Автор: «Больше всего хранимого храни сердце
твое, потому что из него источники жизни».
Притч 4,23
Чувства, сердце – его помышления, движения, глубина и край, твердость и мягкость… Эти понятия настолько многократно упоминаются в книгах Ветхого и Нового завета, что невозможно не увидеть, какое значение имеет чувственная, интуитивная природа человека в его отношениях с Богом, миром, людьми, самим собой и во всей истории спасения. Чувства могут вести к Богу, своей мощной первозданной силой бросать человека к стопам Божьим (например, Пс 118,10-16; Прем 1,6; Мф 14, 26-27; Лк 24,32). Но они же часто способствуют уклонению от праведного пути, от блага, даже осознаваемого разумом как таковое (Быт 6,5; 2Пар 12,14; Мф 5,28; Ин 13,2).
Чувства нейтральны сами по себе, нет «плохих» чувств и нет «хороших», хотя мы, христиане, иногда ошибочно можем определять гнев, обиду, страх, одиночество и даже печаль как чувства с негативным значением и приравнивать их к греху. Наверное, так происходит потому, что чувства эти проживать тяжело, неприятно, а также потому, что в христианском обиходе часто звучат лозунги, призывающие христианина быть всегда спокойным и радостным… В идеале, конечно, к этому следует стремиться. Но что делать с сильными эмоциями, возникающими естественным образом в ответ на нарушение наших потребностей и границ? «Гневаясь, не согрешайте: солнце да не зайдет во гневе вашем», — говорит апостол Павел (Еф 4,26), и мы видим в этих словах четкое разделение между чувством и грехом, а также отсутствие запрета на гнев как таковой. Если понять буквально, гневаться (или испытывать другие неприятные чувства) можно до окончания дня (или до другого определенного временного рубежа), но затем от этого нужно освободиться. Но можно ли освободиться от того, в наличии чего человек сам себе не признается? Или, быть может, признается, но не берет ответственности за свои чувства и их выражение, считая, что в них виноват кто-то другой?
«Помыслы в сердце человека – глубокие воды, но человек разумный вычерпывает их» (Притч 20,5). В этой фразе заключено мудрое понимание того, что в глубине своей души (своего бессознательного, если угодно) мы не можем не испытывать реактивных, естественных чувств. Но наша разумная природа дает нам инструменты для того, чтобы исчерпать, «вычерпать» их – то есть осознать, излить, прожить, прочувствовать до конца и отпустить, освободив место для Божьей благодати. Отрицание же и подавление чувств, увы, ведет к лицемерию перед собой, Богом и людьми, к внутреннему рабству, которое в той или иной степени есть в каждом из нас: уже не мы являемся хозяевами своих чувств, но они своей скрытой, но мощной энергией, подобно сжатой пружине, изнутри управляют нами. Человек естественным образом испытывает зависть, гнев, обиду, ревность, но не называет эти чувства, не хочет осознавать, не проживает их телом и душой, в итоге чувства, которые никуда не делись оттого, что подверглись вытеснению, либо толкают человека на безумные поступки, наносящие вред ближнему, либо образуют закаменевший слой, нарост на сердце. И чем более таких наслоений, тем более оказывается погребена под их тяжестью по-детски чистая и творческая часть души – тот самый сотворенный Богом Его образ в нас, и тем больше сердце «окаменевает» (Мк 6,52).
«Если не будете как дети» (Мф 18,3) — что это значит? Возможно, Иисус говорил как раз о нашей удивительной способности к нечестности, перекрывающей пути к Царству. «Я не обижаюсь, потому что обижаться нельзя, и неважно, что творится в моей душе – нельзя обижаться, ведь я христианин». Что же произошло с гневом, обидой, жаждой мести в этом вымученном «прощении»? Они превратились в камень, который при удобном случае полетит в кого-нибудь: если не в самого обидчика, то в другого, более слабого, которого легко осудить, задеть, или – что не менее плохо – в камень, который полетит в себя самого посредством самобичевания, депрессии или физического недуга, болезни. И как прекрасно, когда человек, честно признавая свой гнев, свою ненависть, выражает их телом и всем своим существом так, чтобы не причинить никому вреда, выражает перед деревьями, подушкой, бумагой, боксерской грушей – чем угодно! — и выражаетдо тех пор, пока не станет легче, пока не «вычерпает» аффект или длительное состояние до дна и пока не потекут обильные слезы душевной боли, открывая путь Господу и настоящему прощению, которое может дать исключительно Он.
