный пир, потому что те, кого Он позвал раньше, не пришли. Люди в Дублине не идут в Церковь, и вот, Господь собрал сюда людей из всех стран, всех народов. И Он позвал лично меня, Он хочет видеть меня. Эти чтения звучали через громкоговоритель на весь стадион, как глас Господень с неба. Вместе с этим случаем во время Причастия это меня задело, потому что это была реальность.
Как бы католики ни пытались в будничных, простых, светских словах описать, в чем заключается христианская жизнь, у них это не получится. Потому что жизнь – в этом: Святая Месса, встреча со Христом в Причастии, в Слове Божьем, твоя личная молитва как ответ Ему. Вот жизнь. Другая жизнь – это уже добавка. Если у тебя нет этой основы, остается только светский гуманизм, не больше.
— В опыте семей, которые вы встретили в эти дни, вы нашли что-то для себя, для вашей семьи? Что-то, что вам захотелось привнести в вашу жизнь и проверить?
— Мы живём достаточно активно, поэтому мы больше сами делились, разговаривая со священниками, волонтерами и другими. Ничего нового мы не увидели и не услышали. Дело даже не в языковом барьере. Например, все свидетельства в парке были с переводом на английский. Но всё, что говорили эти семьи, и я так понимаю: как они молятся, как проводят время вместе, про отношение к гаджетам и т.д. Я не услышала ничего нового.
Но я приехала домой с осознанием, что только Бог – моя сила. Без привязанности к кому-либо и чему-либо. Я нуждаюсь в Его участии в моей жизни. С такой мыслью я вернулась. Не скажу, что устроила тут домашний монастырь, что мы начали активнее молиться, но я пытаюсь говорить с близкими о Боге. Да, я грешница, да, иногда мы ссоримся. У нас обычная семья. Среди нас нет небожителей, которые никогда не болеют, не кричат, не обижаются, не плачут, не задевают друг друга. У нас обычная семья. Но, как сказал один святой, христианин отличается от других не тем, что не грешит, а тем, что потом всегда встаёт и идёт дальше. Именно с этой готовностью вставать, желанием вставать, я вернулась из Дублина. Никогда не отказываться от Бога. Это не пафос, это то, что помогает мне жить.
— А вы сами делали свидетельство? О чём вы говорили?
— У нас была одна встреча, она называлась «Христианская семья в России». Участвовали мы, католический священник, православный священник и одна православная семья. Нас попросили просто рассказать о своих трудностях и радостях. Мой муж немного рассказал о нас, о нашем браке и о своём опыте: какие трудности и радости он видит. Я же могу сказать за себя. Моя радость – в Боге, в надежде. Однажды мне сказали: то, что ваш брак освящен в Церкви, благословлен Богом, это и есть надежда. На какую бы глубину вы ни упали, в какой бы яме проблем вы ни находились (а это обязательно будет), Христос будет действовать даже там. Там, где остальные семьи будут рушиться, у любой христианской семьи есть надежда. Венчание – это не ритуал и не долг, это надежда! Для меня радость в надежде.
И ещё одна радость – в детях. Я не считаю себя идеальной матерью. Я иногда не успеваю даже пообщаться толком с детьми. Я много чего не успеваю, но они рядом, они есть, и это радость для меня. Они растут, они шумят, они переживают что-то. Все дни встречи семей я наблюдала за ними, и это была большая радость. Осознание, что они рядом и любят меня такую, какая я есть, — это радость.
Про трудности я бы сказала так. Я не считаю трудностями ежедневные проблемы. Нет денег? Нет машины? Нет возможности что-то сделать? Трудности в распределении времени? Это не трудности, это жизнь. Вообще, у всех людей трудности одинаковые, не только семейные: непонимание, непрощение, нежелание слышать другого, зацикленность на собственных проблемах. Это происходит со всеми. Поэтому у нас в семье те же трудности, что и у всех. Но эти трудности решаемы во Христе. Христос – наша надежда, опора и жизнь.
— Папа Франциск часто говорит, что кризис современного мира — это кризис семей. Что нам нужны святые семьи, крепкие семьи, способные не только передавать веру детям, но и быть свидетелями для всего мира. Вы согласны с этим? Вы встретили такие семьи на встрече в Дублине?
— Я полностью согласна с этим. Это как семья Мартен. Они не делали ничего особенного, жили обычной жизнью. Встретила ли я на встрече такие семьи? Я встретила обычные семьи. Такие, как в наших приходах. Это не значит, что таких семей не было. Просто за эти несколько дней невозможно увидеть глубину.
— Что вы думаете о пастырстве семей в России? Чего вам не хватает? Что сами семьи могли бы предложить Церкви?
— Многого не хватает. В нашем приходе никто не занимается семьями. Была одна встреча в прошлом или позапрошлом году. Священник приготовил конференции, пытался нам сказать что-то. Но это была только одна встреча.
С другой стороны, семьям было бы трудно выбираться на еженедельные встречи, потому что семейная жизнь очень трудная. Но встречи для семей раз в месяц нужны: на злободневные темы, жизненные темы, которые вызывали бы дискуссию, чтобы можно было поговорить, получить поддержку от других семей, увидеть и услышать, что мы важны.
Что касается самих семей, думаю, они могли бы взять на себя ответственность за часть этих встреч, готовить какие-то темы, помогать священнику в подготовке. Или мужья, например, могли бы готовить какие-то встречи для жён. Нужно развивать включенность в мероприятия.
В Дублине было три дня конференций и были подготовлены стенды разных движений. Одно из них устраивает «Уикенды для семей», организованные выходные, выезды на природу всей семьей. Это здорово! Было бы здорово, если бы у нас устраивали что-то подобное хотя бы раз в пару месяцев, чтобы общаться и молиться вместе.
Другое движение – «Маленькие семьи» — это такие небольшие общины внутри приходской семьи, в которых другой для тебя становится семьей, а не просто прихожанином, которого ты даже не знаешь по имени. Они поддерживают друг друга, молятся, проводят вместе время. Это знак большой христианской любви. И это помогает жить. Лично я нуждаюсь в чем-то таком в нашем приходе, нуждаюсь во включенности.
К нам в Калугу священник приезжает только на пятницу, субботу и воскресенье. Поэтому о какой-то деятельности в приходе нужно говорить, начиная с этого. Сначала нужно, чтобы был постоянный священник, а потом уже можно говорить о каких-то регулярных встречах.
Беседовала Анастасия Орлова
Фото: из архива семьи Даршт