С чего начинается Месса
Видели шествие Твое, Боже, шествие Бога моего, царя моего во святыне. Впереди шли поющие, позади играющие на орудиях, в середине девы с тимпанами. (Пс. 67: 25-26)
Если бы не эти подозрительные девы с тимпанами, то строки из псалма безошибочно бы подсказали, о чем пойдет речь сегодня: о начале Мессы и о входной процессии.
Если верить историкам литургии, первые христиане начинали богослужение непосредственно с чтения Священного Писания. И это им, как ни странно, удавалось. Едва ли в древности люди отличались какой-то необычной дисциплинированностью, но почти наверняка относились к происходящему с большей серьезностью. Тем не менее, думаю, что не единожды пресвитерам и старейшинам приходилось возвышать голос в собрании и восклицать: «Мужи братия! И жены! И жены особенно! Да-да, и там в углу тоже! Что я вам сделал, что вы такие буйные сегодня! Ну, пожалуйста, давайте уже успокоимся и начнем!».
С этим древним обычаем (я имею в виду, конечно, начало литургии без вступительных обрядов, а не увещательные призывы священников к народу) мы встречаемся сегодня в богослужении Страстной Пятницы, когда за краткой молитвой священника сразу следует чтение из пророка Исайи. Это должно очень ясно напоминать, как реализуется слово Господа о том, что «Где двое или трое собраны во имя Мое, там и Я посреди них» (Мф. 18:20). Иисус не дожидается момента, пока мы придем в должное «церковное расположение духа» и изобразим на лицах выражение готовности встретиться с Тайной. Он сразу же присутствует с общиной, собравшейся в одном месте и с одной целью, и в Духе Святом молится Отцу, не дожидаясь, пока мы начнем произносить слова молитвы. Он не начинает действовать после данной нами команды: напротив, вся литургия и наша молитва становится возможной благодаря Его присутствию среди нас.
Тем не менее, самый догадливый (или наименее терпеливый) епископ, пресвитер или диакон, или просто приходской рационализатор догадался, что настроить народ на молитвенный лад будет гораздо проще с помощью некоего знакового действа. Новомодный обычай торжественного начала литургии распространялся в IV – VI веках из Рима, где любой желающий мог перенять опыт торжественного богослужения с участием Папы.
Папа шествовал по улицам Вечного города к одной из базилик, перед ним несли семь светильников и кадильниц, вместе с ним шло местное и приезжее духовенство, а также группа певчих (schola cantorum), в общем, торжественно, многолюдно и весело. Приезжавшие из римской командировки клирики сразу же по возвращении в родной приход решали, что неплохо бы и здесь устроить что-то подобное, пусть и с меньшим размахом.
Итак, с эпохи Средневековья началом Мессы считается входная процессия, движущаяся к алтарю. Степень ее торжественности, длина и маршрут зависели и зависят от условий конкретной общины: присутствия епископа, количества сослужащих священников, наличия министрантов, в конце концов, от величины храма и вкусов настоятеля…
Но, даже если в маленькой-маленькой часовне служит Мессу очень одинокий и всеми покинутый священник, и в два шага пересекает пространство от ризницы до алтаря, его выход – это тоже процессия, и означает она ровно то же самое, что и торжественный вход Папы в собор Святого Петра.
Большинство из нас привыкли, что перед появлением процессии (или священника) звонят в колокольчик. Но, как я уже сказала, Мессу начинает не звонок, а процессия. Звонок же имеет чисто техническое значение: «сейчас начнется». Современный звонок – внук (или даже правнук, если колокольчик совсем маленький) больших колоколов, висевших на могучих средневековых колокольнях. Помните, в классических французских романах всегда есть фраза: «до его слуха донеслись удары колокола, созывавшего народ к Мессе». Так вот, наш колокольчик делает то же самое.
А еще в момент выхода процессии начинает звучать музыка и пение (ну, или только пение… ну, или почти в момент выхода…), в котором призвана участвовать вся община. Совместное пение помогает нам чувственно пережить то, что уже существует в действительности: мы – единое тело, мы говорим «едиными устами», мы – Церковь. Надеюсь, Господь, претерпевший в своей жизни много страданий, претерпит (и еще не раз) наше нестройное пение; а вот надменное молчание нас же самих лишает прекрасной возможности пережить единство с мистическим Телом Христовым. А что касается нестройности и фальшивых нот… это напоминание о том, что мы еще далеко не хор ангельский, мы – всего лишь человеки, а Господь все-таки посреди нас.
Процессия движется к алтарю по центральному проходу храма, проходя через всю общину верных: точнее, процессия выходит из среды народа Божьего. В фигуре пресвитера, таким образом, сочетается царственное священство, которым обладают все верующие, и священство служебное, плод Таинства. Одно и другое соединены в нем в абсолютно равном соотношении, в таком же неразделимом равенстве, в каком во Христе соединены человеческая и божественная природа. Видеть в священнике лишь посланного свыше небожителя – или, наоборот, лишь должностное лицо общины означает, в конечном счете, искажать не только значение таинства священства, но и тайну вочеловечения Христа.
Впереди процессии несут крест. Конечно, это означает первенство Распятого в совершении нашей молитвы, и наше намерение следовать за Ним и к Нему через Его Крест. Но процессионный крест – это еще и знамя, символ победы Христа, поднятое над христианской общиной с тем же победным вызовом, с каким понимали над собой имперского орла римские легионы.
В процессии несут также свечи. Они напоминают о том, как Господь в столпе огненном шел перед Израилем по пустыне, а также символизируют новый огненный столп – свет Христов, восходящее Светило. Если есть столп огненный, то должен быть и столп облачный… Что у нас дымит? Правильно, и кадило! (больше о его значении я расскажу чуть позже). Торжественно выносят Евангелие – Христос приходит к нам в Своем слове. Замыкает процессию целебрант – священник или епископ, предстоящий в этот день на литургии.
Анастасия Паламарчук