Что было бы с фарисеями, которых так яростно обличал Иисус, если бы они открыли перед Ним свои сердца, если бы дрогнули окаменелости их подавленных эмоций, и они признали бы перед Ним, что чувствуют на самом деле по отношению к Богу, к людям, к миру? Пусть эти чувства оказались бы неприглядны и постыдны в человеческом понимании, но они открыли бы для них невероятные возможности для исцеления. Может быть, Иисус своим обличением провоцировал их на сильные эмоции, чтобы гнев излился, открыв путь другим чувствам, преобразуя их окаменелые сердца в живые? Но, увы, они молчали и думали только о том, как бы искусить и погубить Иисуса. О себе, своих чувствах, они не думали, как ни странно это звучит! Получается, что наихудшее из возможных зол совершается именно потому, что человек не стремится к самопознанию, а подавляет, отрицает и годами копит в себе то, что чувствует на самом деле (вспомним биографии многих убийц и самоубийц).
Невозможно оставаться бесстрастным, если на ногу упал молоток. Но мы, христиане, ведем себя часто так – «мне не больно, ведь я христианин» — и невероятно гордимся этим! Либо другая крайность – в своих чувствах мы виним другого человека: не «я на тебя злюсь», а «ты меня довел», не «я огорчен», а «как тебе не стыдно меня расстраивать», не «мне надо побыть одному и прожить свой гнев», а «как вы мне все надоели, глаза мои бы вас не видели»… Но как естественен наш Иисус, истинный Бог и истинный Человек, в проявлениях Своих чувств и как достойно и прекрасно проживает их! Он плачет у могилы Лазаря, хотя знает, что смерти нет, и знает, что совсем скоро Лазарь выйдет из тлена живым и обновленным (Ин 11, 33-36). Он плетет бич из веревок и сметает им все вокруг в храме, а мог бы просто сказать благочестивую речь (Ин 2,15). Нет, не мог! Иисус чувствовал гнев и осознавал Свой гнев, его реальность и его справедливость. Также как в эпизоде с исцелением сухорукого, где гнев сменяется скорбью (Мк 3,5), Иисус выражает Свои чувства, дает им дорогу и, «вычерпав» их, приступает к действию – исцелению. Вспомним также страх, одиночество, скорбь и тоску Господа в Гефсиманском саду, где Он не пытается заглушить мучительные чувства рациональными оправданиями, но мужественно, честно, открыто встречается с ними лицом к лицу (Мф 26, 37-38).
Получается, что высшим благом для христианина является такой способ выражения, скажем, обиды, когда обида честно признается (да, я обижен, мне больно, я злюсь и т.д.), обиде дается время и возможность быть прожитой (через слезы, написание письма обидчику, проживание телом – любые способы), обида отдается Богу (да, Господи, я обижен и я хочу простить, но не могу, я бессилен сделать это сам, без Тебя – помоги!), обида отделяется от личности обидевшего, то есть не становится способом осуждения, затаенной мести и неприязни (а это возможно только и исключительно сверхъестественным образом!). Именно так учит нас проживать чувства Священное Писание. И через подобное честное проживание эмоции становятся, по меткому выражению иезуита о. Яцека Прусака, «духовным компасом», поскольку очищают сознание, указывают на следующий шаг для нас на пути к Богу и дают силы для его осуществления.
Господи, помоги мне понять, какие свои чувства я скрываю от Тебя и от самого себя. Дай мне вспомнить ситуации моей жизни, которые отозвались во мне тяжелыми мучительными чувствами, но я их не прожил, я убежал от них в отрицание и свои зависимые действия – бесконтрольное зависание в социальных сетях, просмотр сериалов, заедание, курение, шопинг, пустое многословное общение и сплетни, погрузился в депрессию или переложил ответственность на других (человека, Церковь, погоду, Бога)… Помоги мне, мужественно пройдя через гнев и обиду, погрузиться на дно моей боли, моего страха, моего одиночества и открой мое сердце для проживания этих болезненных чувств в той мере, в какой я смогу выдержать. Я готов идти за этой болью, пусть она, подобно боли родовой, приведет меня к Рождению в моей душе Тебя. Погрузившись в свою боль, я отдаю ее Тебе, Совершенный Врач, я предаю всего себя в Твои руки. Пусть моя боль станет колючей соломой Твоих яслей, обжигающей прохладой зимней ночи, естественным запахом хлева, протянутыми к Тебе грубыми руками пастухов. Во всё это Ты пришел и всё это преобразил Собою. Прожив боль и выйдя из нее, я хочу стать чище, мягче, тоньше, я хочу стать живее в Тебе и с Тобою, мой Господь. Я действительно хочу, чтобы Твое Рождество совершилось в моем сердце – сейчас и навсегда.