Какой вызов бросает нам воскресное Евангелие об исцелении слепорожденного? О важности признания реальности и о симптомах слепоты перед действием Творца размышляет Сергей Сабсай.
Текущая литургическая неделя началась совсем уж парадоксально. Последние Мессы с народом отслужили в Москве, Петербурге и некоторых других городах перед уходом на карантин, точный срок которого предсказать никто не может. И это оказались Мессы одного из двух радостных воскресений посреди Адвента и Великого поста, что служатся в розовом — воскресенья Laetare. Его входной антифон «Laetare, Jerusalem» призывает к радости именно Церковь и именно теперь. И хотя я давно осознал, что Церковь живёт парадоксами, это — явный призыв к осмыслению ситуации: как видим её мы и как видит её Бог. А главное — чего хотим мы и чего хочет Бог, к чему Он нас призывает.
Вслушаемся. «Иисус, проходя, увидел человека, слепого от рождения». Человека, находящегося в беде — не временной, как мы, а неизбывной. Почему? За что? «Не согрешил ни он, ни родители его, но это для того, чтобы на нём явились дела Божии». Причину беды бывает трудно понять человеку. Оказывается важнее, что с ней готов сделать Творец, и чем на действие Бога готов ответить человек. Иисус в этот раз не отвечает на просьбу об исцелении, а проявляет инициативу сам. При этом Он бросает вызов слепцу, его доверию к невидимому Целителю: «пойди, умойся в купальне Силоам», доверши своим доверием, послушанием и действием то, что начато Иисусом. «Он пошёл и умылся и пришёл зрячим».
Как мы ответим на вызов, перед которым оказались? Как много в нас, оказывается, тяги к привычному, пусть даже самому благому и драгоценному – к Мессе. Как трудно принять этот вызов и сделать критерием не себя самого со своими привычками, ожиданиями, желаниями, представлениями о правильном, а непредсказуемую реальность, в которой неожиданным, подчас провокационным образом («плюнул на землю, сделал смесь из слюны и помазал смесью глаза слепому») действует Творец. Между тем слепец, прозревший в купальне Силоам, как раз стойко держится реальности, своего опыта встречи с Иисусом, и она не даёт ему «повестись» на благочестиво-охранительную демагогию, ставящую привычный религиозный порядок выше милосердия к ближнему: «Не от Бога Этот Человек, потому что не хранит субботы». — «Грешник ли Он, не знаю; одно знаю, что я был слеп, а теперь вижу. Это и удивительно, что вы не знаете, откуда Он, а Он отверз мне очи. Если бы Он не был от Бога, не мог бы творить ничего». (Так Папа Франциск неоднократно побуждал: помните свою собственную историю, дела Бога в вашей собственной жизни.)
И ещё один вызов нам — слова Иисуса фарисеям, так уверенным, что они лучше всех знают как надо, потому что готовы исполнять все предписания закона; фарисеям, судящим о возможном и невозможном Богу, заранее запугивающим свидетелей реальности (родителей слепорождённого); фарисеям, столь уверенным в раз данном Откровении и собственной верности ему, что отвергают действие Бога здесь и сейчас: «ты ученик Его; а мы Моисеевы ученики. Мы знаем, что с Моисеем говорил Бог; Сего же не знаем, откуда Он. … Неужели и мы слепы?» — «Иисус сказал им: если бы вы были слепы, то не имели бы на себе греха; но как вы говорите, что видите, то грех остаётся на вас». Уверенность в собственном знании, неготовность признать ограниченность своего видения и понимания реальности приводит к слепоте перед действием Творца, к невозможности принять Его, вечно творящего новое и «обновляющего лицо земли».
С вызовами понятно. Но где же радость? В инициативе и действии Бога, так доверяющего нам, что ждёт от нас ответного доверия и действия. В прекрасном воскресном псалме, который прозвучал опять же про «здесь и сейчас»: «Господь пастырь мой, я ни в чём не буду нуждаться; Он покоит меня на зелёных лугах и водит меня к водам тихим… Если пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мню; Твой жезл и Твой посох — они успокаивают меня».